Сага о бескрылых (СИ) - Валин Юрий Павлович - Страница 29

— Можно, — согласился Укс. — Но это баловство господин Аннисис настрого запретил. Не время сейчас плоть тешить.

— Да от кого убудет? — поддержал товарища Гиос. — Интересно ж глянуть. Заставь ее, поглядеть охота.

— Не, не положено, значит, нельзя. Я приказ нарушать не стану, — строго сказал Укс.

Товарищи уговаривали, помалкивающий Зикос выразительно морщился, потом сказал что даркша вообще не жрица — плоть тешить недостойна, и демонстративно вышел.

Со двора он заорал почти сразу. Шпионы рванулись из дома, Укс тащил за собой на веревке сонного оборотня.

Стояли у отхожего, смотрели как покачивается удавленник. Оборотень натягивала привязь, хныкала и пятилась, — боялась мертвецов.

— Да как же он? — с ужасом пробормотал Зикос. — Ведь грех перед Словом.

— Похлебка, видать, в мозг ударила, — предположил Скат и покосился на десятника. Укс и глазом не повел, потрясенно глядел на мертвеца. Насмешливо поскрипывала веревка, качались сапоги в дыре…

Покойника перекинули через забор, оттащили подальше, раздели и оставили среди могил.

Спали вполглаза. Укс злился на безмятежно посапывающую оборотниху. Все-таки выждать нужно было. Ну куда они денутся, братья-шпионы? Теперь вот Ската как-то убирать — догадливый ублёвок.

В успокаивающей близости кладбища прожили три дня. Гиос дважды водил посмотреть на царя. Первый раз получилось неудачно: боевая колесница и полдюжины всадников пролетели мимо слишком быстро, зато второй раз, на площади смогли рассмотреть царя Трида вполне детально. Лоуд смотрела с любопытством, на Укса царь особого впечатления не произвел: прибавить тысячнику Аннисису с десяток лет, объема брюха и седины — то же самое получится. Что изменится, если Хиссисом станет править растолстевший Аннисис, не очень-то понятно. Ну какая разница? Логос-созидатель прибывал в явном недоумении.

Шпионы шныряли в лагерь Храмового воинства, доносили о событиях в городе. Доносителей, вероятно, хватало: кроме группы Ската, в городе имелись сотни миссионеров и просто истовых почитателей Слова. Похоже, пока царь Трид начинать настоящую войну и не рассчитывал: воины охраняли лишь царский дворец. Ходили слухи о заключении взаимовыгодного мира, пусть Хиссис и потеряет часть власти, но проливать кровь себе дороже.

За десятником и оборотнем все время присматривал кто-то из верных Слову шпионов. Укс не слишком беспокоился: уйти не представляло труда. Иное дело — куда идти и что делать. Десятник все тверже убеждался в мысли, что Логосу-созидателю мир в городе абсолютно не интересен…

…Палочка выходила на загляденье: ровная, длиной с руку, в меру легкая, приятная на ощупь. Укс ласково заглаживал поверхность, часто подтачивая лезвие ножа на камне. Скат, потоптавшись у ворот, подсел. Кивнул в сторону дома:

— Не убежит?

— Мой узел развязать ей ума не хватит. Да и куда ей, ублёвке тупой, бежать?

— Оно конечно, — Скат обстоятельно прочистил нос, вытер пальцы о штаны. — У меня к тебе, десятник, дело есть. Малость щекотливое, но ты парень умный. Сюмболо от нас далеко, Храм уж не тот стал, доброго нэка уже не делают…

— Как не делают? — удивился Укс. — Мы ж без него не живы станем…

— Ну, не то чтоб совсем не делают. Пока хватает, сегодня вечером не обделены будем. Но в целом, послушал бы ты меня. Надо как-то без Храма нам пожить…

— Э, да ты, никак, проверяешь? Я Святому Слову всей душой…

— Все верно! Да и как иначе можно? Думаешь, я иное помыслить могу? Да ни в жизнь. Но Мудрейший нас учил вглубь вещей смотреть. Будет ли Храму худо, если братья чуть богаче станут?

— Братья богатеют — Храм богатеет. Ну, или наоборот. Так учил нас Мудрейший.

— Именно, — Скат вновь вдумчиво занялся носом. — Почему бы нам и не стать теми братьями, что будут чуть богаче? Твой дарк нам поможет и греха в том не будет.

— Ну, если греха не будет, — неуверенно согласился Укс, — то отчего ж не попробовать?

— Вот и я говорю, — коренастый Скат опасливо оглянулся на дом. — Не слышит, тварь-то?

— Да спит она днем. Даркова кровь, ленивая.

— Ну и ладно. Есть в царском дворце комнатки потайные…

Укс слушал и удивлялся. Люди — дрянь известная. Но дерьма в них поистине неисчерпаемые запасы, всегда что-то новенькое придумают.

Десятник выслушал, согласился что дело стоит обдумать, за грядущий успех сделали по глоточку нэка. Укс еще малость пошлифовал палочку и пошел в дом. Оборотень лежала грудой мяса под плащом, сопела носом.

— Слышала? — вполголоса спросил Укс.

Оборотень приоткрыла глаз:

— О серебре-то? А нужно нам столько?

— Вряд ли. Не утащим. Но идея у вора лихая. Вот только краски алой в ней маловато…

— О, да ты, хозяин, прямо в суть зришь, — Лоуд сбавила в объеме, приподнялась — голое плечико выскользнуло из-под плаща. — Что задумался? Иди, отдохни. Нэк был, плоть хочет.

Укс прошелся по земляному полю, буркнул:

— Обойдусь. Подумать нужно.

— Понятно. А если я крылья отращу?

Иногда десятник двигался очень быстро — вскочить оборотень не успела — мощная оплеуха чуть не оторвала ей голову. Лоуд оглоушено тряхнула светловолосой башкой — сама уже стояла на коленях, приготовленный нож блеснул у бедра. Оскалилась:

— Припёрок сраный!

Укс молча указал острием выхваченного кинжала на ее рот. Оборотень опустила нож, утерла окровавленную губу.

— Ладно. Поговорить бы, а, хозяин? Потом забьешь или прирежешь, но поговорить-то пора. Ой как пора.

— Говори. Но лишнее не трожь, — десятник вернул кинжал в ножны.

— Лишнее? — Лоуд задумчиво потрогала кончиком языка вспухающую губу. — А было у нас лишнее, а, дарк? Нет, ошейник я чувствую и он меня бесит. Но кое-что былое я бы вернуть не отказалась. Ты зачем от своего отказываешься, а, Укс? Ну, или как там тебя истинно зовут?

— Твое какое дело? Что было, то прошло.

— Ты зубами не скрипи. Я не из надоедливых, но уж разок одолжение ты мне окажешь, выслушаешь. Мы с тобой кое-что потеряли, и недурно бы то потерянное вернуть.

— Заткнись! — процедил Укс

Оборотень с внезапной яростью отшвырнула в его сторону нож:

— На! Прирежь. Кто еще тебе дело скажет?

Десятник, отбивший нож сапогом, молчал. Лоуд ткнула в его сторону пальчиком со сверкнувшим рубином колечком:

— Ну, снизойдешь?

— Один раз.

— И то счастье.

— Только шмонду убери. Не выношу. Тетку ту давай.

— Эстет, ты, хозяин, однако, — оборотень ухмыльнулась — сидела уже в обличии той бабы без возраста, вполне одетой, коротковолосой.

— Пустое болтать будешь, заскучаю, — предупредил Укс, опускаясь на корточки.

— С тебя станется. В осла упорно рядишься. Суть-то в чем? Не веришь никому, согласна, я тоже не из полных дур. Но в одиночку трудновато. Людей давить мы приловчились, надо бы и о будущем подумать.

— О чем?

— У, взгляд-то какой. Не сверкай. Мир чистить — занятье веселое. Мне нравится. Но найти да вернуть себя я тоже хочу. Любопытно мне, откуда взялась, да кем была. Имею право на такую роскошь? И что тебе интересно найти, я догадываюсь…

— Язык придержи.

— Вон он — нож. Укоротишь ублёвке язык, ты ловкий, справишься. Но все равно скажу: чего заранее от шанса отказываться? Есть такое слово — шанс! — слыхал? Получится — хорошо, не выйдет — что ты теряешь?

— Полным ющецом себя чувствовать? Не будь дурой, кое-что вернуть невозможно.

— А я вот что-то такое пытаюсь вспомнить, — задумчиво прошептала оборотень. — Тебе интересное. Что-то было…

— Что несешь? Не бывает такого.

— Так я точно не помню. Вру, значит? — оборотень глянула в глаза Уксу — зрачки у нее были черные, огромные, истинно дарковские.

— Нет. Не врешь, — неохотно признал Укс. — Но как можешь говорить, если не помнишь?

— А вот так и говорю. Помоги мне себя вспомнить, расскажу. И не сомневайся, жопу медом обмазывать не буду. Без вранья скажу, как есть.