Восстание (СИ) - Бредвик Алекс - Страница 24

Я оказался зажат между остатками корпуса и металлическими перегородками салона. Выбраться можно было попытаться, но это займёт точно много времени. Всматриваясь в щели, которые были когда-то большими окнами, я попытался рассмотреть окружение. Но что можно увидеть в бесконечной пустыне через сантиметровую полосу шириной? Верно, песок. Вот его-то я и видел.

Когда я начал предпринимать попытки к освобождению, то первые движения оказались вялыми. Мышцы были дубовыми, если не каменными. Но со временем я смог привести хотя бы руки в нормальную форму, благо, они у меня были ничем не зажаты, и я ими мог двигать в остатках свободного пространства.

Сначала я постарался отодвинуть металл, который зажал моё туловище с моей «лицевой» стороны. По всей видимости, это были остатки приборной панели транспортника, так как они шли изгибом от пола, который по ощущениям казался сейчас потолком.

Возился я, наверное, с полчаса точно. И стоило мне только отодвинуть приборную панель, с этим я угадал, как я тут же соскользнул из сиденья, ударившись головой о потолок, который сейчас был ближе к земле, точнее, песку. Ощущения меня не обманули, машина в конечном итоге оказалась вверх тормашками. Дальше я попытался освободить единственную дверь в кабину водителя. Лучше я ничего не смог придумать, кроме как попытаться выбить её ногой.

После первого удара ничего не произошло, после второго что-то где-то скрипнуло и покорёжилось, после третьего кто-то начал стонать по ту сторону перегородки. Это меня сильно удивило. Если учитывать состояние кабины водителя, то машина точно в хлам. Даже я отрубился. Как еле живой профессор вообще смог выжить? Однако интересный он человек.

Я начал стучать активнее. Нужно было уточнить несколько моментов, прежде чем Хендмейн окончательно умрёт. Он хоть и фигурировал в моём списке как одна из целей, но он смог в один момент пробудить мою любознательность.

Этот человек меня когда-то знал, наверное, я был в этом не уверен на все сто процентов, но всё равно было ощущение, что он меня знал, не просто же так он ко мне заходил несколько раз и без охраны… вот только под пеленой злости я не хотел ничего спрашивать, играл в дурочка, что, в принципе, верно. Но всё же… Нужно успеть многое у него узнать!

Дверь сломалась удара с тридцатого. Точнее, я не могу сказать, так как после услышанного мною кряхтения, я начал особо активно выбивать искорёженную дверь. Вылетела она с сильным грохотом, ибо вышло так, что корпус в той стороне начал как-то подозрительно изгибаться.

Выползая ногами вперёд, я постарался как можно быстрее выбраться из плена, но броня, в которой я всё ещё был, за что-то зацепилась при первой попытке. Замкнутое пространство не особо хорошо влияло на затраты моего времени, так как двигаться было не особо удобно. Но, в конечном итоге, я смог расстегнуть все ремешки, что удерживали мою броню и выскользнуть из неё.

Обидно, конечно, что такое ценное приобретение теперь там останется, но что поделать. Лезть в ломающуюся кабину мне как-то не хочется. Если меня зажмёт, я оттуда не смогу выбраться. Стоять было несколько непривычно, не знаю, сколько я провисел вверх ногами, но отсиживался я в нормальном положении для своего вестибулярного аппарата минут пять точно. И за эти пять долбанных минут я мог столько узнать от профессора!

Когда перед глазами всё перестало кружить, я на четвереньках подполз к приоткрытому, но хоть целому, пассажирскому отсеку и пролез внутрь. Профессор лежал в немного неестественной позе. Его правая нога была выгнута в колене в обратную сторону, правое лёгкое было пробито торчащим из потолка штырем. А ещё добавить оторванную ранее руку и вмятую грудь… он — монстр. Выжить при таких обстоятельствах после аварии — чудо. Но он явно долго не проживёт.

Добравшись до него, я несколько раз ударил его по лицу ладонью, чтобы попытаться привести в чувство. Я не рассчитывал на то, что это получится, но профессор тут же пришёл в себя и уставился на меня полными боли, злости и жалости глаза. Я сначала аж растерялся, но потом у меня перед левым глазом появилось сбоящее, но хоть более-менее читаемое, сообщение от чипа.

Поступил… прос… на… ысле-связь!…праши…щий… Хен… мейн.

Не принимать его было глупо. Говорить он не сможет, что видно по его сломанной челюсти и почти полному отсутствию зубов. Но из-за сбоящей системы я смог принять запрос, наверное, раза только с пятого, так как система просто не могла понять мои направленные мысли.

— Никогда бы не подумал, что такое вообще произойдёт… — усталым голосом передавал он свои мысли. — Ты прости старого дурака за то, что он стал таким мерзким чудовищем… ведь в экспериментах даже дети были…

— Что было, то было, — ровным и спокойным тоном сказал я, постаравшись вспомнить голос из своей прошлой жизни, которую я почти не помню. — У меня к тебе есть вопросы, на которые мне очень сильно нужно узнать ответы.

— Не знаю, сколько ещё продержатся наркотики, тонизирующие мой организм, — с каким-то смешком сказал он, после чего добавил. — Ну ты спрашивай, а я постараюсь ответить.

— Начнем с простого. Ты как-то раз, когда я был в полубреде, упомянул имя — Эндрю. Кто это такой?

— Эндрю Энджело, — сказал профессор так, словно это должно было что-то прояснить, но потом он издал мысленный выдох, от которого в реальности очень сильно начал кашлять. — Чёрт… А больно дышать с проткнутым лёгким…

— Не уходи от темы, — переживание в моём голосе хоть и не было, но я знал, что Хендмейн знает, что я чувствую. — Времени у тебя нет. Это я неизвестно теперь сколько проживу после ваших экспериментов.

— Ты прав. Моих экспериментов… — он это сказал с такой виной, что стало аж жалко его. Но он в любом случае — труп, этого уже никак не изменить. — Эндрю Энджело — твой школьный друг, сейчас, по моим данным, он должен быть где-то на юго-востоке этого континента на временной базе для экспериментальных боевых костюмов. Там и его сын, которому ты помог устроиться в институт. Это было лет шесть назад… ты тогда был в отпуске… еле тебя Академия отпустила…

— Не помню таких, но постараюсь найти, — я старался быть непробиваемым… но даже знание таких железно-бетонных фактов о моём прошлом мне не помогло вспомнить. Просто эти воспоминания исчезли и их больше не вернуть. Надо с этим смириться. — Теперь другой вопрос. Если ты так сожалеешь, что проводил эти эксперименты, то зачем вообще начал это делать?

— А твою семью правительство брало в плен? — даже с таким букетом эмоций в глазах профессор смог посмотреть на меня с укоризненным уколом. Тут же я почувствовал себя каким-то студентом, который провинился перед столь уважаемой личностью.

— Я не помню свою семью. У меня её отняли вместе со всеми воспоминаниями! — я аж начал кипеть. Я старался сдерживаться, но контроль эмоций мне явно давался плохо.

— Вспыльчивый, как и всегда… — Хендмейн прикрыл глаза, а в его мыслях временно воцарился покой. Он явно что-то вспоминал из своего прошлого, что меня начало ещё больше злить. Но он мой путь к памяти, та нить, которая вот-вот оборвется.

— Ты так и не ответил на поставленный вопрос, — вырвал я его из нирваны, взбудоражив его умирающий ум. — Зачем ты начал проводить эти эксперименты? Сколько людей точно погибло из-за твоего больного ума?

— Я тебя ещё раз тогда спрошу, твою семью когда-нибудь правительство брало в плен? Грозилось убить её или что-то подобное? — этот вопрос почему-то выводил меня из себя, но сейчас до меня дошло.

— Причина понятна. А что с последствиями? — второй вопрос он мне так и не раскрыл, а мне надо было знать. Я даже чип настроил на запись, чтобы, если что, было вещественное доказательство вины правительства.

— Под моей ответственностью было население трёх городов и их близ лежащих районов, — начал профессор объяснение. — Родианопль, Ториград, Вориволь. Примерно около пятнадцати миллионов человек. У меня лично было более пяти сотен помощников, и на всех правительство имело крючок, из-за которого люди были вынуждены были работать в рамках эксперимента. С вашим городом, у которого даже названия не было, только цифра, так как город экспериментальный и единственный… обошлись хуже всего.