Возмездие - Нуребэк Элизабет - Страница 40

К счастью, я вовремя сообразила и попросила Якоба забрать то, что успела упаковать после похорон мамы. Часть фильмов я сложила в контейнер и поставила в подвал, так что рассказала ему, где все это найти. Если бы я этого не сделала, у меня бы сейчас ничего не осталось.

Контейнер стоит возле боковой стены вместе с двумя большими коробками. Для начала я вытаскиваю одну из них на середину помещения и открываю. В первой лежат мои ноты: Шопен, Моцарт, Дебюсси. Многие произведения я помню наизусть. В изоляторе я раз за разом играла свои любимые отрывки, пробегая пальцами по невидимым клавишам, а музыка звучала во мне. Но в Бископберге перестала этим заниматься.

Ты это делала ради себя или ради нее?

Эту мысль я оставляю без внимания и начинаю перелистывать вырезки из газет с фотографиями нас с Кэти на сцене.

Солнечная девочка сияет.

Документальный репортаж, сделанный у нас дома, интервью с Кэти о том, каково это — сочетать карьеру с материнскими обязанностями. Мне тоже пришлось отвечать на вопросы, и нас сфотографировали вместе. На развороте я вижу сцену из пьесы, где тоже играла одну из ролей.

В другой коробке лежат памятные предметы моих первых лет жизни: мишки, старые игрушки, детские фотографии. Одна выпадает из стопки и плавно опускается на пол. Я поднимаю ее и вижу нас с Микаэл ой: я качаю ее на качелях на нашей даче. Солнечный летний день, две беззаботные девочки с комариными укусами на ногах. Простое и бесхитростное время, когда мы могли лежать на одеяле, смотреть на облака и ощущать всю полноту жизни.

Поднявшись, я обвожу все взглядом. Это последние остатки Линды Андерссон. А что здесь делаю я?

У меня не было четкой цели, когда я отправилась вчера в музей Кэти, я даже не понимаю, зачем мучила себя всем этим. Вопросов все время больше, чем ответов.

Алекс убил Симона. Я знаю, что он это сделал. Но почему? Что такого произошло в ту ночь, что заставило его зайти так далеко?

Все не сходится, и я понятия не имею, каким путем двигаться, чтобы доказать невиновность Линды Андерссон.

Я уже собираюсь положить фотографии обратно в коробку, когда на глаза попадается игрушечная собака с черно-белой шерстью и красным поводком. Сейчас в ней нет батареек, но в моем детстве она могла лаять и ходить, если нажать на кнопку. Я обожала эту игрушку, когда была маленькой, и часто брала ее с собой на прогулку.

Подняв собаку на руки, я вспоминаю, как мы с Микаэлой ссорились из-за нее. Сестра сердилась, что я не даю ей поиграть, но она обращалась с собакой слишком грубо, буквально тащила за собой, не давая ей ходить самой, И отказывалась слушать меня, быть осторожной, кричала и вопила, так что в конце концов мне попадало, и я вынуждена была отдать ей игрушку.

Микаэла всегда стремилась завладеть тем, что принадлежало мне.

Когда мы стали старше, она часто повторяла, что ей хотелось бы прожить жизнь за пределами сцены и сочувствовала, что мне приходится столько всего выносить. И, хотя в детстве она отказывалась петь и участвовать в наших номерах, все равно завидовала, когда мне доставалось внимание. Ее приступы ярости ничем нельзя было снять.

Во время премьер и гала-представлений меня мучила совесть, что я стою с мамой на красных коврах, в то время как Микаэла сидит дома. В подростковые годы мы почти не общались, а если Микаэла и навещала нас с мамой, то всегда была сердитая и язвительная.

Она и сама говорила, что хотела бы стать Солнечной девочкой. Прожить ту жизнь, которой жила я.

И в каком-то смысле это с ней сейчас происходит. Она — единственная дочь Кэти, может свободно распоряжаться наследством нашей знаменитой матери. К тому же она вышла замуж за мужчину, в которого я была влюблена.

Мне казалось, что я потеряла Микаэлу, когда мне вынесли приговор, а второй раз — во время того ее приезда в Бископсберг. Осознать, что на самом деле я потеряла сестру давным-давно, оказалось тяжелее всего.

Когда я закрываю коробку, в глазах у меня жжет. Забрав с собой контейнер с фильмами, я выхожу из склада.

Выйдя из Бископсберга, я стала искать в интернете информацию об Алексе и его жизни с Микаэлой. Выяснилось, что это совсем не сложно. Народ все рассказывает о себе в социальных сетях, и Микаэла не исключение.

У меня же мысль о том, чтобы постоянно сообщать миру о каждом своем шаге, вызывает только стресс. То, что я делаю, не важно и не интересно посторонним. Но моя прежняя личность наверняка думала бы иначе. Линда Андерссон вела бы себя точно так же, как Микаэла. Если у тебя есть успешная и внешне прекрасная жизнь, почему бы не выставить ее напоказ? Если никто не видит твоего счастья, существует ли оно вообще? Алекс совсем не пользуется социальными сетями, а Микаэла вот уже несколько лет ведет блог, в котором пишет до сих пор. Просматривая ее старые посты, я узнала, что они переехали в прекрасный белый деревянный дом на Лидингё четыре года назад — через год после рождения первой дочери, Эльвиры.

Я попыталась вспомнить, чем занималась тогда, но время в исправительном учреждении — серая масса дней, которые все на одно лицо.

До переезда они жили в районе Седермальм, рядом с площадью Нюторгет, в собственной квартире площадью в девяносто пять квадратных метров, и Микаэла очень переживала, что ей пришлось уехать из центра. Но им нужна была жилая площадь побольше, и она ни разу не пожалела о том, что перебралась в дом.

Потом родился второй ребенок, Тео. Они обустроили чудесную детскую, одновременно переделав комнату Эльвиры из комнаты младенца в комнату девочки.

В блоге она также делится своими профессиональными успехами, показывает интерьеры, дизайн которых создавала, мебель, которую разрабатывала вместе с выдающимися дизайнерами. У нее прекрасный вкус.

Пару раз она пишет о папе и о том, как трудно быть взрослым по отношению к собственному родителю. Моментов просветления у него не бывало давно, и при посещении ей очень больно, что она не может до него достучаться. Обо мне она нигде не упоминает.

Бесчисленные часы я листала поток фотографий Микаэлы в социальных сетях, который может убедить кого угодно в том, как прекрасно проходит ее повседневная жизнь с Алексом и семьей. На детях трендовая одежда, дом красив и ухожен, они прекрасная пара. Не так много новых постов появилось с лета, когда они отправились в долгожданный отпуск на винную ферму, снятую в Провансе. Помимо этого, они провели две недели на западном побережье, а потом еще пару дней в домишке в горах на самом севере страны.

В этом маленьком домике мне тоже приходилось жить. Когда мы были детьми, то обычно отмечали там Рождество. Это было все равно что оказаться в каком-то другом мире. Белый чистый снег повсюду, поднимавшийся высокими горами по обе стороны от расчищенных дорожек. В них мы с Микаэлой строили пещеры и снежные крепости и играли до посинения, а потом пили горячий шоколад. Помню вершины гор и долины под черным бархатным куполом, тяжелую торжественную тишину величественного ландшафта. Но все это происходило давно. Память приукрашивает реальность, как ее приукрашивают и фотографии Микаэлы. Великолепная жизнь, представленная в соцсетях, — всего лишь фальшивый фасад. Их ссоры дома по вечерам демонстрируют другую ее сторону.

Лестница скрипит под ногами, когда я поднимаюсь на спальный чердак. Лежа на спине, рассматриваю последнее фото. Это портрет дочери Микаэлы и Алекса — внизу написано, что ей скоро исполнится пять лет. Эльвира — копия Микаэлы в этом возрасте. Длинные темные волосы и зеленые глаза.

Сколько раз я мечтала, чтобы у меня был этот магический цвет глаз вместо водянисто-голубого! Может быть, тогда папа любил бы меня так же сильно, как Микаэлу — или что в ней еще такое было, за счет чего они были так близки? Разумеется, это объясняется тем, что у нас такие непохожие характеры.

Жизнь, которой живет сейчас Микаэла, должны была быть моей. Я завела бы собственных детей, видела бы, как он растут, качаются на качелях в Фэрингсё. А я лежала бы на газоне, глядя на проплывающие мимо облака. Я повела бы их за гостевой домик, а потом через лес к мосткам и рассказала бы им про щук в тростнике. Но я не могу этого сделать: детей у меня нет. У меня нет ничего. Двое племянников даже не подозревают о моем существовании.