Триптих - Фриш Макс - Страница 58

Анна. Канделябр.

Айзенринг. Отчего же вы его прячете?

Бидерман. Тащите сюда!

Анна. Господин Бидерман сами сказали…

Бидерман. Я сказал: тащите сюда!

Анна ставит канделябр на стол.

Айзенринг. Зепп, ну что ты на это скажешь? Имеют канделябр и прячут его! Чего еще твоей душе угодно? Серебро, а на нем свечки… Спички есть? (Шарит у себя в карманах.)

Шмиц. У меня? Нет. (Шарит у себя в карманах.)

Айзенринг. К сожалению, у нас в самом деле нет спичек, господин Бидерман.

Бидерман. У меня есть.

Айзенринг. Давайте их сюда!

Бидерман. Да я сделаю, сделаю. Вы не беспокойтесь. Я сделаю. (Зажигает свечки.)

Бабетта. Так что этот господин хочет?

Анна. Я его не понимаю, мадам. Говорит, что он не может больше молчать, и ждет в прихожей.

Бабетта. Он что, хочет с глазу на глаз?

Анна. Да, и потом он все хочет что-то разоблачить.

Бабетта. Что?

Анна. Не могу попять, мадам, хоть он мне сто раз это говорил; говорит, он хочет отмежеваться…

Горит много свечей.

Айзенринг. Совсем другое впечатление, верно, мадам? Candlelight.[4]

Бабетта. О да.

Айзенринг. Главное — создать атмосферу.

Бидерман. Вот видите, господин Айзенринг. Я очень рад…

Теперь горят все свечи.

Айзенринг. Шмиц, не чавкай!

Бабетта (наклоняется к Айзенрингу). Оставьте его!

Айзенринг. У него жуткие манеры, мадам, я прошу прощения: мне так неудобно. А откуда ему их было взять! Из угольщиковой избушки в сиротский дом…

Бабетта. Я знаю!

Айзенринг. Из сиротского дома в цирк…

Бабетта. Знаю!

Айзенринг. Из цирка в театр.

Бабетта. Ах, вот этого я не знала…

Айзенринг. Дороги жизни, мадам, дороги жизни!..

Бабетта (Шмицу). В театре вы тоже работали?

Шмиц грызет ножку гуся и кивает.

Где же?

Шмиц. Сзади.

Айзенринг. Притом он такой способный; вы уже видали, как Зепп изображает духа?

Шмиц. Только не сейчас!

Айзенринг. Почему же не сейчас?

Шмиц. Я всего одну неделю проработал в театре, мадам. Потом он сгорел…

Бабетта. Сгорел?

Айзенринг. Ну не ломайся!

Бидерман. Сгорел?

Айзенринг. Не ломайся! (Развязывает скатерть, служившую Шмицу салфеткой, и набрасывает ее ему на голову.) Давай.

Шмиц, закутанный в белую скатерть, встает.

Пожалуйста. Ну что, скажете, не похож на духа?

Анна. Мне страшно.

Айзенринг. Лапочка! (Обнимает ее.)

Анна закрывает лицо руками.

Шмиц. Ну что, можем?

Айзенринг. Это театральный жаргон, мадам, это он на репетициях выучил — за одну неделю, пока театр не сгорел к общему удивлению.

Бабетта. Да что вы все время говорите про пожары?

Шмиц. Ну что, можем?

Айзенринг. Готов.

Все сидят, Айзенринг прижал Анну к груди.

Шмиц. ЛЮБОЙ ИЗ ВАС! ЛЮБОЙ ИЗ ВАС!

Бабетта. Готлиб?..

Бидерман. Тише!

Бабетта. Мы же это в Зальцбурге видели![5]

Шмиц. БИДЕРМАН! БИДЕРМАН!

Айзенринг. Здорово у него получается, правда?

Шмиц. БИДЕРМАН! БИДЕРМАН!

Айзенринг. А вы должны спросить: кто ты?

Бидерман. Я?

Айзенринг. Иначе он дальше текст не сможет сказать.

Шмиц. ЛЮБОЙ ИЗ ВАС! БИДЕРМАН!

Бидерман. Хорошо. Кто я?

Бабетта. Да нет же! Ты должен спросить его, кто он.

Бидерман. Ах вот как.

Шмиц. ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ?

Айзенринг. Нет, Зепп, давай сначала, еще раз.

Шмиц и Айзенринг принимают другую позу.

Шмиц. ЛЮБОЙ ИЗ ВАС! БИДЕРМАН!

Бабетта. Ну, например, ты смерть?

Бидерман. Не неси чушь!

Бабетта. А чем же ему еще быть?

Бидерман. Надо спрашивать: кто ты? Он же может быть и духом Гамлета. Или Каменным гостем. Помнишь? Или этим еще… как там его… ну этим, знаешь — сотрудником Макбета…

Шмиц. КТО ЗВАЛ МЕНЯ?

Айзенринг. Дальше!

Шмиц. БИДЕРМАН ГОТЛИБ!

Бабетта. Да спроси же его, он ведь к тебе обращается.

Шмиц. ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ?

Бидерман. Ну хорошо. Кто ты?

Шмиц. Я — ДУХ КНЕХТЛИНГА.

Бабетта с визгом вскакивает.

Айзенринг. Стоп. (Срывает со Шмица белую скатерть.) Идиот! Разве можно так делать! Кнехтлинг! Так нельзя. Кнехтлинга сегодня только похоронили.

Шмиц. Ну вот как раз!

Бабетта закрывает лицо руками.

Айзенринг. Мадам, он не Кнехтлинг. (Укоризненно смотрит на Шмица.) Ну как ты мог допустить такую безвкусицу?

Шмиц. А мне ничего больше в голову не пришло…

Айзенринг. Кнехтлинг! Как будто ничего другого не мог придумать. Ну представь себе: давний и верный сотрудник господина Бидермана, сегодня только похоронили, — он же совсем еще целехонький, бледный как скатерть, белесый и блестящий, как дамаст, твердый и холодный — прямо хоть ставь его на ноги… (Трогает Бабетту за плечо.) Честное слово, мадам, он не Кнехтлинг.

Шмиц (вытирает пот со лба). Прошу прощения.

Бидерман. Давайте сядем.

Анна. Теперь все?

Садятся; смущенная пауза.

Бидерман. Может, сигарку, господа? (Предлагает коробку с сигарами.)

Айзенринг. Идиот! Видишь, как господин Бидерман дрожит… Спасибо, господин Бидерман, спасибо!.. Тоже мне, сострил. Ты же прекрасно знаешь: Кнехтлинг отравился газом, после того как наш Готлиб сделал для этого Кнехтлинга все что мог. Четырнадцать лет давал ему работу, этому Кнехтлингу, и вот благодарность…

Бидерман. Не будем больше об этом говорить.

Айзенринг. Вот благодарность за гуся!

Закуривают сигары.

Шмиц. Может, мне спеть что-нибудь?

Айзенринг. Что?

Шмиц. «Увела гуся лисица…». (Поет во весь голос.)

Увела гуся лисица —

Отдавай назад…

Айзенринг. Эту не надо.

Шмиц.

Отдавай назад, —

Вот охотник разозлится…

Айзенринг. Он пьян.

Шмиц.

Даст тебе под зад.

Айзенринг. Мадам, не слушайте.

Шмиц.

Отдавай назад, —

Вот охотник разозлится,

Даст тебе под зад!

Бидерман. Даст тебе под зад — это хорошо.

Все мужчины.

Увела гуся лисица…

Поют на несколько голосов, то очень громко, то очень тихо, с подголосками, смеются, шумно братаются, через некоторое время наступает пауза, но потом сам Бидерман начинает снова, заражая своей веселостью других, пока хор не затихает от изнеможения.

Бидерман. Ну, давайте еще выпьем. Ваше здоровье!

Поднимают бокалы, в это время вдали раздается вой сирены. Что это?

Айзенринг. Сирена.

Бидерман. Нет, шутки в сторону!

Бабетта. Поджигатели, поджигатели!

Бидерман. Не кричи.

Бабетта распахивает окно. Звук сирены приближается — воющий, пронизывающий до мозга костей, — потом удаляется, промчавшись мимо.

Хорошо хоть не у нас.

Бабетта. Интересно, где это?

Айзенринг. Откуда фён дует.

Бидерман. Хорошо хоть не у нас.

Айзепринг. Мы обычно всегда так делаем. Отвлекаем пожарную команду в какой-нибудь нищий квартал на окраине города, а потом, когда начинается по-настоящему, им уже назад не проехать.

Бидерман. Нет, господа, давайте без шуток…

Шмиц. Но мы правда так делаем, без всяких шуток.

Бидерман. Кончили, кончили, я прошу вас. Все хорошо в меру. Вы видите — жена побледнела как полотно.

Бабетта. А сам?!

Бидерман. И вообще сирена есть сирена, ничего в этом смешного нет, господа; где-то забава кончается, где-то горит — не станут же наши пожарники просто так выезжать.

Айзенринг (смотрит на часы). Нам нужно идти.

Бидерман. Сейчас?

Айзепринг. Да, к сожалению.

Шмиц. Вот охотник разозлится…

Снова взвывает сирена.

Бидерман. Сделай кофе, Бабетта!

Бабетта выходит.

А вы, Анна, что уставились?

Анна выходит.

Между нами, господа: хватит так хватит. У жены больное сердце. Давайте прекратим эти шутки с поджогами.

Шмиц. Но мы же не шутим, господин Бидерман.