Триптих - Фриш Макс - Страница 83

Клошар, сидящий в одиночестве, начинает декламировать, вытянув вперед руку, будто рассматривает какую-то вещь.

Клошар. «Бедняга Йорик… Он тысячу раз таскал меня на спине. А теперь само отвращение тошнотой подступает к горлу. Здесь должны были двигаться губы, которые я целовал не знаю сколько раз. Где теперь твои каламбуры, твои смешные выходки, твои куплеты?»[10] (Замечает, что никто его не слушает.) Меня слушали! У меня была роль моей жизни, меня по двадцать семь раз вызывали на бис за вечер — а однажды утром проснулся па скамейке в городском саду, и люди не аплодировали, а проходили мимо. Не надо было больше кланяться. Не надо было идти на репетицию. Надо было помочиться, только и всего, но и немало, иначе я бы остался лежать — еще тогда… Вы слушаете меня, господин пастор? Я рассказываю, как умер. Это продолжалось тридцать лет. Мертвецом становятся не сразу.

Ксавер подходит к человеку, который сидит, изучая географическую карту, похожий на пилота в кабине самолета: в голубой рубашке с галстуком и со значками различия на плече, без фуражки, зато в наушниках.

Ксавер. Вы жили?

Пилот ничего не слышит.

Я тогда читал сообщение управления авиации — ваш последний разговор с диспетчерской согласно магнитофонной записи, все, естественно, па-английском языке: WE HAVE TROUBLE WITH CABIN COMPRESSION, ровно через одиннадцать минут после старта, и буквально сразу же: WE HAVE FIRE ON BOARD REQUEST AN IMMEDIATE LANDING OUR NAVIGATION IS NOT O'KEY и так далее, вы получили инструкции: TURN RIGHT UNTIL I SAY STOP YOU ARE AT A VERY LOW SPEED COULD YOU INCREASE SPEED TO A HEADING EAST PLEASE INCREASE SPEED IF POSSIBLE, это вы все поняли, ALL UNDERSTOOD и буквально сразу же: GOOD BYE EVERYBODY,[11] это вы сказали за шестнадцать минут до удара о землю: GOOD BYE EVERYBODY, диспетчерская повторила свои инструкции…

Пилот снимает наушники, слышен свистящий звук, пока он снова не надевает наушники.

Быть может, я сумею показать вам на карте, где вы находились в конце… Впрочем, ваше предположение подтвердилось. Эксперты, которые несколько месяцев исследовали обломки, пришли к выводу, что в хвостовом багажном отсеке была бомба, отсюда разгерметизация, огонь в багажном отсеке, дым в пассажирском салоне и позднее в кабине, I CAN’T SEE ANYTHING, вероятно, вы не последовали повторной инструкции: OPEN YOUR WINDOW PLEASE,[12] да это и мало чем бы помогло, считают эксперты. Двигатели работали до самого конца, а вот работало ли и управление, неизвестно — об этом знаете только вы… Доклад потребовался мне для дипломной работы… Были найдены части дешевого высотомера, который не входил в оборудование самолета и, вероятно, запустил взрывное устройство, когда вы поднялись на три тысячи метров. С земли самолета не было видно, свидетели утверждают, что только слышали взрыв.

Пилот по-прежнему смотрит на карту.

Впрочем, вам-то я зачем это рассказываю!

Дежурный с удочкой; за ним наблюдает Заключенный.

Дежурный. Раньше тут росли березы и ручей был еще настоящий. Кузовной завод все испортил. Они скупили всю землю. Я здесь родился, а евреи родились не здесь… (Вытаскивает удочку, на которой ничего нет.) Раньше тут водилась форель. (Снова забрасывает удочку.) Заключенный. Я не повесился в камере, такая мысль порой приходила в голову, но я этого не сделал. Будешь вести себя примерно, дождешься помилования. Через десять лет. Так обычно бывает. И я вел себя примерно, так записано в деле. Три года на торфоразработках, шесть лет на лесопилке, пока со мной не произошел несчастный случай. Они сказали: «Симулянт!» Потому что была суббота и доктор хотел покататься на яхте. Я и схлопотал укольчик. Ровно через год я был бы помилован. (Поворачивается к соседу с поперечной флейтой, который как раз вытряхивает слюну из мундштука.) Они говорят, за девять лет я исправился, и говорят правду. Я бы никогда не сделал этого опять. Я уверен. Совершенно уверен. Через год меня бы помиловали…

Катрин смеется.

Почему смеется эта особа?

Катрин в белом кресле-качалке, Старик, который стоит.

Катрин. Да, господин Пролль, да!

Старик. Ты согласна?

Катрин. Да, господин Пролль, звоните!

Старик делает вид, будто говорит в трубку.

Это выход.

Старик. Алло, говорит Пролль.

Катрин. Паспорт у меня есть.

Старик. Читаю по буквам. (Читает по буквам.) ПРОЛЛЬ. Верно.

Катрин показывает ему свой паспорт.

Нет, девушка, только не чартерный рейс.

Катрин. Боже упаси.

Старик. Нам нужен воздушный шар.

Катрин качается и смеется.

Сейчас она соединит.

Катрин. Какой же он должен быть величины?

Старик. Я спрошу, что у них есть.

Катрин. И какого цвета.

Старик делает вид, будто говорит в трубку.

Старик. Да, девушка, нам нужен воздушный шар. Как вы сказали? Двухместная корзина. Я это знаю, девушка, воздушный шар непредсказуем. Как вы сказали? Ну разумеется, девушка: оснащенный мешками с песком, чтобы можно было снова подняться, если под тобой вдруг окажется болото или высоковольтная линия. Я об этом читал, девушка: если хочешь приземлиться, надо тянуть за веревку, например, если даме надоело сидеть в корзине. (Катрин.) Она должна навести справки, сколько у них мешков с песком. (В телефонную трубку.) Да, достаточно, девушка, я думаю, достаточно. (Катрин.) Дюжина на человека. (В телефон.) Как вы сказали? Счет на фирму, как обычно: букинистическая лавка Пролля, Франкенгассе, двадцать один. Это не имеет значения, девушка, главное, что воздушный шар. Серебристо-серого цвета.

Катрин. Белого!

Старик. Белый у вас есть?

Катрин. Белый как снег.

Старик. Белый как снег, наполненный гелием или что там у вас имеется. (Катрин.) Она должна навести справки.

Катрин. Куда же мы полетим?

Старик. Это непредсказуемо, говорит она. Куда ветер подует. Во всяком случае, нам не придется переживать из-за пробок на дороге под Пасху. Конечно, может случиться, что мы зависнем над Руром на несколько денечков и задохнемся или над Ватиканскими садами, и швейцарская гвардия поднимет тревогу…

Катрин. А кто будет тянуть за веревку?

Старик. Равноправие, Катрин, равноправие.

Катрин. Договорились?

Старик. Разумеется. У тебя двенадцать мешков с песком, у меня двенадцать, один взмах ножом — и снова паришь. И у каждого веревка, это ясно, и если я сошел, например, по старости, то он снова взмывает в небо, белый воздушный шар: Катрин Шимански парит дальше…

Катрин качается.

Катрин. Пролль, я вас люблю!

Пауза.

Старик. Как было дальше?

Катрин снова надевает туфли.

Катрин. Я хотела идти на поезд, вы мне не поверили, а я действительно хотела исчезнуть, без воздушного шара.

Слышится птичий щебет.

Старик. Ты еще кое-что сказала.

Катрин (встает и целует Старика). Пролль, я вас люблю. (Встает и причесывает волосы.) Что же я еще сказала? (Останавливается и смеется.) Вспомнила! (Продолжает причесывать волосы.) Я подала вам руку и сказала: дедуля! И мы совершили прогулку.

Ксавер и Пилот, который сидит, изучая карту.

Ксавер. Многое осталось загадкой. Несмотря на научное исследование всех сохранившихся обломков. Например, так и не выяснили, почему вы вдруг повернули налево — за двадцать километров до взлетно-посадочной полосы, которая была свободна, и пожарные уже стояли наготове, как вы потребовали. Согласно показаниям радара, вы были в эту минуту еще на высоте девятисот метров. От черного ящика ничего не осталось, так как при ударе об землю произошел еще один взрыв. Четыре двигателя разбросало на расстоянии двухсот метров друг от друга. Лес — я сам видел только фотографии — выглядел, как после тайфуна. Согласно докладу управления авиации, удалось собрать две тысячи частей трупов, весом каждая не более килограмма, но опознать их не удалось.