Фантастика 2023-189". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Костин Сергей Юрьевич - Страница 39

Обед начался засветло, а когда пирующие, утомленные яствами и развлечениями, отвалились от стола, уже начало темнеть. Но праздник не закончился. Объявили, что во дворе, ради угождения его светлости и гостей, будет показано представление. Джаред был уверен, что вниманию знатной публики представят медвежью травлю, или, для разнообразия, бараньи бои. Он ошибся.

Во внутреннем дворе, против большого балкона, поставили деревянный помост. Представлять на этакой сцене можно было лишь в хорошую погоду, но сегодня и стояла таковая, а множество факелов затмили своим пламенем вечерний свет. Для герцога и его семьи, а также почетных гостей были поставлены кресла. Ланфуза не вернулась, и ее место занял второй сын герцога – Гарнего, мальчик хилый, бледный, во всем уступавший старшему брату. Другим знатным гостям были устроены сиденья против крыльца и на лестнице. Прочие, если они хотели смотреть представление, должны были жаться у окон или найти место во дворе, не заграждая обзор благородной публике.

Джаред предпочел спуститься во двор. В зале стало жарко, душистые травы, курившиеся на жаровнях, не могли изгнать духоты и тяжелых испарений, и логично было предположить, что представление, каковое следовало устроить во дворце, было перенесено за его пределы, чтобы гости могли без помех насладиться свежим осенним воздухом. Не зря они пришли в подбитой мехом одежде – теперь, на холодке, им будет хорошо. Хотя это еще не гарантия от простуды.

Зазвучала музыка, ничем не напоминавшая ту, что исполняли в зале. Только флейта и барабан, сочетание нежного и зловещего, утонченного и простого. Затем на подмостках появилась женщина в красном платье и синем плаще. Джаред не без удивления узнал в ней Зику. Значит, Диниш добился своего, и «Дети вдовы» играют при дворе (или хотя бы во дворе этого двора). Приятно видеть, что хоть чьи-то мечты сбываются. Зика отчитала пролог, из коего зрители могли узнать, что собственно им покажут, и представление началось.

Пьеса была Джареду знакома – он несколько раз видел ее в Нессе и Скеле, в Карнионе она была довольно популярна. Называлась она «Игра на перекрестке». Содержание ее было следующее. Некий молодой человек, введенный в грех и долги злыми приятелями, продал душу дьяволу, а потом, раскаявшись в содеянном, рассказал обо всем своей невесте. Та, с помощью колдуна вызывала дьявола и предлагала ему выкупить душу жениха ценой собственной. Враг рода человеческого с радостью соглашался, ибо душа невинной девы ценилась в аду много выше души грешника. Девушка подписывала адский договор и умирала. Дьявол хотел тащить ее в преисподнюю, но явилась Святая Дева и запрещала отцу лжи простирать власть на эту душу, ибо отдана она за ближнего, и грех ее не коснулся. Правда, в некоторых представлениях, вероятно, по требованию церковных властей, Богородицу заменял ангел. Но суть дела от этого не менялась – сатана был посрамлен. Джаред был лишен удовольствия переживать, как большинство зрителей, за судьбу героев истории, и с ноющим сердцем ожидать, чем все закончится, зато мог оценить мастерство своих знакомцев.

В пути, когда «Дети вдовы» выступали на деревенских площадях и на постоялых дворах, они выбирали пьесы попроще, а представлять старались подоходчивей. Сейчас Джареда поразило, как четко и красиво звучат их голоса, как отточены движения. Неплохо Диниш их натаскал… Грешного юношу изображал Баларт, а его брат, изменивший внешность с помощью рыжей бороды и лохматого парика – коварного приятеля. Явившийся в следующей сцене Матфре предстал дьяволом. Его мрачная физиономия и низкий голос как нельзя лучше подходили для этой роли. Злоба, с которой он вещал, казалась неподдельной, и он нагнал на зрителей такого страху, что женщины взвизгивали, а мужчины бледнели. Невозможно было представить, что это исчадие ада не так давно валялось на дне повозки и повествовало о своих детских несчастьях. А вот комедиантку, изображавшую невесту, Джаред не узнавал. Зику он уже видел, следовательно, это должна быть Дагмар. Но это никак не могла быть она. Женщина была того же роста и сложения, но этим сходство исчерпывалось. Дагмар ходила, как деревянная, – эта двигалась легко, словно пузырек воздуха по воде. Голос Дагмар ничего не выражал – у этой он был глубок и звучен. И главное, эта женщина была красавицей, а на Дагмар никто бы не задержал взгляда. Стало быть, Диниш нанял новую актрису? Возможно… но Джаред припомнил, как Диниш запрещал жене играть в деревнях. потому что ей предстоит покорить Эрденон, Выходит, он был прав…и это Дагмар. Неужто платье и немного краски на лице могут так преобразить женщину? И еще – неверный свет… и тени от факелов… и вздох, пробегающий среди потрясенной толпы.

За этими размышлениями Джаред пропустил объяснение между женихом и невестой. Меж тем начиналась сцена, по которой пьеса получила свое название. Девушка и колдун приходили на перекресток, чтобы воззвать к нечистой силе. Колдуна играл Диниш, и Джаред подивился, насколько тот хороший актер. Облик его (долгополый плащ, рогатая шляпа, длинная борода) был зловещ, голос вкрадчив. В то же время было в нем нечто, никак не вмещавшееся в представление о злодее. Колдун отговаривал девушку отказаться от своих намерений, рисуя картины вечных мук, ожидающих ее после сделки с дьяволом. Предполагалось, что он лицемерит, набивает себе цену – а заодно позволяет зрителям в очередной раз сладко ужаснуться. Но в голосе Диниша лицемерия не было. И слышалось в нем грустное сочувствие к той, что бесповоротно решила погубить свою душу, и горечь, из-за того, что сам он давно обречен аду.

Девушка отвечала, что готова снести вечные муки ради того, кого любит. Сгорая в адском пламени, она будет утешаться тем, что ее возлюбленный спасен от этих страданий. Ибо не может она вкусить райского блаженства, если возлюбленный отдан на погибель. В отчаянии она отвернулась от колдуна, обратив к публике лицо – чистое, совершенное, высветленное изнутри пламенем страсти.

Джаред шагнул вперед, раздвигая зрителей, наступив кому-то на ногу. На него зашикали, но он оставил это без внимания. Словно туман развеялся, и он впервые ясно увидел лицо женщины на помосте. Он узнал ее.

– Еще раз! Начали, пошли! – Диниш ударил в барабан, задавая ритм, Матфре приложил к губам флейту, Зика взялась за лютню, Дагмар, Гиро и Баларт с трех сторон двинулись к середине двора.

Теперь Джаред по-новому научился оценивать этих разгильдяев, жуликов и обжор, какими гистрионы обычно представлялись со стороны. Зависимость от капризов публики и диктаторские замашки Диниша заставили их приобрести множество умений, и довести их до степени мастерства. Они играли на любых музыкальных инструментах, с легкостью переходили от мираклей к фарсам, пели и танцевали, и при случае могли показать такие трюки, что позавидовали бы фокусники и акробаты. Между ними нередко вспыхивали стычки и склоки, но они никогда не ссорились из-за главного – из-за своего ремесла. Они врали по всякому поводу, воровали кур, путались с кем попало по придорожным кабакам, и лебезили перед каждым, имеющим деньги и власть. Они были достойны уважения.

Дорвавшись до того, о чем так долго мечтал – милости правителя, Диниш не успокоился. И постоянно придумывал что-то новое, дабы блеснуть на придворных увеселениях. И те, кто знал его, не поручились бы, что он это делает только ради удовольствия своего высокого покровителя. В последние дни ему пришло в голову усовершенствовать то, что казалось бы, усовершенствовать было невозможно – танец с мечами.

Теперь мечи не втыкали в землю, и Дагмар танцевала не одна. И она, и Гиро с Балартом были одинаково важны в замысле Диниша.

Братья держали в каждой руке по мечу. И, сойдясь, они начали танец, который был в то же время и поединком. В Эрде, где использовали широкие, тяжелые клинки, не фехтовали двумя мечами одновременно – ни в древности, ни в нынешние времена. Это был исконно карнионский обычай, да и в Древней Земле он уже почти вышел из употребления. Однако о нем еще помнили. Конечно, комедианты могли лишь приблизительно ознакомиться с такой манерой фехтования, но достаточно было усвоить несколько основных приемов. Как положено, танец с мечами начинали в медленном темпе. Братья бились, сталкивались и отступали, мечи вращались мельницами, а между бойцами, между мечами кружилась безоружная женщина. Мечи клацали над ее головой и под ногами, свистели там, где она только что стояла, но она каждый раз убегала, ускользала, исчезала. Из-за прохладной погоды все трое танцевали не босиком, а в обмотках на ногах, и движения их оставались беззвучны. Слышалось только клацанье мечей, музыка и перестук барабана. Фигуры усложнялись. Братья, не сталкиваясь, перебрасывали мечи друг другу, а Дагмар продолжала кружить, и казалось немыслимым, что летающие клинки не задевают ее, потому что она не делала видимых попыток увернуться – лишь оказывалась быстрее меча.