Венгерская вода - Зацаринный Сергей - Страница 14

– Мне сказали, что ты за миром для отделившейся церкви едешь.

– Не может быть никакой отделившейся церкви! – возвысил голос инок. – Могут быть неразумные пастыри, которые увлекают свою паству на погибель. Наше дело противостоять этому. Тот же король Стефан предлагал папе возглавить крестовый поход против турок. Поклонился. Хотел власть получить. В то же время с турками сговаривался, чтобы Константинополь захватить. А патриарх Каллист, что будет миро благословлять для болгар и сербов, три года назад эту же самую сербскую церковь анафемствовал.

Мне была непонятна почти половина из того, о чем говорил Киприан. Где сербы, где болгары, я имел самое смутное представление. Но я не мешал ему выговориться. Кто знает, представится ли ему еще такая возможность? Наедине со случайным встречным из такого далека, что и помыслить страшно? Еще подумалось, что с Мисаилом он не стал бы так откровенничать, хотя тот вроде и единоверец. Только папежник для него все равно что отступник. Еретик, хуже иноверца.

Инок между тем замолчал, думая о своем. Потом сказал, ни к кому не обращаясь:

– Мыслимо ли победить рознь мира сего?

Пришлось осторожно вернуть его к началу разговора:

– Ты как с Омаром встретился?

– Пришел на корабль провожать патриаршего посланца. Тот, помимо всего прочего, вез целый сундук с миром для северной епархии. Этот Омар и учуял запах. Спросил, что это. Так вот я и узнал, что он торговец благовониями.

Человека, выросшего в Каире, трудно удивить величием иного города. Сказано: «Кто не видел Каира – тот не видел мира». Мы привыкли, что гости, приехавшие из самых дальних мест, восхищались его размерами и процветанием. Однако не зря люди называли Константинополь Царьградом. Этот город был воистину прекрасен и огромен.

Теперь здесь повсюду лежали следы разрушения и упадка, но они лишь подчеркивали былое великолепие. Хотя многие здания пустовали и разрушались, площади использовались под огороды, а улицы заросли травой и служили пастбищами для коз – древняя мощь лишь уснула под вековой пылью забвения и словно ждала пробуждения.

В длинной бухте, именуемой Золотым Рогом, теснилось такое множество кораблей, что наша Александрия показалась мне захолустьем.

Однако самое неизгладимое впечатление произвел на меня храм Святой Софии. Состязаться с ним в величии могли лишь наши древние пирамиды, но то были лишь горы из камня, пусть и возвысившиеся до небес. Здесь же я увидел здание, полное людей и великолепных украшений, покрытое куполом, вознесенным на такую высоту, что даже снизу захватывало дух.

Киприан рассказал мне, что некогда русские послы из той страны, куда я сейчас направляюсь, приехали сюда в поисках истинной веры. Перед этим они уже почти склонились к исламу, ибо прельстились нашим обычаем иметь много жен. Но, очутившись здесь, они перестали понимать, где находятся – на небе или на земле.

– С тех пор там на севере существует большое православное царство. Только оно разделилось в себе и подчинено иноверцам. Часть под рукой хана Джанибека, который называет себя мусульманином, часть под властью Литвы, где правят язычники, поклоняющиеся огню.

Я не мог не обратить внимания на слова инока, назвавшего Джанибека не мусульманином, а считающего себя им.

– Ты же сам называешь его языческим именем Джанибек, а не мусульманским Махмуд, – рассмеялся на мой вопрос Киприан. – Конечно, сам хан именует себя мусульманином, строит медресе и всячески подчеркивает свою приверженность исламу, но в его окружении царят самые разные настроения. Верховный суд в государстве и по сей день вершится по древнему языческому закону, именуемому Ясой. Этот закон властвует в степях и кочевьях, а там находится вся военная сила Джанибека. Переписываясь с вашим султаном, он и себя именует султаном, а у себя дома следует языческим обрядам. У вас в Египте женщины закрывают свое лицо?

Я кивнул.

– В Золотой Орде ты вряд ли увидишь такое. Если тебе попадется женщина с закрытым лицом, можешь быть точно уверен – она издалека.

Мне вспомнилось упование деда на помощь султана и защитника веры Джанибека. Он еще считал, что мне пригодятся познания в мусульманском праве. Теперь у меня не осталось в этом никакой уверенности. Киприан, словно угадав мои мысли, продолжал:

– В то же время с правосудием там все в порядке. Человек любой веры может получить защиту у властей и не тревожиться за свою безопасность. А нашей церкви там живется даже лучше, чем в царстве христианских государей. Она налогов не платит, и в дела ее никто не встревает. Правда, Джанибек в последнее время стал потихоньку ограничивать старинные льготы, но только по денежной части. Здесь не столько мусульманская вера виновата, сколько оскудение мошны после чумы.

Сколько раз приходилось это слышать! В разговорах о вере, политике государств, придворных интригах и любовных шашнях. В конечном итоге все сводится к деньгам. Как у купцов на базаре. Словно в подтверждение этой мысли монах продолжил:

– Там на севере собралась большая сила. До нас им дела мало, да и мы всегда думали, что все это от нас далеко. Только несколько лет назад они нежданно-негаданно вмешались в нашу жизнь. Император Кантакузин заратился со своим тезкой-соправителем Палеологом. Было бы его дело совсем плохо, да тут прислали от русского князя много серебра. Сказали, на ремонт Святой Софии. На самом деле московскому князю Симеону попритчилось жениться в третий раз. Да еще от живой жены. Не по канонам. Митрополит его от церкви отлучил, так он теми же ногами послов к императору. Заметь: не к патриарху – к императору, прекрасно знает, кто здесь главный. С пожертвованием. Ну как не дать благословение такому хорошему, а главное благочестивому человеку? Он императора почитай что спас. А митрополиту с его канонами утереться пришлось.

Видно, история эта была здесь очень популярной. Мне ее рассказывали уже во второй раз. Только теперь не все свелось к деньгам.

– После всего этого у нас на русскую митрополию другими глазами посмотрели. Вот где сила! Вот где искать спасения от врагов и неурядиц. За последние годы послы туда-сюда каждое лето так и шастают. Не только наши. За генуэзскими и венецианскими купцами шныряют папские посланцы. В тамошних землях епархии учредили, монастырь за монастырем открывают. Они там на западе быстрее нас сообразили, что к чему, и всеми силами стараются склонить хана на свою сторону. Это я к тем самым словам про Джанибека, которого считают мусульманином. Известно от верных людей, что его вовсю в католическую веру окручивают, – Киприан сделал многозначительную паузу и предупреждающе поднял палец, – и небезуспешно!

Признаюсь, я тогда не придавал значения всем этим рассказам. Они только усиливали мое тревожное ощущение, что я все больше углубляюсь в мир мне неведомый и непонятный.

За неделю, что мы добирались с Афона до Константинополя, Киприан только и делал, что рассказывал мне о здешней политике. Это лишь немногое, что я запомнил. Меня больше интересовали его рассказы о царстве Джанибека, куда мы направлялись.

Например, я узнал, почему его называют «Золотая Орда». Это название пришло от самих татар, которые зовут ставку хана «Золотой Престол», потому что хан проводит торжественные приемы в особом походном дворце, представляющем собой преогромный шатер, который опирается на столбы, обитые тонким золотом. Сам хан предпочитает кочевой образ жизни, и вся его огромная ставка вместе с приближенными, отборным войском и государственными учреждениями все лето проводит в степи, раскинувшись огромным лагерем, превосходящим по величине любой город. Могущество и богатство его державы сильно пошатнулось после недавней чумы, и сама столица сейчас – лишь бледная тень некогда процветающего великолепия. Даже сам Джанибек очень редко посещает свой дворец, предпочитая недавно устроенную резиденцию, названую Гюлистаном – городом цветов, где вертит закулисными делами ханша Тайдула, женщина столь же могущественная, сколь таинственная. Она была женой Узбека, отца нынешнего правителя, а теперь забрала в свои нежные, но цепкие руки едва не все скрытые нити, которые держат в повиновении это великое царство. Говорят, она благоволит христианам. Во всяком случае, поставленный в прошлом году новый митрополит Руси Алексий получил от нее милостивые пожалования и покровительство.