Дважды рожденный (СИ) - Перунов Антон - Страница 25

Выбравшись во двор, он увидел собравшуюся там сильно поредевшую за последний год большую семью. И все равно их оказалось порядком. Человек пятьдесят, не меньше. Правда, бойцов едва дюжина. Мужчины и женщины, молодые и уже в возрасте. Родные, двоюродные сестры и братья его отца. Изрядная часть многочисленного потомства прадеда — Ивана Вахрамеева.

Впереди остальных стояла жена дядьки Поликарпа — Мария Ильинична. В руках у нее была древняя, потемневшая за столетия икона святого апостола Варфоломея — покровителя их фамилии. На лицах у большинства читалась печаль и сожаление. А вот осуждения или торжества от его ухода заметно не было ни у кого. Может быть, такие просто не пришли? Здесь ведь были не все.

Отдельной группой собрались парни — его брательники и несколько примкнувших к ним самых боевых сестренок, осмелившихся выразить открытый протест. В их ясных очах, яростно горящих праведным гневом, читались возмущение и вызов.

К горлу внезапно подступил ком. Ноги словно приросли к родному порогу. Пересилив себя, сделал первый шаг, следом еще один и еще. Выйдя на середину, он поставил мешок на землю, с земным поклоном, как и положено, перекрестился на образ апостола. В последний раз обратился к своей семье.

— Не поминайте лихом, родные!

И пошел к распахнутым воротам. Своей дорогой. Он уже не увидел, как старшие благословляли его крестными знамениями, а молодняк кланяется в ответ.

Когда створки за ним с тяжелым железным лязгом закрылись, он окончательно понял, что вот теперь точно все. Оставалось только забрать мотоцикл и рвануть в пампу. Без оглядки.

До мастерской добрался быстро. Большого опыта определения хвостов ни в той, ни в этой жизни у Марта не было, но, как ему показалось, слежки не велось.

— А, Мартемьян. Ну, принимай работу, стрелок! — вместо приветствия указал Фадей Басаргин на байк стоящий с уже прикрученными канистрами. — Да, поработать пришлось. Но в срок уложились. Наше слово твердое.

— Вижу, что все сделано, как надо. Спасибо вам, дядя Фадей, Вася!

— До встречи, дружище, — облапил его Бас. — Ты, давай, береги себя, даром не рискуй.

— Ага, говорила мама летчику, летай, сынок, пониже и потише… ладно, все, пора мне.

— Присядем на дорожку, по обычаю, — вмешался в их болтовню Басаргин-старший.

Сели, помолчали несколько долгих мгновений. Потом Март поднялся, хлопнув ладонями по коленям.

— С Богом. Погнали!

— Отворяй ворота, сынок! Только глянь сначала, все ли там чисто.

— Порядок, — Бас могучей рукой распахнул створку, — Пришли весточку, как устроишься? И вот еще, держи очки мотоциклетные. У тебя нет, а как ты по степи без них?

— Вот за это отдельное спасибо, дружище.

Мотор завелся сразу, сыто заурчав. Газ, еще газ и машина рванула с места, как на гоночном треке. В утренней тиши промелькнули знакомые улицы, вот уже и пампа развернулась перед ним вовсю свою исполинскую и безграничную ширь. Он не оборачивался. Впереди был долгий путь.

Тара осталась позади. Теперь уже навсегда.

[1] жрук — самый свирепый и опасный хищник пампы, отличается крайне злобным нравом.

[2] строчка из песни «Южная прощальная» А. Градского.

С высоты в пять тысяч метров, из полностью «стеклянной» кабины, снабженной голографическими активными экранами панели управления, наблюдение за выжженной зноем бесконечной желтовато-серой равниной не внушало ни малейшего оптимизма. Когда уже пройдены сотни тысяч километров воздушных путей, всякая новизна и непосредственность восприятия пилотирования стирается. Яркий глянец службы в Торговом Флоте потускнел и местами осыпался. И сквозь него теперь упорно проглядывала суровая проза будней и скука долгих вахт, наполненных рутинными действиями по таким правильным, но таким осточертевшим протоколам.

Любой из летчиков Ганзы, отслуживший хотя бы пять лет, сталкивался с неизбежным профессиональным выгоранием. Чтобы справиться с этой напастью, все искали свои методы решения проблемы. Это, если говорить словами штатного мозгоправа. А если проще, то каждый сходил с ума по-своему. Второй лейтенант Дэнни Горовиц был в своем роде романтиком и даже немного поэтом. Еще он любил вкусно поесть, что неизбежно вело к проблемам с лишним весом. Главными средствами борьбы со скукой в долгие часы работы стали для него чашка крепкого кофе и наблюдение за событиями на земле. Последнее позволяло ощущать себя почти небожителем, взирающим свысока на простецов — обитателей плоского, двумерного континуума.

Но сегодня внизу расстилалась пустая уныло-ровная степь. И не происходило ровным счетом ни-че-го. Глазу пилота не за что было зацепиться, а его вахта только началась. Ни людей, ни зверей, ни дорог, ни техники, ни даже речки или зелени леса. Это огорчало. Некоторое разнообразие дарило созерцание сюрреалистически изломанных линий красноватых скал справа по курсу. Они причудливо вздымались из глубин земли, иссеченными ветрами и зноем скелетами древних чудовищ, все в резких росчерках светотени. Такая вот игра воображения.

Недавний сытный обед уже в прошлом, осталась только привычная работа за штурвалом и та самая чашка крепкого кофе. Чем еще убить время? Разве что бездумно следить за прихотливыми изгибами бегущего по земле теневого отпечатка корабля?

Скучающее внимание пилота привлекла сияющая на солнце точка, похожая на стальной наконечник выпущенной великаном стрелы, за которой бесконечной, уходящей за горизонт прямой линией медленно оседал желтовато-бурый шлейф поднятой колесами пыли. Машина мчалась по степи сломя голову. Наведя оптику, он разглядел древний, бензиновый, судя по толстой выхлопной трубе, двухколесный байк.

«Куда можно так спешить? Это же опасно… Неужели здесь проходят какие-то гонки?»

На некоторое время наблюдение за «резвым муравьишкой» развлекло летчика. Играя в известную только ему забаву, он даже позволил себе на несколько градусов отклонить на минутку «химл»[1], чтобы его исполинская тень зацепила в своем стремительном движении медленную фигурку аборигена-наземника.

Но едва темный овал накрыл мотоциклиста, как зазвенел пронзительный сигнал тревоги, все экраны полыхнули красным, а в наушниках пилота раздался спокойный женский голос системы автоматического оповещения корабельного СУВ[2]:

— Ахтунг! Камбат алерт! Мисил бафалн оуф ди линкс оуф дем курс. «Шталь химл» МФС активейтид[3].

Солнце давно перевалило зенит, но Март, не останавливаясь, продолжал гнать машину сквозь палящий зной. Скорость и ветер, пусть и сухой до предела, помогали справиться с удушливой, выматывающей жарой. Причин отказываться от стоянки и отдыха хватало. Хотелось оторваться от возможного преследования, а заодно и добраться до цели побыстрее. Да и по мотоциклам он сильно соскучился. И теперь просто наслаждался риском, скоростью, азартом, пролетая в полном одиночестве километр за километром по этой дикой равнине.

За день он останавливался лишь трижды. Два раза — долить, попить и отлить. В третий, где-то часа через два после старта из Тары, тормознул, заехав на господствующую над окрестностями высоту, с которой открывался отличный обзор по всем направлениям. Самое время было оглядеться, убедиться, что никто там вдалеке не пылит вслед за ним. И разобраться с подаренным Каллистратом наручным коммуникатором. Отыскать в меню закладку с картой и настроить маршрут оказалось делом нескольких минут. Все было просто и интуитивно понятно. Плюс ко всему в начале работы система, изрядно удивив, сама подставила в меню для выбора русский язык. А затем и вовсе поразила, предложив прекрасное:

— Отсканируйте имеющийся нецифровой носитель с фото или схематически изображенным участком рельефа. Камера встроена в экран.

Оставалось только повернуть запястье и направить гаджет на листок. Недолго подумав, система сопоставила топографию и смогла привязаться к местности.