Физрук 2: назад в СССР (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 31

Полотно делилось на две части — небо и море. И то и другое было написано темно-синей краской. Только на небе были нарисованы то ли две, то ли четыре белых точки, а на море — горизонтальные параллельные белые полоски. Я так понял, что это — две или четыре луны со световыми дорожками на воде. Называется картина, по словам Илги, «СОТВОРЕНИЕ МИРА», автор некий Чюрлёнис. Более того, оказалось, что и музыка, которую слушала жена, написана тем же Чюрлёнисом. Не очень все это понятно, но красиво.

Утром Витек подтвердил, что телевизор готов и можно его после работы забирать. На большой перемене он даже продемонстрировал его мне. Тот стоял в школьных мастерских — здоровенный ящик из полированного дерева, с выпуклым серым экраном в обрамлении пластиковой панели. Называется сей агрегат «ЭЛЕКТРОН-205». Весит килограммов сорок. Я понял, что придется ловить после уроков тачку, чтобы отвезти это изделие домой. Как ни странно, но увидев древний телек, отремонтированный золотыми руками трудовика, я испытал гораздо больше воодушевления, нежели когда — в будущем — покупал крутую «плазму».

В этом и заключается отличие советского образа жизни от буржуазного. Самые простые, но с трудом достающиеся вещи радуют сильнее, чем навороченные побрякушки, которые покупаешь не потому, что они тебе на самом деле нужны, а потому — что денег девать некуда. Кажется, я начал постигать мудрость, заключенную в том утверждении, что материальные ограничения оставляют много места для духовного развития, и наоборот — сытость порождает бездуховность. М-да, постепенно я становлюсь философом.

Порадовал меня не только Курбатов, но и Рунге. Мы с ним встретились в столовой. Поглощая дежурную котлетку с макаронами и запивая ее компотом, он поведал мне, что уже переговорил кое с кем из кинолюбительской общественности города, и коллегам понравилась идея съемок фильма школьниками. В общем, они готовы нас поддержать — кто техническими средствами, кто советом, а кто и прямым участием. А один уже дал дельный совет. Чтобы у властей не возникало лишних вопросов, нужно формализовать этот творческий порыв. А именно — создать детскую любительскую киностудию.

Честно говоря, у меня уже голова шла кругом. Теперь еще и киностудия! Впрочем, дружище Карл, был как всегда прав. Ведь если выбивать средства, просить разрешение о проведении съемок в тех или иных местах, то лучше прикрыться бумажкой. Название, эмблему и другие атрибуты киностудии можно поручить придумать тем же ребятам. Чем больше мы будем привлекать их к творчеству, тем лучше. Мы обсудили также и то, под какой крышей лучше всего киностудию пристроить?

Конечно, любая молодежная самодеятельность в СССР находится в ведомстве комсомола, но лично у меня районный комитет этой организации ассоциировался с Кешей Стропилиным, а — школьный с Симочкой Егоровой. И ни с тем, ни с другой связываться не хотелось. Карл понял мои сомнения, хотя в подробности я не вдавался, и предложил поговорить с руководством Дома Пионеров. У них полно разных детских кружков и секций, глядишь — не откажутся и приютить детскую киностудию, хотя бы — только на бумаге.

— Слушай, дружище! — осенила меня идея. — Я у тебя в гостях был уже дважды, а ты у меня — ни разу! Если сегодня после уроков ты не очень занят, приходи ко мне! Будет также наш трудовик. Мы обмываем телевизор, правда, без алкоголя, ибо Виктор Сергеевич в завязке…

— Значит — кофе! — подхватил он. — Я принесу все необходимое для варки настоящего кофе по-венски.

— Ну и отлично! — обрадовался я. — Тогда — жду!

Идея и впрямь было неплохая. Правда, я сказал Илге, что у нас будет только один гость, но думаю, что где один, там и двое… В любом случае — наше вечернее с ней уединение будет нарушено, но ничего — у нас вся ночь впереди. Я в прекрасном настроении провел остаток рабочего дня. Однако всегда следует помнить, что по закону подлости, если у вас хорошее настроение, вам его обязательно испортят. В моем случае — этот закон, похоже, срабатывает в девяносто процентах случаев.

На последнем уроке у меня было «окно». Я решил домой не уходить. Во-первых, чтобы дождаться трудовика, у которого как раз был урок, а во-вторых, мне надо было заняться кое-какой писаниной. У преподавателей ее всегда хватает. И только я, понимаешь ли, втянулся в это занятие, как в дверь тренерской постучали. Я крикнул, что открыто, не поднимая головы от бумаг. Скрипнула дверь. Все также — не глядя — я показал рукой на свободный стул, дескать, садитесь.

— Здравствуйте, Саша! — пискнул посетитель.

Вернее — посетительница. Я вздохнул и оторвался от своей писанины. Передо мною, хлопая честными глазками, сидела Серафима Терентьевна.

— Здравствуйте, товарищ Егорова, — пробурчал я. — Если вы по вопросам воспитательной работы, то на ближайшем комсомольском собрании готов отчитаться о своих планах.

— Нет, я по личному вопросу.

— По личному? — удивился я. — Вы ошиблись, Серафима Терентьевна… По личным вопросам у нас принимает Пал Палыч, ну или — в профкоме…

— Я не понимаю, Саша, — плачущим голосом произнесла старшая пионервожатая, — что я вам сделала?.. Разве мы не были друзьями⁈

— Были! — не стал отрицать я. — Более того, мы были до такой степени друзьями, представьте, я даже подумывал на вас жениться…

— И что же произошло?

— Ничего… Я убедился в том, что вы любите другого и не счел нужным мешать вашему счастью…

Слезы мгновенно высохли на щеках Симы.

— Кого же это, по-вашему, я люблю⁈ — возмущенно спросила она.

— Насколько я понял — Григория Емельяныча.

— Ах, с чего вы взяли!

— Ну так… наблюдения…

— То есть вы спокойно наблюдали, как за мною ухаживает этот пошляк, и…

— «Гриша, Гриша, живой!» — передразнил я ее.

— Н-у, я волновалась…

— Симочка, — произнес я, со всей возможной проникновенностью. — Как бы там ни было, я все равно не могу на вас жениться… Я уже женат!

— Ах, вот как! — Она вскочила. — И вы мне тут еще смеете выговаривать…

— Да ничего я вам не выговариваю! — пожал я плечами я. — Вы сами ко мне пришли…

Она выскочила, хлопнув дверью. Да так, что сверху обрушились коробки с самбистскими шлемами. Как раз прозвенел звонок с последнего урока. Пришлось разгребать завалы, чтобы выбраться из тренерской. Я кинулся в мастерские, но не обнаружил там ни Курбатова, ни телевизора. Куда это они оба подевались? Озадаченный, я вышел на крыльцо и едва не был сбит с ног несущимся навстречу трудовиком. Витек схватил меня за рукав и потащил со школьного двора.

— Я уже и машину нашел! — на ходу сообщил он. — И мы уже с шоферюгой погрузили, а тебя все нет.

Машиной оказался грузовик. «Электрон-205» покоился в кабине, и туда же втиснулся щуплый Витек. Мне пришлось залезть в кузов. Доехали мы быстро. Я рассчитался с водителем, а потом мы вдвоем доволокли телек до двери квартиры. Я отворил ее и уже сам внес аппарат внутрь. Ставить его было не на что, поэтому я водрузил телевизор в большой комнате на подоконник. Благо — тот достаточно широк. Виктор Сергеевич тем временем отыскал телевизионный кабель, который был свернут и засунут за батарею.

Длины провода с электрической вилкой не хватало, чтобы дотянуться до ближайшей розетки, но у трудовика все было предусмотрено. Он захватил с собой удлинитель. Через минуту телевизор был уже включен. Раздалась музыка — что-то классическое, но изображение рябило — через экран бежали полосы. Витек и к этому был готов. Он достал из сумки, с которой не расставался, отвертку с долгим жалом и принялся настраивать гетеродин. Мне пришлось стоять напротив экрана и следить за четкостью изображения.

Через некоторое время оно и в самом деле стало четким, в меру ярким и контрастным. Раздался звонок. Я пошел открывать. Это пришел Карл Фридрихович. И тоже не с пустыми руками. В одной из них он держал бумажный пакет, в котором что-то побрякивало, а в другой… один из своих «воробьяниновских» стульев. Я немедленно освободил его от этой ноши и сразу отнес стул на кухню. Там ведь было всего две табуретки. Рунге последовал за мною и стал выгружать содержимое пакета.