Выбери любимый жанр

Полководец. Война генерала Петрова - Карпов Владимир Васильевич - Страница 64


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

64

После этого я сам пошел в Инкерман, где находился, как я знал, штаб Двадцать пятой дивизии, командовал ею Коломиец. Когда я зашел в блиндаж, командир дивизии сидел за столом, держась руками за голову. Я спросил его: «Как обстоят дела?» Он сказал коротко: «Все погибли, в живых почти никого не осталось, но будем держаться сколько сможем». Дивизия держалась еще четыре дня. До этого, зажигая определенные отрезки бикфордова шнура, я проверил, сколько времени они горят. Уже все было подготовлено к взрыву, во все штольни проведен бикфордов шнур, присоединен к толовым шашкам и ящикам с порохом. Если по какой-то случайности шнуры погаснут, я, чтобы взрыв произошел наверняка, заложил в боеприпасы мины с часовым механизмом. И вот настал момент, когда мы уже сами увидели фашистов. Большая их колонна остановилась вдоль речки Черной, и солдаты выпрыгнули из автомобилей и танков, пили воду, умывались, плескались. А справа от нашей высоты вдоль ската стояла колонна танков.

Я не хотел рисковать всем личным составом и поэтому спросил: «Кто остается со мной добровольно?» Из тех, кто вышел вперед, я оставил старшего техника-лейтенанта Палея и рядовых Кондрашова, Брюшко и Гаврилюка. Вот впятером мы и остались, чтобы произвести взрыв, а весь остальной личный состав с капитаном Зудиным стал пробиваться к своим. Я говорю «пробиваться» потому, что к тому времени нас уже со всех сторон окружили немцы. Когда все ушли, я посмотрел на оставшихся товарищей и спросил, понимают ли они, что при взрыве мы можем погибнуть, не успеем далеко убежать. Они были согласны на такой крайний исход и ответили: «Погибнем все, но боеприпасы фашистам не дадим!» — «Ну, тогда давайте начинать». Мы подожгли шнуры и побежали прочь от штолен через балку, на другую сторону. Мы успели отползти метров на триста — четыреста. И вдруг раздался такой ужасный взрыв и так задрожала земля, что мне показалось, что она вообще перевернулась. Я упал и потерял сознание. Не знаю, сколько я пролежал, но очнулся оттого, что меня трясли за плечи и Кондратов спрашивал: «Товарищ начальник, вы живы?» Я посмотрел вокруг и сначала не понял, что же произошло: все было вокруг бело, как будто выпал снег. И только потом я осознал, что это взрывом выбросило на поверхность белый камень, который превратился в пыль, и вот он осел, и все стало белым.

Помогая друг другу, потому что все были контужены, мы побрели в сторону города и там стали пробираться к морю. Город был разрушен, всюду валялись убитые. Около одной из развалин я обнаружил знакомого мне директора завода шампанских вин Петренко, он был ранен. Я его взвалил на себя и вынес. В одном месте нас свои приняли за немцев и чуть не обстреляли. Ну, в общем, с большим трудом мы добрались до берега моря. Здесь отходили последние катера, баржи. Брали главным образом раненых. Я прыгнул на один из последних отходящих катеров, но не достал до борта и упал между катером и набережной. Меня выловили матросы и втащили на катер. Как потом выяснилось, я ушел вовремя: гитлеровцы объявили розыск меня… Да, после ущерба, который принес взрыв гитлеровцам, они с ног сбились в поисках виновника. Гестаповцы осматривали всех, кто оказался у них в плену. Они даже нашли похожего на меня человека…

Надо сказать, что Прокофий Павлович был рыжий, и вот они нашли похожего на него здоровяка, одели его во флотскую форму и привозили в места, где были сосредоточены наши пленные и гражданское население, показывали этого двойника и спрашивали: «Не видел ли кто-нибудь морского лейтенанта, похожего на этого человека?» Была обещана награда тому, кто его обнаружит. Но Саенко обнаружить конечно же не удалось, потому что в это время он уже был далеко.

— Как дальше сложилась ваша судьба, Прокофий Павлович?

— Я служил в других частях по своей специальности, по хранению и выдаче боеприпасов. Когда Севастополь был освобожден, я тут же вернулся в родной город.

Но на этом не кончаются испытания в жизни Прокофия Павловича Саенко. Судьба его сложилась трудно не только в годы войны. Вот уж, казалось, после увольнения настала пора отдохнуть от всего пережитого. Но не получилось так у Прокофия Павловича.

В 1957 году он тяжело заболел, стало отказывать сердце. Может быть, это началось со стресса, когда он считал секунды над горящим бикфордовым шнуром, эти секунды тогда отсчитывало и его замиравшее сердце. В общем, случилось так, что он лег в постель и пять лет пролежал без движения. Иногда он по двое суток не приходил в сознание. Сердце делало очень мало ударов в минуту. Он задыхался, и никто ничем не мог ему помочь. Нет лекарств от этой болезни. Однажды, когда он находился в госпитале, начальник отделения показал ему свежий номер журнала «Огонек», в нем была статья о работах академика Бакулева. Врач сказал: «Вот единственный человек, который может тебе помочь. Но он далеко, в Москве. Пока у него все это экспериментальная работа». В госпитале Прокофия Павловича окружали больные-военнослужащие, которые знали о совершенном им подвиге в годы войны, они относились к нему с большим уважением, хотели помочь. И вот у кого-то возникла мысль: давайте напишем академику Бакулеву. И они написали коллективное письмо, рассказали о подвиге Саенко, о том, каким уважением он пользуется среди жителей Севастополя.

В декабре 1962 года, когда Саенко лежал уже шестой год в постели, вдруг пришел вызов из Москвы. Прокофия Павловича на носилках повезли к академику брат и жена. Привезли в Москву, в 1-ю Городскую больницу. Пришел Бакулев, весело приветствовал Саенко: «А, севастополец прибыл? Нигде не застрял, как и в штольнях тогда не застрял». Саенко с грустной улыбкой ответил: «Ну вот теперь-то уж, видно, я застрял окончательно». Академик подбодрил его: «Ничего, вызволим, не дадим тебе умереть, теперь медицина сильнее стала. Выберешься!»

В больнице Саенко тщательно обследовали. Не раз с ним беседовали и Бакулев, и профессор Савельев. Они разъяснили ему, что с ним происходит. Александр Николаевич Бакулев сказал ему примерно так: «В сердце, как и моторе, есть зажигание, которое дает ритм, подхлестывает, заставляет работать сердце. Это так называемый синусовый узел. И вот если этот узел ослаб, то восстановить его нельзя никакими лекарствами. Есть только одна возможность: создать дополнительную искусственную систему зажигания. У нас однажды был такой больной, и мы сделали ему операцию. Так что не беспокойтесь, Прокофий Павлович, мы и вам поможем».

Академик подбодрил моряка, но помочь ему было конечно же не так просто. Начались разработка и усовершенствование специального электростимулятора. Над ним работали и сам Бакулев, и Савельев, и специалисты-электронщики. И вот этот прибор, стимулятор, был создан. Он был небольшого размера, но внутри — целая электростанция, состоящая из нескольких батареек и генератора. Весил он 120 граммов и рассчитан был на три с половиной года работы. Саенко сделали сложную операцию и подсоединили датчик к его сердцу. Операцию делали Бакулев и Савельев.

— Как вы себя чувствовали во время операции? Ощущали какие-то изменения после операции? — спросил я Прокофия Павловича.

— К операции готовили меня три месяца. Бакулеву все не нравился прибор, что-то в нем, по его мнению, было еще ненадежно. Ну вот пришел срок, когда все отрегулировали. Меня привезли в операционную, дали наркоз. Уснул я одним человеком, а проснулся совсем другим. Я просто не верил тому, что произошло. У меня было нормальное дыхание, я не задыхался, чувствовал прилив сил и даже боли в швах, которые остались от вскрытия грудной клетки, я не ощущал — до того мне было хорошо. Сердце мое билось ровно, дышал я равномерно. Пришел меня навестить Бакулев, спрашивает: «Ну как?» Я говорю: «Я бы тех, кто сделал этот стимулятор, на руках носил, дорогой Александр Николаевич!» Все трудные дни после операции меня выхаживала моя жена, дорогая Вера Павловна. И вообще, если бы не она, я давно бы уже, конечно, помер. Ведь шесть лет, пока я лежал в постели, она от меня не отходила.

Я попросил Прокофия Павловича рассказать подробнее о Вере Павловне. Он немного подумал. В глазах его появилось не только какое-то особое тепло, но, как мне показалось, даже слезы. Бывает такое у пожилых людей.

64
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело