Любовь бродяги - Фетцер Эми - Страница 11

• Предыдущая
• 11/96
• Следующая

Ах, если бы знать раньше! Никогда бы он не решился на такое безрассудство. Что привело его в эту дьявольскую гавань? Зачем не остался со своими друзьями? Почему не подумал о возможных бедах? Где был тогда его разум? Вот и мечтай теперь повернуть все назад! Вот и страдай здесь, утыканный иглами, будто жертва, обреченная на заклание!

Пенни стояла у стеклянной двери больничной палаты и с тревогой вглядывалась в хмурое лицо лежащего на высокой койке человека. Маленький белый приборчик, укрепленный рядом с его головой, нервно вздрагивая, выводил на длинной бумажной ленте кривую биений его сердца.

В который раз говорила она себе, что этот беспомощный, вытянувшийся на кровати человек — всего лишь прохожий, ненароком пересекший ее жизненный путь в самый неподходящий момент. Но как ни странно, эти слова ничуть не успокаивали ее испуганно вздрагивающее в такт нервному приборчику сердце. Так что временами ей казалось, что из-под его тонкой металлической лапки бежит колючая прихотливая кривая ее собственных, ничем не обоснованных переживаний.

И это было тем загадочнее, что она уже давно и бесповоротно решила не вступать ни с кем в близкие отношения. Да и этот тип явно не понравился ей с первого же взгляда. Тоже мне Робинзон Крузо нашелся! Эмоции надо держать под контролем. Тем более если обретаешься на той почве, что так расположена к произрастанию разного рода сплетен и слухов — того самого девственного леса, в котором столь вольготно чувствуют себя различные острозубые скандалисты, завистники и интриганы. С ее профессией приходится всегда быть настороже. А она к тому же сейчас особенно нуждается в душевной уравновешенности и покое. И право, она вполне довольна своей независимостью.

«Неужели? — вдруг ворвался в ее рассуждения ироничный внутренний голос, необычайно похожий на голос Тесс. — Что ж, убеждай себя, уговаривай, заговаривай себе зубы! Авось и правда поверишь во всю эту чепуху. Но мы-то с тобой знаем, что все эти дутые истины — всего лишь блестящие мыльные пузыри, которые лопнут при первом же холодном дуновении судьбы. Не правда ли?»

Пенни недовольно нахмурилась и зябко передернула плечами, словно стараясь стряхнуть с себя это странное наваждение.

«Напрасно стараешься, — ехидно продолжал голос. — Куда ты спрячешься от самой себя? Ведь ты из тех женщин, что всегда будут тяготиться своим одиночеством, какими бы красивыми цветами и бантиками они ни украшали пустоту своей жизни».

Пенелопе стало дурно от этого фантастического диалога. Она пожала плечами и подумала, что надо различать самостоятельность и одиночество. Ведь в конце концов это далеко не одно и то же.

«Ого! Да это уже схоластические выверты. Ты испугалась правды! Засуетилась, заспорила».

Черт возьми! Пенни вытерла рукой внезапно вспотевший лоб. Похоже, начинается головная боль. Вероятно, это оттого, что она не выспалась накануне. А все эти проклятые ночные кошмары! Не мистер ли О'Киф виноват в них? Уже давно надо было забыть о нем. И уж совсем не стоило приходить в клинику. Впрочем, всему виной вещи, которые она забыла ему вернуть. Именно они заставили ее нанести этот визит. И раз уж она оказалась здесь, надо довести дело до конца. Итак, смелее вперед! Никаких волнений, никаких чувств.

Пенни еще немного помедлила перед дверью палаты. Несмотря на свою решительность, она чувствовала, что сердце ее все еще тревожно бьется' всякий раз, как она смотрит в лицо лежащему на койке человеку. И это настораживало ее.

Рэмзи лежал тихо. Его голова покоилась на высоких мягких подушках, длинные каштановые волосы легкими темными волнами огибали широкий лоб и струились по крепким мускулистым плечам. Тонкая белая больничная пижама выгодно подчеркивала упругие рельефные мышцы его груди. Большие красивые руки были спокойно и расслабленно вытянуты вдоль тела. Он лежал без движения, равнодушно глядя в потолок, словно покинутый всеми бродяга.

«Прекрати! Опять ты за свое, — одернула она себя. — Какое тебе до него дело? Если ты будешь слишком волноваться, ничего, кроме вреда, тебе это не принесет. Только лишняя боль. Верни вещи и немедленно возвращайся обратно».

— Мисс Гамильтон, — раздался за ее спиной низкий мужской голос.

Она обернулась и увидела перед собой низенького седого человечка в белом халате. Болтавшийся на шее в такт движениям стетоскоп не оставлял никакого сомнения в его профессии. И словно для того, чтобы окончательно рассеять все возможные подозрения, он энергично чиркал что-то карандашом на синей больничной карте.

— Вы друг мистера О'Кифа? — полуутвердительно спросил он, на мгновение приподняв свой маленький сухой носик над больничным листом и кивнув в сторону лежащего на кровати Рэмзи, а затем вновь углубился в свои записи.

— Не то чтобы совсем друг… — немного смутившись, произнесла Пенни.

Доктор вновь приподнял над листом свою хитрую лисью мордочку и, иронично прищурившись, искоса посмотрел на нее, а потом снова как ни в чем не бывало принялся чертить карандашом по бумаге.

— Я лишь случайно, поймите меня правильно, — еще больше смутилась Пенни, — оказалась на том спасательном судне, которое нашло его.

— Конечно, конечно, — закивал головой маленький человечек, насмешливо разглядывая свой карандаш. — Я вас понимаю.

«Нет, не понимаешь! — возмутилась про себя Пенелопа. — Думаешь, я не вижу твоих косых взглядов?»

Она посмотрела на карточку, висевшую на груди врача, и, узнав его имя, обратилась к нему с вопросом:

— Как самочувствие вашего пациента?

Ничего на это не ответив, доктор с любопытством заглянул ей в лицо и задал встречный вопрос:

— А вы разговаривали с ним до того, как он сюда попал?

— Да, немного, — кивнула она, нахмурившись при воспоминании об их последней встрече.

«Возможно, — подумала она, — доктор захочет спросить о старомодных оборотах, которые Рэмзи употребляет в своей речи».

В это время седой человек (это был доктор Маркум) тихо, галантно взял ее под руку и не спеша отвел в сторону от стола дежурной сестры. Было четыре часа утра. В коридоре стояла гулкая предрассветная тишина. И любопытный маленький доктор не хотел, чтобы их конфиденциальный разговор слышал кто-нибудь посторонний.

— Знаете, дорогая моя, — вкрадчиво произнес он. — А ведь в деле нашего уважаемого пациента есть кое-какие странности. Я бы даже сказал — необъяснимые загадки.

— О чем это вы?

Пенни нервным движением поправила ремень сползшей на сторону сумки. Спокойный тон ее вопроса заставил доктора вновь с любопытством заглянуть ей в лицо.

— Вот ведь что странно, — тихо сказал он. — Оказывается, досточтимому мистеру О'Кифу в детстве не сделали никаких прививок…

— Ни одной?

— То есть абсолютно! Даже обязательных для новорожденных. А его зубы? Двух нет совсем.

— Ну, это совсем не странно.

— Да, но они не удалены хирургическим путем, их просто выбили. Причем, как показал рентген, удар был так силен, что треснула челюсть. Остальные зубы в порядке, хотя некоторые нуждаются в лечении. А вот челюсть повреждена в двух местах: в области щеки и у подбородка, кроме того, сломан нос. Да не один раз, а по крайней мере три.

Чем дольше перечислял доктор травмы Рэмзи, тем больше вытягивалось лицо Пенелопы, искреннее сострадание отражалось в ее глазах.

— А что он сам говорит обо всем этом? — печально покачав головой, спросила она.

— Ничего. Он не отвечает ни на один вопрос и вообще, насколько может, сопротивляется лечению.

— У него есть на это право. Он волен сам распоряжаться своей частной жизнью.

Доктор неодобрительно пожал плечами. Частная жизнь — частной жизнью, а лечение все же должно быть достаточно эффективным. Впрочем, он помнил, что видит перед собой ту актрису, о которой говорят как о даме, предпочитающей превыше всего свою независимость и уединение.

— Все это хорошо, — проворчал он. — Но кроме того, что и полиция интересуется его прошлым, я тоже не могу назначить грамотного курса лечения без знания предыстории болезни. А согласно нашим сведениям, мистера Рэмзи О'Кифа ни разу еще не обследовали ни на Гранд-Айлендз, ни где-либо на территории США. Пенни удивленно подняла брови.

• Предыдущая
• 11/96
• Следующая