Любовь бродяги - Фетцер Эми - Страница 32

• Предыдущая
• 32/96
• Следующая

Огненная волна пробежала по ее телу. Прикосновения его рук пробудили в ней неутомимую жажду любви. И она уже сама обвила руками его мускулистую шею. Рэмзи понял, что она, как и он, желает судорог страсти, и слегка помедлил, прежде чем прикоснуться к ней вновь. Но когда он провел ладонью по ее груди, осторожно лаская налитые, как гроздья винограда, соски, она застонала от наслаждения и выгнулась под его рукой, требуя повторения ласки.

О'Киф расстегнул пуговицы ее пижамы и обнажил ее до пояса, продолжая нежно гладить великолепную тугую грудь. Наконец, освободив ее тело от всего, что разделяло их, он крепко прижал Пенни к себе. Она словно обезумела от страсти. Горячими поцелуями покрывала она его лицо, губы, нетерпеливо шептала какие-то бессвязные слова. И он, поддавшись ее порыву, почувствовал острое желание познать ее всю, до дна души, до последнего предела.

Придерживая ее рукой, он склонился над ней, дотронувшись кончиком языка до напряженно набухшего соска. И Пенелопа, вздрогнув, провела ладонью по его волосам, продолжая ерошить их, тихо постанывая, пока он длил свою любовную игру. Его рука медленно скользила по ее бедру, приближаясь к горячему средоточию ее плоти. И Пенни открылась ему навстречу, готовая вскрикнуть от наслаждения и забиться в медленном ритме его ласки;

Прильнув щекой к шее Рэмзи, она извивалась в его руках, целиком отдавшись нежности прикосновений. Прося еще и еще, она билась в объятиях любви, желая лишь продолжения этих безумных мгновений.

— О, как хорошо! — шептал он, все сильнее обнимая ее и все ближе скользя рукой к горячему цветку ее тела, пока не проник наконец в ее глубину.

— О Боже! — вскрикнула Пенни, выгибаясь дугой.

И Рэмзи медленными движениями большого пальца принялся ласкать ее в самом сокровенном месте. Она стонала и всхлипывала, впившись ногтями ему в плечо.

— Расслабься, Пенни, — бормотал он, ускоряя темп ласки и прижимаясь к ее губам долгим сладострастным поцелуем.

Ее бедра покачивались в такт его движениям. Глаза были застланы серебристой дымкой наслаждения, словно прохладный утренний туман стоял над зеленоватой глубиной старого озера, окаймленного длинными ресницами тростника. О'Киф утопал взглядом в этой таинственной глубине, где взблескивали алыми огнями юркие огненные рыбы и мелькали зловещими тенями древние чудовища человеческих страстей.

Вдруг тело Пенелопы судорожно напряглось, и громкий крик восторга вырвался из ее груди. Огненная волна блаженства захлестнула ее. Рэмзи почувствовал, как мелкая бархатная дрожь пробежала по ногам Пенни, и она, затихнув, словно растаяла у него в руках, став легкой и податливой, как пушинка.

Он все еще прижимал ее к себе, не шевелясь, почти не дыша, вновь и вновь переживая блаженнейшие минуты их близости. Пусть пройдет вечность, думал он, но никогда им не забыть этих мгновений, не забыть пережитого вместе восторга.

Наконец Пенни пошевелилась и резко откинулась назад. Прядь волос упала ей на лицо, и она отвела ее в сторону, вглядываясь в глаза Рэмзи. Он улыбался, склонившись к ней и осторожно придерживая руками, будто боялся, что если отпустит ее, то она упадет и разобьется на мелкие кусочки.

— Милая, — прошептал он, ласково поглаживая ее колени, — неужели никто не говорил тебе, как опасно девицам по ночам посещать спальни мужчин?

«Она — само совершенство, — думал он между тем. — Страстная, нежная, чувственная». Нагнувшись к ней, Рэмзи хотел поцеловать ее еще раз, но Пенни вдруг отпрянула в сторону, словно испугавшись продолжения их любви. 'Рэмзи видел в ее глазах искренний страх, боязнь последнего любовного слияния.

— Что с тобой? — тихо спросил он.

— Я не могу, Рэмзи. Прости меня, пожалуйста. Отстранив его, она встала с кровати. О'Киф попытался поймать ее за руку, но она вырвалась и отвернулась от него.

— Я никогда не потребую от тебя того, что ты дать не в состоянии, — спокойно произнес он.

И она смущенно опустила глаза. Его чрезмерная искренность, видимо, шокировала ее.

— Я понимаю, — негромко сказала она. — Не хочу быть эгоисткой, но… — Ее губы задрожали. Она качнула головой и, уже выходя из комнаты, шепнула:

— Извини.

Рэмзи печально вздохнул и нахмурился. Он чувствовал себя виноватым и не понимал, почему Пенелопа испугалась его. Может быть, то, что произошло между ними «, уязвило ее гордость? Или ее смутила проявленная ею чрезмерная страстность? О'Киф терялся в догадках. Он чувствовал, что необъяснимая загадочность ее поведения будет мучить его этой ночью, пожалуй, даже больше, чем острая ноющая боль потревоженной раны.

Лежа на боку и подперев рукой голову, он в мельчайших подробностях вспоминал то, что случилось. Затем, утомленный тягостными фантазиями, опрокинулся навзничь и принялся сосредоточенно созерцать потолок. «Беги, прячься, милая, скрывай все, что желаешь! Все равно нет тебе спасения. Поздно. Ибо отныне я знаю твою слабость!» Он удовлетворенно кивнул, поправил сбившуюся простыню и сел на кровати, с видом крайнего удовлетворения поглаживая себя по груди.

Ровно через час Рэмзи, оставив надоевшие ему размышления о прошлом, решил продолжить столь успешно начатые им исследования настоящего. В одном из углов своей спальни он заметил небольшую, покрашенную под цвет стены дверь. Подойдя к ней, он осторожно повернул прозрачную, разрисованную узорами ручку. Но дверь не поддалась его усилию. Он нажал сильнее. Результат оказался тем же. Тогда О'Киф с силой ударил кулаком по раме двери, та взвизгнула и распахнулась. За нею, как он и ожидал, его взору открылась небольшая полутемная служебная лестница, по которой, судя по сырому затхлому воздуху, давно уже никто не ходил.

Рэмзи стал медленно спускаться по ступенькам. Любопытство было сильнее желания спать. К тому же из-за поспешного бегства Пенелопы его все еще одолевали беспокойные и довольно нелепые мысли. Так что заснуть бы все равно не удалось. Он по-прежнему ломал голову над тем, достаточно ли хорошо ей было с ним или, быть может, это только показалось. Не клянет ли она судьбу за то, что вступила с ним в близкие отношения? Не жалеет ли о случившемся? Как чувствует себя теперь? Вся эта чепуха всерьез волновала его.

Остановившись посреди лестничного проема, он задумался о том, что в прошлом у него уже было немало женщин, но он ни разу не удосужился спросить хотя бы одну из них, как она себя чувствует в момент близости с ним. И теперь его мучили сомнения, способен ли он доставить женщине настоящее удовольствие.

Тесс, помнится, дразнила его тем, — что он слишком озабочен своими мужскими достоинствами. И возможно, она была права. Но эта озабоченность учила его, увы, лишь простой телесной любви. А что он знал о том, как доставить радость женской душе? Как угодить ее сердцу? С сожалением Рэмзи вынужден был сознаться, что знал об этом действительно очень мало. Он искал лишь страсти, лишь восторга и наслаждения, едва ли даже догадывался об истинной любви.

Пенелопа вдохновила его на поиски большего. Ее независимость была вызовом, требующим от него величайшей душевной собранности, готовности переступить за грань повседневных чувств. Она мучила и манила его, заставляла надеяться на что-то большее, чем простое телесное обладание, но всякий раз вновь и вновь ускользала от него, уходила куда-то в глубину своей души.

Рэмзи пожал плечами и двинулся вниз по ступенькам. Он уже достиг последнего лестничного пролета, когда его внимание привлек высокий медный светильник, напоминавший подсвечники на корабле. Свечу, похоже, давно не зажигали.» Декорация «, — подумал О'Киф. С некоторых пор он не слишком доверял современным изобретениям. Недаром, разобрав у себя в комнате один из находившихся там светильников в поисках источника света, он нашел лишь какие-то странные железки и веревочки, не обнаружив ни фитиля, ни горючего материала.

Скептически посмотрев на светильник, нависавший над служебной лестницей, Рэмзи гордо проследовал мимо. Привалившись плечом к обнаруженной чуть далее двери, он бесшумно распахнул ее и двинулся по узкому темному коридору по направлению к мерцавшему в отдалении неяркому маленькому огоньку, словно маяк, светившему в глухой ночной тишине.

• Предыдущая
• 32/96
• Следующая