Любовь бродяги - Фетцер Эми - Страница 58

• Предыдущая
• 58/96
• Следующая

«Вашего?» — удивилась она. Это было сказано так, словно сам он прибыл из какого-то другого, неведомого ей мира. «Откуда он?» — подумала Пенелопа, слегка подвинувшись, когда Рэмзи скользнул к ней под одеяло и отбросил в сторону ненужные полотенца.

— Мне бы надо вернуться в свою комнату, — сонно проговорила она.

— Неужели ты хочешь оставить меня?

Он склонился над ней, нежно гладя по груди и с невольным страхом ожидая ответа.

— Я, кажется, уже не в силах сделать это.

Отвернувшись от него, она свернулась калачиком на постели. Поцеловав ее в затылок, он взял Пенни за плечи и, повернув к себе лицом, крепко прижал к груди.

— Ты совсем уже обнаглел, — проворчала она. — Ведешь себя просто несносно.

— Что ж, возложи всю вину на меня, — усмехнулся он. — Я выдержу вас обеих. — Он перешел на шепот. — Оставайся со мной, радость моя, и никто не посмеет тебя обидеть.

Но она уже не слышала его. Сонная пелена сомкнула ей веки. Он окинул взглядом черты ее лица и подумал, что отныне должен беречь этот хрупкий одинокий цветок, встреченный им на прихотливой тропе жизни. Недаром какая-то смутная печаль веет над головой лежащей в его объятиях женщины. Словно в наказание самой себе отказалась она от радостей дружбы, от семейного счастья, от любви. Но несчастья не оставили ее. Беды вновь обступили со всех сторон. И он обязан помочь ей выпутаться из паутины жизненных бед. Встать на ее защиту. Вот только бы разрушить все еще разделяющий их барьер.

Запах цветущей вишни и горьковатый запах дыма от горящего неподалеку костра. Чувство безопасности и покоя. Тепло и тихое жужжание танцующих над цветами пчел.

Она любима и счастлива. Сильные добрые руки, нежно обнимающие ее, защищают от всех бед и опасностей жизни. Их светлая ласка тоже пахнет цветами.

Она тянется к белым матовым лепесткам. Так хочется прикоснуться к их шелковистой прохладной поверхности, но видение меркнет, темнеет; его прекрасные черты затягиваются мраком. И в душе воцаряется боль и тоска одиночества,

Рэмзи проснулся внезапно. Широко раскрыв глаза, он быстрым взглядом окинул темную комнату, кровать, женщину, лежавшую рядом. Пенни, крепко сжав кулаки и прижав к подбородку колени, дрожала всем телом. Придвинувшись к ней поближе, О'Киф ласково погладил ее по плечам.

— Я здесь, я с тобой, моя хорошая, — прошептал он. — Я никому не позволю обидеть тебя. Со мной ты в полной безопасности.

— Не оставляй меня, — всхлипнула она, прижимая его руку к своей груди. — Я больше не буду ругаться.

И она заплакала, как маленький ребенок. Сердце Рэмзи сжалось от жалости.

— Ну что ты, моя маленькая, — нежно приговаривал он. — Успокойся. Все будет хорошо.

— Темно, страшно, — бормотала она, не открывая глаз. — Больно. Папа!

— Тише, тише, — успокаивал ее О'Киф, продолжая ласково поглаживать по плечу. И она доверчиво прижалась к его груди. — Ты в безопасности, никто не сделает тебе больно. Все пройдет. Все будет прекрасно.

Пенни успокоилась и затихла. Но Рэмзи чувствовал, что все может повториться снова, и боялся лишь того, как бы ее замкнутость не помешала ему помочь ей.

Жаркий, душный воздух затруднял дыхание. Белая рубашка взмокла от пота и прилипла к спине. И Энтони раздраженно повел плечами. Тяжелый продолжительный перелет сказывался на его настроении. К тому же он чувствовал себя несколько неуверенно в этой части города, хотя филиппинский Анджела-Сити был знаком ему. Но последний раз он бывал здесь по делам Пенелопы десять лет назад.

Усталый и раздраженный, он не спеша шел по узкой, обсаженной невысокими деревьями аллее следом за своим старым приятелем Аргарло, который важно вышагивал впереди, провожая гостя до крыльца своего дома. Этот худой темнокожий человек знал едва ли не каждого жителя города. В любой момент он мог отыскать что угодно и кого угодно в этом забытом Богом краю. И Тони ничуть не сомневался, что поступил совершенно правильно, сразу же обратившись именно к нему.

Они прошли мимо деревянных, крытых широкими пальмовыми листьями хижин, от которых густо и терпко пахло смолою. У некоторых из них на крыше красовались большие неровные листы железа, и тонкие желтоватые подтеки ржавчины тут и там покрывали их стены. Другие, более ветхие, сочетанием дыр, испещривших деревянные полусгнившие каркасы, напоминали шахматные доски, на которых по ночам играют подземные духи. Отвратительное зловоние размытых дождями нечистот стояло в воздухе.

Возле одной из хижин у большого узкого корыта мылась девочка лет тринадцати. Ее простое серое платье лежало рядом на земле, хрупкое, худенькое тело прикрывали лишь маленькие трусики и полупрозрачный лифчик. Но она, кажется, совсем не смущалась проходящих по улице людей. Энтони деликатно отвернулся и едва не налетел на Аргарло.

— Ты хочешь женщину? — спросил тот, кивнув в сторону девочки.

Достав из кармана сигару, он не спеша чиркнул спичкой, и ее тонкое желтоватое пламя бросило отблеск на густые черные волосы, широко ниспадавшие на узкие костлявые плечи, и отразилось в больших неровных серьгах, оттягивающих мочки ушей. Одет он был в легкий бледно-голубой саронг, небрежно открывающий слежавшиеся складки невообразимо грязного нижнего белья.

— Нет. Спасибо, — поспешил отказаться Тони, стараясь скрыть свое отвращение к этому малопривлекательному месту.

Аргарло пожал плечами и повел рукой в сторону одной из лачуг. Дверью ей служило свисавшее с притолоки одеяло. Энтони перешагнул порог и вошел внутрь. В ноздри ему ударил резкий запах пота и старого виски. Несколько находившихся в лачуге мужчин с любопытством посмотрели на вошедшего.

— Эй, бармен! — крикнул за его спиной Аргарло.

Тони пересек грязную, заваленную мусором комнату и, облокотившись о стойку бара, заказал два пива. Оглядевшись, он увидел голые заляпанные стены и два выцветших рекламных щита кока-колы. У противоположного конца стойки, окруженные сильно подвыпившими мужчинами, стояли несколько женщин, вернее девочек. Их лица выражали скорее недоумение и робость, нежели довольство такой компанией.

Аргарло небрежно привалился рядом с Энтони, который попытался заговорить с ним на местном наречии, чем вызвал снисходительную улыбку своего темнокожего приятеля. Коренастый смуглокожий бармен с интересом, прищурившись, глянул в лицо Тони и не спеша отошел в сторону. Тот кинул на деревянную панель стойки несколько банкнот в счет уплаты за пиво. И этот жест сразу же привлек внимание бармена. Жадным взглядом окинул он зеленые американские доллары, и на его лице появилось что-то напоминающее любезную улыбку. Уэйнрайт увеличил кучку Зеленых бумажек, и угрюмая физиономия хозяина изобразила неподдельное добродушие. Аргарло нетерпеливым жестом остановил безмерную щедрость Энтони и, достав из кармана кривой нож, что-то грубо крикнул через стойку на своем, корявом языке.

Сразу поскучневший бармен с меланхоличной невозмутимостью сгреб широкой ладонью часть лежавших перед ним денег и, искоса глянув на Энтони, небрежным жестом положил их себе в карман. Затем, кивнув в сторону скрытой за стойкой небольшой деревянной двери и пригласив Тони следовать за ним, исчез в деревянном проеме. Уэйнрайт воспользовался его приглашением и пошел за хозяином. Он настолько верил своему темнокожему приятелю, что даже не подумал об ожидавшей его за дверью неожиданности.

Еще не открыв глаз, Пенелопа сладко потянулась в постели, словно отведавшая густых сливок кошка. Рэмэи с улыбкой наблюдал за ней, глядя в приоткрытую зеркальную дверцу бельевого шкафа.

— Доброе утро, радость моя, — сказал он, застегивая манжеты.

«Еще бы не доброе», — подумала Пенни, окидывая взглядом его стройную крепкую фигуру. Чистая белая рубашка выгодно подчеркивала бронзовый загар его лица, а темные свежевыглаженные брюки обрисовывали тонкую талию. И Пенелопа подумала, что теперь она точно знает, какой стиль одежды предпочитает ее необычный гость. Сам покрой его тонкой, без воротничка, со спускающимися вниз двумя белыми полосами, как у англиканских священников, рубашки говорил за себя.

• Предыдущая
• 58/96
• Следующая