Свободен - 2 (СИ) - Лабрус Елена - Страница 26

— Нет. Но я уже соскучился, — не меняя выражения лица, понижает он голос.

— Ты отдал ей лично в руки наши ДНК и попросил сделать анализ? Хочешь проверить: скажет она правду или соврёт? — веду я пальцем по его руке.

Едва сдерживая улыбку, он закрывает глаза, а потом наклоняется к моему уху.

— Да, но это ДНК твоя и Ростиса.

— А вот и она! — подскакивает со своего места Витальевна. — Ну, иди обниму, молодая жена, — расскидывает она в сторону руки и осекается, глядя на моё лицо. — Что случилось, Лан? Ла-а-ан?

Опустив голову, я предупреждающе поднимаю руку, чтобы меня не трогали. И весь ужас того, что ведь кроме печати в паспорте всё это правда, подступает к горлу, когда, бросив сумку, я сажусь на своё место.

— Что случилось, Лан? — и не думает ретироваться НВ. Да и Рачкова, что выплыла из своего кабинета с подарком в руках, тоже подходит. И другие девочки, новенькие, которые влились в наш отдел из «Эллис-Групп» тоже подтягиваются к моему столу. И весь мой задор и оптимизм, который каким-то чудом как негасимый огонь поддерживает во мне Танков, словно испаряется под этими испуганными, тревожными, непонимающими взглядами.

И я снова чувствую себя там, где я услышала спокойный голос Лизы: «Свадьбы не будет».

— Свадьба не состоялась, — выдыхаю я.

— Как? Почему? Что за хрень?

— Есть вероятность того, что мы родственники, — снимаю я с шеи косынку, что вдруг начинает меня душить и, открыв стол, бросаю в ящик.

— Так значит вы не просто так однофамильцы? — прикрывает рот рукой Витальевна.

— А на сколько близкое родство? — проседает до хрипоты обычно зычный голос Рачковой.

— Самое близкое, — кладу я руку на лоб.

Слышу, как в дверь входят девчонки из другого отдела, тоже видимо с подарками. Но их радостные возгласы затухают под тяжёлым взглядом Надежды Петровны.

— Твоя мать с Елизаровым? — предполагает НВ.

— Его с моим отцом, — выдыхаю я.

— Охренеть! — восклицает кто-то из вошедших, которым, видимо, как-то знаками объяснили насколько всё плохо.

— И что теперь делать?

— Ничего, будем ждать повторной экспертизы, — пожимаю я плечами.

— И если она подтвердит, что так и есть?

— А какие есть варианты? — поднимаю я глаза на НВ, которая просто мастер бить в самое больное.

— Ой, мамочки! — ложится на стол ещё одна коробка, подсунутая одной из девчонок с другого отдела. — Но ты подарок все равно возьми.

— Да, Лан, — двигает свою коробку Наталья Петровна. — Это от всего нашего отдела. Сложится, не сложится, а пригодится.

— Но может ещё всё образуется? — жалобно спрашивают с задних рядов.

— Может и образуется, — выдыхаю я, и правда не ожидая, что вдруг почувствую это так остро: всю горечь ситуации и весь масштаб нанесённых разрушений. — Елизаров с инфарктом в больнице. Мой отец в коме. Танков под следствием за то, что его избил.

— Твою же мать! — звучит на разные голоса.

— А как же вы будете теперь вместе работать? — опять Витальевна.

— А какие варианты? — провожаю я глазами уходящую к своему столу НВ. — Танков не обязан меня содержать. Искать другую работу? Увольняться? Мне сейчас только этих проблем не хватает. Буду работать. Сколько смогу.

— Да, девчонки, работать! — командует Рачкова. — Потом поговорите, будет обед.

Выгоняет всех, закрывает дверь, а сама подходит к моему столу.

— А как вышло что фамилии у вас одинаковые, а то, что вы родственники выяснилось только сейчас?

Приходится рассказать им историю близкого, но мимолётного знакомства моего отца с матерью Артёма в том виде как её услышала я. Слово в слово. Я даже вспомнила, как Майя Аркадьевна сказала: «выберет… эту».

— Что вот прямо так и сказала? «Эту»? — качает головой Наталья Петровна.

Странно, что я рассказываю это так, будто это произошло не со мной.

Странно, что тогда меня это не зацепило, а теперь я вдруг так отчётливо это слышу: «Эта!» Приблудная. Неизвестно какая. Непонятно как тут оказавшаяся. Недостойная. Чужая. Лишняя.

— А кого же она прочила ему в невестки? — поражает меня сегодня своей мудрой прямотой начальник отдела ОМТС.

— А я знаю, — поднимается со своего места одна из новеньких девочек.

Ну как, девочек. Этой, худее, ухоженнее и старше, с красивыми искусственными ресницами, около сорока. А второй, с толстой русой деревенской косой на спине, хорошо если к двадцати пяти, но выглядит старше. Скромная. Луноликая. Кровь с молоком.

— Они же с Эллой Маратовной должны были пожениться, — сообщает та, что с ресницами.

— С Лисовской? — таращит глаза Рачкова.

— Ой, ты вроде как не знала, — фыркает Витальевна и снова подтягивается к моему столу. — Подруга, подруга. С детства знакомы, — укоризненно качает она головой, передразнивая меня. — Не зря вот она его там в кабинете обнимала. Вот тебе и подруга!

— А она его обнимала? — моргает своими накрашенными в стиле «паучьи лапки», то есть склеенными пучками, ресницами Рачкова.

— Я же тебе рассказывала, — снова недовольно упирает руки в бока НВ.

— А! Ты по ту фотку, где она руку ему на спину положила? Обнимала, скажешь тоже! Я его каждый день так обнимаю. Особенно как встанет в проходе со своим телефоном, так пока не пододвинешь, не отойдёт. А я женщина крупная, не грудью же мне его толкать, — заставляет она даже меня улыбнуться.

— Ну так, то — ты, а то — она. И что там у них вышло со свадьбой? Вернее, не вышло? — даёт слово Витальевна новенькой по имени Оксана.

— Помолвку разорвал Артём. Вы уж простите, Лана, что я так по-свойски, он тогда ещё менеджером был у Лисовского, когда мы вместе работали, — опирается она бедром на мой стол. — Уж не знаю, что там у них произошло. Он не распространялся. Но тоже дело было накануне свадьбы, за несколько дней «до». И буквально сразу после этого он уволился. Но вот в один из тех дней его мать приходила к Лисовскому. И разговор у них был такой… трудный.

— Орала поди, как потерпевшая? — предполагает Рачкова.

— Нет, не кричала и близко. Говорила спокойно, с достоинством, но что-то было в её голосе такое, угрожающее что ли.

— Ты-то откуда знаешь? — хмыкает Витальевна.

— Мы с его секретаршей, Викой, дружили. А у Вики был включён интерком как раз, когда она пришла к нему в кабинет. И Марат Романович его во время всего разговора так и не выключил, забыл.

— И чем же она ему угрожала? — подаю голос я. Хоть какой-то плюс с этого объединения. Ведь реально эти девчонки из «Эллисс-Групп» могли многое видеть, слышать и знать.

— Она почему-то думала, что это Лисовский на Артёма надавил и заставил от свадьбы отказаться. И говорила о том, что, если эти два осла бизнес не поделили, дети не должны страдать. А Марат Романович ей тогда и говорит: «Может, Майя, ты ей и лучше мать, чем родная, но решение это было не моё. Хотя не скрою, я ему обрадовался. И считаю правильным». А она ему: «Правильно, Марат, жить не на две семьи, а выбрать одну». Он посмеялся, сказал: «Во мне же наполовину восточные корни, могу позволить себе столько семей, сколько могу содержать». И она пошутила что-то вроде того, что не быть тебе султаном. А он как подскочит: «Элеонора больна! И не смей ей даже намекать!»

«Элеонора? — силюсь вспомнить я. — А Бережной вроде называл мать Эллочки Алевтина. Или нет? Чёрт, и у Танкова пока не спросишь!»

— Не помешаю? — мягкий голос Эллы Лисовской заставляет смутиться всех, даже меня.

И пока все, потупив глазки, разбегаются по своим местам, она садится передо мной на корточки как перед маленькой и сжимает мои лежащие на коленях руки в своих.

— Мне жаль, Лан. Мне очень-очень жаль, что всё это выплыло именно так. И сейчас. Но я надеюсь, что всё образуется, — прямо, открыто, сочувствующе смотрит она на меня снизу-вверх. — Он очень упрямый. И никогда не меняет своих решений. Если бы это всё подстроила я, то знала бы точно, что Танка это не остановит. И наверно, пришла бы насладиться уж если не своим недолгим триумфом, то самим спектаклем точно. Но я даже не знала ничего, пока Артём не приехал и не рассказал сам.