Плохая война - Конофальский Борис - Страница 40

Наконец, аплодисменты стихли и господа садились в свои кресла и на свои лавки. А после того как снова взревели трубы и установилась тишина, секретарь продолжил с новым низким поклоном:

– С замиранием сердца ждем вашего ответа, кавалер. Ежели вам нужно на раздумье время, то мы будем и дальше ждать.

Тут к Волкову склонился бургомистр и зашептал:

– Сия должность в мирное время вас ко многому не обяжет. Капитаны у нас дело свое знают, вы же объясните им, как устроить городское войско лучше, чтобы было как ваше, и будете про то спрашивать с них. А коли война случится, так уж только тогда будете командовать как должно.

Но Волков не торопился соглашаться.

– А должность дает содержание сто двадцать талеров в год, – продолжал бургомистр.

Ну, это уже стоило того, чтобы хотя бы подумать.

– Город оплачивает кров, можете снять любой дом, все расходы понесет город, также вам полагается две перины, двенадцать простыней, шесть скатертей, двенадцать полотенец, двадцать четыре салфетки, двенадцать возов дров. И главное, сей чин дает вам место и голос в совете города. А командовать вами может только майор, то есть первый консул города, то есть я. И все, более начальников над вами не будет.

Волков все еще не решался. Не хотел он так сразу, не подумав и не взвесив все, соглашаться даже на почетную должность. Но он взглянул на епископа и увидал, как старый и хитрый поп сделал всего одно движение. Отец Теодор всего-навсего коротко кивнул ему: соглашайся, сын мой.

Навести порядок в городском ополчении? Ну, сие несложно, надо это дело просто поручить Брюнхвальду, за небольшую долю из жалования. Уж Карл и его сержанты порядок тут наведут, замордуют быстро городских пузанов так, что те плакать будут, в этом сомнений нет. Посмотреть и проверить арсенал Волков сможет сам, проверить пушечный парк доверит Пруффу. А вот место в совете города – это большая удача. То не каждому предложат, епископ прав, нужно соглашаться.

Кавалер встал, и в ратуше повисла тишина. Он оглядел зал и заговорил так, чтобы слышно было везде:

– Чин такой для всякого великая честь и для меня тоже. Надеюсь, что оправдаю доверие консулата и совета честного города Малена.

Зал взорвался аплодисментами и радостными криками. И ему снова и снова пришлось кланяться. И все было прекрасно, да тут он поглядел на жену, а та бела, как полотно.

– Что с вами, госпожа моя?

– Что-то тут душно, – вяло отвечала госпожа Эшбахт.

Да, в ратуше было много народа и горели камины.

– Выпейте вина, госпожа моя.

– Не хочу вина.

– Может, пива?

– Кислой воды велите подать.

Волков подозвал одного из слуг.

– Принеси воды с лимоном или с уксусом.

Сам он сел и, взяв с блюда отличную котлету из ребер ягненка, предложил ее жене:

– Может, желаете котлету?

– Ах, уберите ее от меня, этой вони бараньей даже слышать не могу! – кривилась Элеонора Августа.

– Ну, потерпите тогда, слышал я, что будет жаркое, телята на вертелах.

– Ах, не хочу я ничего такого, – морщилась госпожа Эшбахт. – Хочу чего-нибудь свежего и холодного. – И она притом снова начала отламывать куски от хлеба.

И тут в который раз загудели трубы, двери ратуши распахнулись, и вошла делегация горожан. Впереди выступал важный седой господин с большим пузом, он нес перед собой подушку, на которой стояла шкатулка хорошей работы. Господин остановился прямо напротив Волкова и закричал зычно, на весь зал ратуши:

– Коммуна Заячьей улицы, с прилегающими проулками и с площадью Святого Андрея, просит вас, кавалер, за дела ваши славные, за победы великие принять в дар шкатулку с перцами – красным и черным.

К ним подлетел молодой человек и открыл крышку шкатулки. Пузатый господин повернулся налево, затем направо, чтобы все видели, что шкатулка, разделенная на две части, доверху наполнена красным и черным перцем, и уже потом поднес ее ближе к столу, за которым сидел Волков.

Кавалер встал и поклонился.

– Благодарю вашу коммуну, я люблю перец. Видно, не зря я бил горных собак.

В зале засмеялись.

Шкатулка была бережно водружена на стол, пустующий до сих пор. Теперь предназначение стола стало ясным. И кавалер понял, что не для одной шкатулки тут поставили целый стол. И оказался прав.

За пузатым представителем коммуны Заячьей улицы шли следующие дарители. Эта делегация была явно богаче первой.

– Гильдия мукомолов и мельничных мастеров, – гордо представился седой господин в большом и красивом берете. – Дозвольте, рыцарь божий, преподнести вам подарок от нашей гильдии, уж всех вы нас порадовали делом последним своим. Ответили за все наши обиды и унижения. – Он стянул покрывало с рук юноши, что стоял за ним. – Прошу принять от нас четыре меха черного соболя!

По залу прокатился удивленный гул. Соболь считался мехом королевским. Конечно, четырех соболей и на четверть шубы не хватило бы, но все равно подарок был очень дорогой, очень.

Волков снова вставал, снова кланялся, говорил слова благодарности. А когда взглянул на жену, чтобы сказать ей, что этими соболями можно оторочить ей шубу, то увидал лицо совсем белое.

– Госпожа моя, – с волнением заговорил он, – что с вами?

– Душно мне, – отвечала она с раздражением.

– Вот же вода кислая, как вы хотели.

– Я хотела с лимоном, мне же принесли с укусом, да еще и теплую. – Она опять морщилась. – Мутит меня, велите убрать отсюда эти котлеты.

Волков дал знак слуге, и тот убрал блюдо с его стола. А к нему уже шла новая делегация из шести человек. И делегация та была совсем не бедная, судя по их одеждам. Как же Волков был удивлен, когда узнал, что это…

– Гильдия золотарей и старьевщиков просит вас, достославный рыцарь Фолькоф, не отказать в милости и принять от нас в дар шкатулку, в коей лежит двадцать пять талеров серебром.

– Благодарю вас, – с удивлением отвечал он, вставая. – Ваши деньги будут мне очень кстати.

А Элеонора Августа коснулась его руки и, когда кавалер поглядел на нее, произнесла едва не со стоном:

– Мутит меня, нужно бы мне прилечь. Вернемся к епископу в дом.

– Сие невозможно, госпожа моя, – ответил Волков. – Люди еще, кажется, будут ко мне.

Но, видя ее жалкий вид и бледность, нашел глазами Увальня, сделал ему знак, подзывая к себе. Увалень, пока не пошла новая делегация, приблизился к нему, захватив с собой и Максимилиана.

– Госпоже дурно, выведите ее на улицу; коли нужно будет, так сажайте в карету, и пусть едет в дом епископа, – распорядился кавалер.

Максимилиан и Александр вежливо и бережно вывели Элеонору Августу из зала, а епископ наклонился через ее опустевшее кресло и произнес:

– Монахиня моя сказала мне, что ваша жена обременена.

– Кажется, – неуверенно и с надеждой ответил кавалер.

– Да благословит ее Господь, я молился о том часто. Да будет над чревом ее благодать покровительства Матери Божьей. – Епископ перекрестился. Волков тоже перекрестился за ним следом. А поп продолжал: – Я благословлю мать Амелию быть с вашей женой до благополучного разрешения. Она лучшая повитуха графства и города.

– Премного вам благодарен, святой отец, – смиренно отозвался кавалер.

– Не благодарите, вы служите престолу Петра и Павла так же, как и я, и еще неизвестно, от кого из нас больше пользы.

– Разумеется, от вас.

– Нет. Нет, неправильно. Я – язык, вы – меч, язык без меча – пустой звон, меч без языка – напрасная кровь. Так что для матери церкви мы одинаково ценны. Вон к вам идут новые люди.

Волков увидал, что в ратушу входит очередная делегация.

– Помните мои слова? – шепнул епископ.

– Это те, что про поцелуи и серебро?

– Да именно те, сейчас они продолжат целовать вам руки и осыпать серебром, но вы не обольщайтесь.

– Я держу в памяти ваши слова, святой отец, – ответил кавалер.

– Гильдия печников, каминных мастеров и трубочистов просит вас, господин, принять наше подношение, – говорил важный господин, ставя на стол поднос из серебра.