Пиастры для юных пиратов - Гусев Валерий Борисович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/26
• Следующая

Тут за соседской стеной хлопнула дверь, смолкла музыка, радостно залопотала Зульфия. Наступил «Тихий океан».

– Теперь и поговорить можно, – сказал папа. – Серьезно поговорить.

Мама тут же поставила перед ним еще одну чашку кофе.

– Вы поедете со мной. Вы мне там нужны. Забудьте прямо сейчас, кто я такой, и прямо сейчас запомните, что я очень богатый и придурковатый бизнесмен. А вы мои дети.

– Придурковатые? – спросил Алешка.

Папа кивнул, даже не улыбнувшись.

– Ведите себя соответственно.

– Это они могут, – сказала мама и совершенно некстати вспомнила, как я, в раннем детстве, почему­то сел в кастрюлю с тестом.

– Я не это имел в виду, – произнес папа. – Но они меня поняли, так?

Когда папа спрашивает таким серьезным тоном, нам остается только кивнуть головой и потупить глазки.

– Два дня на сборы, – сказал папа.

Два дня пролетели как два урока.

Папа принес с работы громадный шикарный чемодан для себя и два поменьше, но тоже шикарные, для нас с Алешкой.

В папином чемодане уже лежали всякие небывалые костюмы и всякие заманчивые вещи: ноутбук, морской бинокль, белый тропический шлем, кортик в золотых ножнах и другие атрибуты богатого чудака.

А наши чемоданы начала сразу же заполнять до отказа мама.

– Лешкины валенки никак не лезут, – устало пожаловалась она папе и сдула с усталого лица усталую прядь волос.

– Какие валенки? – обалдел папа.

– А как же! – Мама изо всех сил давила крышку чемодана коленкой. – Там же летом – зима! В том полушарии. Я сама в энциклопедии прочитала. Там такая суровая зима, что даже Полярной звезды не видно.

Папа чуть заметно усмехнулся.

– Да, – сказал он, – там летом зима. Но очень мягкая. Градусов около тридцати. Но в океане это легко переносится. Там ведь все время ветер.

– Боже мой! – ужаснулась мама. – Тридцать градусов да еще с ветром. А я Лешеньке даже рукавички не положила. Тридцать градусов!

– Тепла, мать, тепла, – успокоил ее папа.

– Ты точно знаешь? – недоверчиво спросила мама. – А в энциклопедии...

– Вытаскивай валенки. Лучше лишнюю пару плавок ему положи.

Мама даже зажмурилась: зимой, в плавках... На обледеневшей палубе корабля. При постоянном ветре.

– Знаешь, отец, – вдруг решила мама. – Езжай­ка ты один. – Она подумала и добавила: – В плавках... и в валенках.

Дело кончилось тем, что папа сам взялся укладывать наши чемоданы, а валенки тайком забросил на антресоли.

– Ленечка, – сказала мама, – я тебе много конвертов положила – ты пиши мне почаще, ладно? Особенно про погоду.

– Ладно, – согласился Алешка. – Я эти письма буду закупоривать в бутылки и выбрасывать в Тихий океан.

– Лет через десять вместе читать их будем, – усмехнулся папа. – В какой­нибудь газете. Если их акула не проглотит.

– Какая акула? – насторожилась мама. – Не вздумай, Алексей, подходить к ним близко. Я читала в энциклопедии, что у каждой акулы около тысячи зубов.

– Не у каждой, – успокоил ее папа. – У некоторых всего­то по две сотни.

– Я все­таки передумала, – сказала мама. – Мы с Ленькой лучше на дачу поедем. Комары мне как­то милее акул. У них зубов меньше. Да, Лень? И валенки брать не нужно. И письма писать.

Алешка улыбнулся и произнес:

– Я не боюсь акул. Я на них как залаю!

На следующий день мы вылетели во Владивосток, где нас дожидалось прекрасное судно с красивой фамилией «Афалина».

Летели мы очень долго. Два раза садились на дозаправку в каких­то городах. Даже немножко надоело. А в ушах все время стоял какой­то гул.

Лешка как прилип к иллюминатору, так и не отлипал от него до самого Владивостока. А когда мы приземлились, сказал разочарованно:

– Совсем на карту не похоже. И надписей никаких, оказывается, нет.

– Каких надписей? – удивился папа.

– Ну там, река Волга, город Иркутск, Уральский хребет, озеро Байкал...

– Ты их не разглядел, – улыбнулся папа. – Мы очень высоко летели.

Прилетели наконец...

Город Владивосток мы практически не видели. Прямо у трапа нас встретил капитан Флинт и усадил в длинную белую машину. В ней уже сидели двое крупных мужчин – один за рулем, другой рядом с ним. Это были местные работники милиции; они довольно успешно изображали водителя и охранника богатого бизнесмена господина Оболенского, нашего бати.

Машина примчалась в порт и остановилась на причале, возле которого стояла белая красавица «Афалина».

– Не похожа, – разочарованно сказал про нее Алешка.

– На кого не похожа? – не понял я. – На нашу школьную уборщицу?

– На дельфина.

– А ты их видел? – Но мне тоже показалось, что эта «Афалина» больше похожа на прекрасную белую лошадь. Которая с нетерпением ждет, когда она сможет, закусив удила, помчаться вскачь навстречу ветру. По гребням зеленых волн.

– Стуча копытами, – добавил Алешка.

Водитель открыл папе дверцу машины и, достав из багажника наши чемоданы, поднялся по узкому стальному трапу на борт «Афалины»; капитан Флинт, пыхтя трубкой, помогал ему. А охранник не помогал, руки у него должны быть свободными на случай опасности, он только зыркал по сторонам своими острыми глазами. И сказал папе:

– Мне это не нравится, Сергей Александрович. Вы уходите в далекое плавание без охраны.

– Вот моя охрана, – папа с улыбкой кивнул на нас.

Охранник тоже улыбнулся:

– По­моему, именно от них и надо вас охранять.

Нужно сказать, что папа вышел из машины совсем другим человеком, мы даже растерялись немного: так он был не похож на себя. Какой­то важный, самодовольный и – очень жаль – глуповатый на вид.

Он небрежно помахал рукой экипажу корабля, который столпился у борта, и развалистой походкой направился к трапу. Стоящий возле него веселый матрос в берете с помпончиком подскочил к папе, отдал ему честь и протянул руку, чтобы помочь. Папа эту руку отстранил и легко взбежал по трапу на палубу. Там его встретили моряки и группа ученых в пиджаках и шляпах. Капитан Флинт представил папу:

– Господин Оболенский. Человек, благодаря которому стала возможной наша экспедиция. – Все покивали и пожали папе руку. – А это его личная охрана. – И капитан показал на нас. Все поулыбались и тоже пожали нам руки. А Лешка гаркнул во все свое горло:

– Здравия желаю, товарищи моряки и краснофлотцы!

Секунда замешательства, и дружный рев в ответ:

– Здра­жла – товарищ адмирал!

– Вольно! – скомандовал Алешка. – Разой­дись! – Он уже вошел в роль сына олигарха. Веселого балбеса.

Никто, конечно, не разошелся, а – наоборот – все столпились возле нас и стали знакомиться. Капитан Флинт называл каждого члена экипажа и ученого по имени, званию и должности.

– Старший помощник Михеев!

– Очень рад, – снисходительно отвечал папа. – Я всегда уважал старших помощников.

– Старший механик Кулибин!

– И старшие механики мне всегда нравились, еще с детства. Я сам хотел когда­то стать старшим механиком. Но мама очень возражала...

– Маму надо слушаться, – покивал с усмешкой веселый матрос с помпоном. Капитан строго зыркнул на него. И сказал, указывая на толстого дядьку:

– Наш кормилец – кок Сковорода.

Алешка с сочувствием посмотрел на кока и сказал:

– Бывает.

– Ой, хлопче, – засмеялся Сковорода. – Если бы ты знал, какие фамилии еще есть у нас в Украине! Например, Голопупенко. Я тебе потом столько про него расскажу.

– Лучше не надо, – поспешил предупредить его капитан. И продолжил: – Начальник экспедиции профессор и академик Штокман.

Этот Штокман был очень похож и на профессора, и на академика. Он был в широких, тяжелых очках и в узкой бородке, которая завивалась на конце точно запятая.

Наш папа вздохнул, с уважением пожал ему руку и сказал с большим сожалением:

• Предыдущая
• 3/26
• Следующая