Его сиятельство Каспар Фрай - Орлов Алекс - Страница 7
- Предыдущая
- 7/20
- Следующая
– Получается, хозяин! – воскликнул Рыпа, и тут его взгляд упал на дюжину любопытных физиономий, следивших за происходящим из-за парящих котлов.
– Ну-ка, работать, ротозеи! – пригрозил им кулаком Рыпа, и работники разбежались по местам, однако, помешивая в котлах болтушками, продолжали оглядываться, здесь уже каждый знал, что хозяин снова взялся за приготовление «пшенки».
– Ну что, Луцвель, какую теперь – синь или пурпур? – спросил Каспар. Последовательность нанесения красок была уже нарушена, но для эксперимента это годилось.
– Синь, хозяин, а то она потом пурпур задавит.
– Согласен. Ну давай, мешай…
И Каспар отдал холст Луцвелю.
8
Испытания закончились лишь к вечеру, когда принесли огня, а работники уже принялись растирать руки гусиным жиром – он сохранял кожу от высыхания.
Каспар последний раз встряхнул потемневший холст, и при свете двух ламп все убедились – эффект «пшенки» был практически повторен.
– Домой заберу, – сказал Каспар. – Жене похвастаюсь.
– Значит, скупать масло-то? – спросил Рыпа.
– Скупай, – кивнул Каспар, сворачивая холст. – Только без шума, а то коврижники мигом цену вздуют.
– Ну так я с понятием.
– И это еще не все…
Каспар вымыл руки, вытер чистой ветошью и повернулся к замершим свидетелям длительного эксперимента.
– Рыпа получает пять монет золотом за то, что натолкнул нас на это испытание. Все прочие участники – по золотому! Сегодня я добрый!
– Эх, вот бы напиться на весь золотой, я уже полгода сухой хожу! – признался Слизень и тут же добавил: – Но не буду.
– Идем домой, Хуберт, – сказал Каспар, забирая свой кафтан.
– Пойдем, батя.
Вместе с остальными они вышли на воздух, оставив помещение двум рослым сторожам.
– Спокойной ночи, хозяин, – сказали те, кланяясь.
– И вам спокойствия, – ответил Каспар.
Пару раз на его красильни нападали воры, одного сторожа даже зарезали, и тогда Каспар отдал вдове пятьдесят золотых. Даже сам потом удивился, но не пожалел о поступке. В последнее время дела шли все лучше, и золото текло в карман нескончаемым ручейком.
«Куда мне столько?» – иногда удивлялся Каспар. Детей следовало обеспечить, это да, но ведь уже хватало не только на детей, но и на внуков и правнуков.
Как раньше везло Каспару в ратных делах, так теперь везло на стезе торговой.
К приходу Каспара и Хуберта Генриетта, как обычно, приготовила ужин.
– Смотри, дорогая, что у меня есть! – с порога объявил супруг, разворачивая еще сырой холст.
– Чего там смотреть, я отсюда вижу, что кафтан и рубашка испорчены! Каспар, сколько раз тебе говорить – ну накинь старую рубаху, я тебе их в красильню полдюжины перетаскала! Почему Хуберт чистый, а ты будто в мешках с капиролом рылся?
– Погоди кричать…
Каспар прошел на кухню, зажег вторую лампу и в обоих выкрутил фитили на больший огонь – стало светло, как днем.
– Смотри!
И он снова развернул холст.
– Ну и что? «Пшенка» это, сразу видно.
– Это не «пшенка», мама, это батя на красильне сам сварил! – гордый за отца, сообщил Хуберт.
– Да ты что?! – не поверила Генриетта, медленно приближаясь к сырому холсту. Будучи женой промышленника, она уже давно вникла во все проблемы производства, а период, когда муж и Луцвель экспериментировали как одержимые, помнила очень хорошо. Каспар каждый вечер приходил с отсутствующим взглядом, в разноцветной одежде.
– Как же это вас угораздило?
– Рыпа помог! Масло предложил экономить и вместо деревянного ореховое, после пряников, в краски лить. А оно с угольками мелкими, вот они-то и дали эту звездную россыпь. – Каспар погладил холст и наконец сел. – Вот такие дела.
– Это ж какие деньги ты теперь в дом понесешь, – покачала головой Генриетта.
– Да что там деньги, красота-то какая – ты посмотри. Если цвета правильно набирать, так и лучше получится. Ты дай нам что-нибудь выпить, отметить нужно.
– Конечно, – согласилась Генриетта, понимая значение события. В других случаях пить вино она Хуберту не позволяла.
«Вот женится – пусть жена решает, а пока все на мне, я ему не позволю», – говорила она.
Только сели за стол и разлили рейнтвейн по стеклянным бокалам – появилась Ева.
– Наш герцог на войну созывает, мы пойдем?
Каспар, так и не донеся бокал до рта, поставил его на стол.
– Ты почему в штанах? Где сарафан? – строго спросил он.
– Я только из подвала, сейчас переоденусь. Так мы пойдем на войну или как?
– На какую войну?
Генриетта сделала глоток вина и, отодвинув бокал, закусила засахаренным яблочком.
– Король Филипп Бесстрашный собирается герцогство воевать, и наш город тоже. Мы должны записаться в войско.
– А на кой нам? – осведомился Хуберт.
– Ну пограбят же нас, герцог так и говорил – холодец из всех сварят.
– А ты откуда знаешь, что герцог говорил? – с подозрением спросил Каспар. Они с Хубертом утром миновали сборище, не прислушиваясь, а тут такая осведомленность.
– Ну… – Ева потупила взор. – Я за вами пошла, хотела до красильни дойти, но на площади интересно стало, я и осталась.
– Это, отец, еще не все ее приключения, – сообщила Генриетта, решительно допивая свое вино.
– Мама!
– Не мамкай! – отмахнулась Генриетта. – Старшина городской стражи приходил, жаловался, что она двух его людей покалечила.
– Это как же? – Каспар, пораженный, посмотрел на Еву, но та уже исчезла из дверного проема.
– А в колено она их била! Они, дураки, решили погулять ее пригласить, она сказала – ладно, но гулять пойду с тем, кто меня на мостовую повалит. Вот они и старались – валили ее…
Генриетта опьянела, на ее щеках выступил румянец.
– Как девка гулящая, – добавила она и, шмыгнув носом, промокнула слезы кухонным полотенцем.
– Ну мама! Ну зачем ты так говоришь?! – закричала Ева, возвращаясь, чтобы оправдаться. – Ну какая девка гулящая? Один сказал, что я красивая, другой предложил вечерком прогуляться, вот и все. А я сказала… я сказала… давай бороться…
Ева вздохнула. Хуберт прыснул со смеха.
– И что? – спросил Каспар.
– Ну надо же было на ком-то испробовать, я на них и испробовала. Они почти не зашиблись. Только кричали… – Ева снова вздохнула. – Ругали меня очень.
– Пришлось дать старшине два рилли на примочки этим дурачкам, – сообщила Генриетта. – Несчастные. Они же не знали, с кем связываются – думали, девица…
– А оказалось – гвардейский капитан! – добавил Хуберт и снова засмеялся.
– Ничего здесь смешного нет, – заметил ему Каспар. – Ева, на живых людях испытывать удары нельзя, это неправильно.
– Я больше не буду, – с охотой согласилась Ева. – Обещаю.
– Хорошо, мы тебе поверим. А теперь иди спать.
– Я… там…
– Что еще?
– У «Громобоя» замок не закрывается.
– А почему он не закрывается? – строго спросил Каспар. «Громобой» был испытанным арбалетом, прослужившим больше десяти лет, и ломаться в нем было нечему.
– Я хотела выстрелить двумя болтами сразу…
Каспар прикрыл глаза, выдерживая паузу, чтобы не накричать на дочь.
– Зачем ты это сделала? Кому может понадобиться стрелять двумя болтами одновременно? Это же не двулучник, Ева!
– Ладно, я начну убирать со стола, похоже, празднование вашей «пшенки» не задалось, – сказала Генриетта и стала собирать тарелки и столовые приборы, нарочито гремя сверх всякой меры.
– Ну ты же говорил, что иногда болт может не взять кольчугу или кирасу, если попадешь в ненадлежащее место.
– И что?
– А то, что если болта будет два, они скорей сыщут место с изъяном.
– А-а, разумно… – вынужден был согласиться Каспар. – Вот только сила каждого болта упадет вдвое.
– Я это помню, поэтому взяла болты полегче. Ты ведь говорил, что легкий болт возьмет кирасу скорее, чем тяжелый.
– Да, это так.
– Пойду спать, – сказал Хуберт, поднимаясь из-за стола. – Мне солдатские разговоры скучно слушать.
- Предыдущая
- 7/20
- Следующая