Время ушельцев (СИ) - Филимонов Сергей "протоиерей" - Страница 9

А выше…

Свет этих миров доходит до нас лишь в сказках и легендах, сложенных теми, кому некогда открывались Пути.

Есть свои легенды и в Мидгарде, есть, соответственно, и более высокие миры. Пути Странников могут вести и туда.

Но сейчас их основной обязанностью была разведка.

И потому совсем не удивительно, что после теплой встречи началась суровая учеба.

С тяжелым двуручным мечом мне никак не удавалось справиться, и, по мнению Тилиса, на это даже не стоило тратить время. Зато с двумя клинками полегче дело пошло гораздо быстрее.

— Признаться, не люблю заниматься чепухой… — угрюмо проворчал Тилис, в очередной раз задев меня специально затупленным оружием по бедру.

Меч он держал, как винтовку, почти горизонтально, и, казалось, лишь слегка поворачивался на одном месте, но все мои удары неизменно натыкались на его длинное узкое лезвие. Я шагнула вперед. Тилис сделал резкий выпад, но, отведя его меч одним из своих клинков в сторону, я сделала еще один шаг и достала его вторым.

— Ого! — воскликнул Тилис и, к немалому моему удивлению, широко и открыто улыбнулся. — А вот это уже не чепуха.

Его клинок резко описал полукруг, и я еле успела закрыться.

— Ну что же ты! — крикнул Тилис. — Атакуй! Видишь же, у меня меч длиннее!

Я снова попыталась достать его свободной рукой, но он увернулся и тут же ударил снизу вверх. И снова ему не удалось меня достать, как, впрочем, и мне — его.

— Ладно, на сегодня хватит, — внезапно произнес Тилис. — Оружие ты почувствовала, а большего от тебя и не требуется. Привет, Фаланд! — вдруг улыбнулся он, глядя куда-то мимо меня.

Я обернулась и радостно воскликнула:

— Дядя Мефодий!

Потому что в дверях, глядя на меня, стоял давнишний папин приятель.

Как они с папой познакомились — это долгая история. Собственно, я ее не очень-то и помню. Кстати, сколько мне лет тогда было? Кажется, семь. Ну да, все правильно, я еще той осенью в школу пошла.

В общем, моим родителям дали, наконец, квартиру. Но только мы собрались в нее переезжать, как объявилась еще одна семья, и тоже с ордером. На ту же самую жилплощадь. Короче говоря, дело дошло до суда. И неизвестно еще, чем бы оно кончилось, если бы маме с папой не пришла в голову счастливая мысль: обратиться к адвокату.

Дело сразу же приняло совсем другой оборот. Шумному скандалисту, «качавшему права», теперь противостоял грамотный профессионал. И тут же начала вырисовываться настолько неприглядная картина, что нашего злосчастного ответчика в конце концов взяли под стражу прямо в зале суда. Ордер-то он, как выяснилось, за взятку получил… А дядя Мефодий, тот самый адвокат, стал одним из лучших папиных друзей.

Вот он-то сейчас и стоял в дверях.

— Здравствуй, Алиса… Я так и думал, что это ты.

— А вы, дядя Мефодий, тоже сюда… прошли?

— Что значит «прошел»? Я вообще-то сюда не «прохожу», я сюда возвращаюсь.

— Вы… отсюда? Из Мидгарда? Дядя Мефодий!

— Ну да, отсюда. Только Мефодий я в Верланде, а здесь мое имя — Фаланд.

Что-то смутно знакомое почудилось мне в этом имени, но я промолчала.

— Собственно, я вот по какому делу, — дядя Мефодий обернулся к Тилису. — Ее очень хотел видеть Мерлин.

— Да мы уже закончили.

— Ну и хорошо. Пойдем, Алиса. Привет, Тилис.

Знаменитый Мерлин оказался симпатичным старичком небольшого роста, седым, как лунь, но с необыкновенно живыми зелеными глазами, придававшими ему неуловимое сходство с Тилисом.

Его интересовали решительно все подробности моей вылазки в Иффарин — и почему мне вдруг захотелось исследовать именно Запретную Башню, и что я слышала и видела, сидя в замке, и как мы с Артуром скакали обратно, и с каким звуком в железный мост за нашими спинами ударила молния… А его зеленые глаза, казалось, проницали мою память до самых глубоких ее тайников.

— Похоже, здесь схлестнулись такие силы, о которых у вас в Верланде не имеют ни малейшего понятия, — сказал он наконец. — И хотя алхимики, астрологи и маги древности немало говорили о них, но глас их и тогда уже был подобен гласу вопиющего в пустыне! Ведь это же смешно — у вас, в Верланде, считается верхом экстравагантности говорить, что «и у них есть немало разумного»! Как будто суть постижима разумом!

— У них везде так, — подал голос дядя Мефодий, или, вернее, Фаланд. — Кто хочет познать или описать что-либо живое, старается сперва изгнать из него дух, а потом расчленить на части и подержать их в руках[1]. Это у них называется аналитическим методом исследования.

Мерлин весело рассмеялся.

— Это бы еще полбеды, если бы они делали только это, — сказал он. — Хуже другое. Они же только и делают, что переисполняют свой мир на свой дурацкий вкус. Ну, да ты же видел их города. Желающий жить в ихнем городе подлежит заточению в каменный мешок, ха-ха!

Фаланд внезапно посерьезнел.

— А если бы не фаэри, то здешние люди были бы ничуть не лучше, — медленно произнес он. — И если Проклятые Короли добьются-таки своего, и фаэри уйдут — то так будет и здесь! Причем здесь все пойдет даже быстрее. Эпоха, ты сам знаешь, близится к концу, сейчас возможно все.

Мерлин долго молчал.

— Да-а… — произнес он наконец. — Невеселую ты нарисовал картину.

— Зато реальную. Ты знаешь, что в Верланде тоже были свои фаэри? — обратился ко мне Фаланд.

— Феи? — догадалась я.

— Феи, эльфы, дриады, наяды, да мало ли! Кстати, ты же знаешь Славомира и Тилиса, оба они — фаэри, причем одного племени. И Нельда, жена Тилиса, тоже фаэри, только он — из племени Огня, а она — из племени Воды. Есть еще племя Земли и племя Воздуха, но они живут очень далеко отсюда.

— А Артур? А дядя Лем?

— Они — люди. Вот только мало найдется во всем Верланде людей, подобных Артуру.

— А… вы?

— А мы — из племени Древних Мастеров.

Было это во дни Атлантиды, о коих в Верланде известно лишь из преданий. Велик и славен был народ этой страны, но пал, сраженный не руками врагов, а собственной своей гордыней.

Жили тогда в Атлантиде смертные люди и бессмертные фаэри. Люди сотворены короткоживущими, но по смерти покидают сей мир и уходят, чтобы вновь воплотиться в ином бытии. Фаэри же не знают старости, но навек привязаны к этому миру, ибо созданы они для того, чтобы его хранить и беречь.

Но случилось так, что люди Атлантиды в непомерной своей гордыне возжаждали еще и бессмертия.

— Поймите! — говорили им фаэри. — Наше бессмертие — не дар, а суть наша: ее нельзя ни переисполнить, ни отдать другому. И мы тоже смертны, мы только не знаем старости, но нам ведомы болезни, и нас можно убить. Вам же Всеединый даровал иное: дар забвения, избавления от тяжелой и порой непосильной ноши, именуемой жизнью — нам, бессмертным, ее не сбросить! Вы странники в этом мире, но главный ваш путь — это путь от себя к себе, так будьте же сами собой!

— Что ж! — ответил король людей. — Пусть так и будет. И благословен будь Всеединый за то, что не создал он нас бессмертными.

— Благословен будь господь наш за то, что мы не такие, как эти фаэри, — загнусавили жрецы. — Люди, будьте людьми! Будьте сами собой! Любите сами себя! Упивайтесь сами собой!

Собственные свои изображения воздвигали во храмах люди Атлантиды, и в честь себя совершали они богослужения. И Пустота поселилась в их сердцах, и так проникла она в Верланд.

Зло, по крайности, порождает зло. Пустота же и того не порождает, ибо она способна только разрушать. И Атлантида была разрушена, и едва устоял тогда Верланд. А если бы не устоял он тогда — не устояло бы и Мировое Древо.