Час эльфов - Фетжен Жан-Луи - Страница 3

• Предыдущая
• 3/48
• Следующая

Фрейр вскочил, опираясь на здоровую ногу, и пронзил закаленным в огне острием рогатины грудь тролля, наваливаясь всей тяжестью, пока его тело не перестало содрогаться в предсмертных конвульсиях. Только тогда он поднял глаза на ребенка. Галаад, улыбаясь сквозь слезы, бросился ему в объятия, дрожа от страха, возбуждения и облегчения.

– Пойдем, надо скорее уходить, – шепнул Фрейр. – Сейчас придут другие. Помоги мне…

Галаад скользнул ему под руку, и они медленно двинулись к лесу, оставляя за собой кровавый след, яркий, словно огонь в ночи.

Фрейр в отчаянии широко раскрывал глаза, чтобы рассеять слепящие яркие точки, избавиться от тошноты и неудержимого онемения тела, одолевавших его. Странным было то, что он не испытывал никакой боли, только все возрастающую слабость и холод, сковывающий живот и ноги (древние легенды говорили о том, что от слюны троллей их несчастные жертвы коченеют и становятся нечувствительными, что позволяет монстрам пожирать их постепенно, день за днем, и при этом мясо добычи не портится. Но, конечно же, это все были сказки…). Вдруг позади них послышалось хриплое тявканье, которое вывело его из оцепенения. Наверное, тролли только что обнаружили тело своего соплеменника. Может быть, уже и пожирали его…

– Нам не удастся уйти, – с трудом произнес Фрейр. – Надо вернуться на поляну…

– Что?

– На поляну… Спрятаться под медведями. Смешать кровь с кровью. Это наш единственный шанс.

Он потянул Галаада обратно, и они побрели – мужчина, шатающийся на каждом шагу, зажимающий кровоточащую рану на животе, и ребенок, сгибающийся под тяжестью его тела, с мокрым от слез лицом.

Они остановились, подойдя к поляне, и на них словно пахнуло дыханием урагана. Поляна, залитая кровью, была усеяна неузнаваемыми останками людей и медведей. Все они были загрызены и расчленены ужасными когтями троллей, кожа и шкура содрана, внутренности вырваны, трупы наполовину съедены. Фрейр пошатнулся, его глаза почти полностью закатились. Он едва видел растерзанные тела своих спутников. Варвар направился к туше огромной медведицы и из последних сил повернул ее на бок. Затем он вытянулся под окровавленной шерстью, прижал к себе Галаада, и туша рухнула на них всей своей неимоверной тяжестью, придавив обоих так, что Фрейр потерял сознание.

Галаад дрожал, даже не замечая этого, забыв про слёзы, усталость и кошмар этого дня. Спускалась ночь, а ребенок, как и все люди, боялся темноты. Спускалась ночь, и становилось холодно, но чудовища исчезли. Полная луна затопила поляну своим ледяным сиянием, и такое спокойствие разлилось в этом застывшем ужасе, что казалось, будто расчлененные трупы всегда лежали здесь – выглядели они столь же естественно, как валуны или пни. Галаад посмотрел на свои покрытые землей руки, на обломанные ногти, которыми он целый день копал под собой землю, чтобы ослабить тяжесть медведицы. Фрейр был все еще под ней…

Он опустился на колени и снова полез в узкий, наполовину обрушившийся лаз, из которого он только что выбрался, далеко вытянул вперед руку, чуть не вывихнув плечо, – до тех пор, пока пальцы не наткнулись на что-то другое, помимо земли и камней. Он вцепился в эти волосы, бороду или мех, то что попалось под руку, и стал тянуть изо всех сил. В ответ на его усилие раздался сдавленный крик. Галаад потянул еще сильнее, так сильно, что выдрал клок волос Фрейра, и опрокинулся на спину, болтая в воздухе руками и ногами. Потом почва зашевелилась, и показались огромные ладони варвара, затем его руки, одно плечо – и Галад кинулся под бок распотрошенной медведице, чтобы попытаться приподнять ее, пока, наконец, не появилось залепленное полужидким месивом лицо Фрейра. На варвара было страшно смотреть: взъерошенный, вымазанный кровью, черный от земли, – но Галаад повис у него на шее, смеясь и плача одновременно, и они поползли прочь от своего укрытия, крепко прижавшись друг к другу в холодном ночном воздухе – отец и сын.

Фрейр лежал в траве, в вытоптанных папоротниках, при свете звезд, с трудом дыша, издавая стон при каждом выдохе, но постепенно приходил в себя. Жгучая боль в животе нарастала с каждым вздохом. Но несмотря на это, он улыбался, радуясь тому, что жив, радуясь даже нарастающей боли, которая доказывала, что яд чудовища терял свое действие. Стало быть, им удалось спастись от троллей! Несмотря на лунный свет, было видно лишь на несколько локтей вокруг, но отвратительный запах монстров рассеивался (конечно, он мог ошибаться: от долгого лежания под растерзанным трупом медведицы обоняние могло изменить ему!). На поляну возвращалась жизнь, ночные птицы обменивались резкими криками, на границе леса ощущалось движение тысяч мелких существ (это тоже подтверждало, что тролли ушли). Вертлявые зверьки уже суетились возле трупов. Пока еще пировали безобидные грызуны, но вскоре пожалуют лисы, за ними волки, и нельзя оставаться здесь, когда они будут справлять свою тризну. Ценой невероятного усилия Фрейр поднял голову и увидел, что Галаад спит, прижавшись к нему.

– Пойдем, – шепнул он мальчугану на ухо. – Надо уходить отсюда… Скоро на запах крови сбегутся дикие звери.

Галаад покорно повиновался, не промолвив ни слова. Измученный переживаниями ушедшего дня, он спотыкался и чуть не падал, поддерживаемый отцовской рукой. Фрейр почти нес его, уходя с этого места, не оглядываясь, направляя тело и разум к единственной цели: добраться до своих владений, собрать людей и организовать оборону, если еще не поздно… Но Скалистый Порог был в нескольких днях пути, а каждый шаг доставлял страдания. Его раны не затянулись, и он терял кровь при каждом движении. Как и все варвары, Фрейр знал целебные травы, облегчающие боль и помогающие преодолеть усталость, но прежде всего надо было найти убежище, подальше от троллей и этой мерзости. Они дошли до места своей последней стоянки, где охотники оставили жалкие пожитки, забрали одеяла и провизию и жадно напились из кожаного меха внушительных размеров, а потом забрались на вершину нависавшего над ними холма.

Вдалеке ночь расцветилась языком красноватого света, который они сначала приняли за первые проблески зари. Но это были не лучи солнца. Мрак освещало что-то более слабое и дрожащее, чем золотистый свет раннего утра. Это была длинная вереница огней, бесконечная нить факелов, спускающаяся с Черных Границ и медленно теряющаяся в лесу. Целая армия, целый народ шел вперед в безмолвии по единственной дороге.

– Это тролли? – спросил Галаад.

– Тролли видят в темноте да к тому же боятся огня, – ответил Фрейр.

То не были тролли, и ужас, который вызывала эта медленная процессия, постепенно вытеснял в сознании варвара боль. Он стоял на холме недвижно, широко раскрыв глаза и весь напрягшись, готовый убежать, но не в силах был оторваться от завораживающего зрелища. Галаад вглядывался в лицо отца при далеком свете факелов. Зачем они остались здесь, вместо того чтобы найти ночлег? Можно было подумать, что эта огненная река превратила Фрейра в соляной столб, про который рассказывали монахи в своих историях… И над ними снова нависла глубокая тишина, без привычных лесных звуков, даже без свиста ветра – такая тишина, что мальчугану стало страшно, и он начал трясти Фрейра за руку, так что тот подскочил, оторвавшись наконец от неподвижного созерцания этой длинной процессии.

– Надо идти туда, – сказал он. – Надо пойти посмотреть, что там такое…

И в тот же миг варвар кинулся к ложбине, быстро растворяясь в темноте и не оставляя ошеломленному ребенку другого выбора, как только следовать за ним.

И вновь они продирались сквозь высокие папоротники и валежник, не обращая внимания на колючие кусты и цепляющиеся корни, иногда прокладывая путь в непроходимых зарослях ударами меча, ведомые лишь еле заметным на горизонте свечением. Фрейр – с возрастающим ожесточением, слепым и безумным, Галаад – полумертвый от усталости, ничего не соображающий и занятый только тем, чтобы не отстать, безразличный ко всему, что могло отныне с ним произойти.

• Предыдущая
• 3/48
• Следующая