Безумие толпы - Пенни Луиза - Страница 1

Louise Penny

THE MADNESS OF CROWDS

Copyright © 2021 by Three Pines Creations, Inc.

All rights reserved

© Г. А. Крылов, перевод, 2023

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2023

Издательство Азбука^®

– Это не кажется мне правильным, patron[2], – прозвучал в его наушнике взволнованный, вибрирующий на грани паники голос Изабель Лакост.

Старший инспектор Гамаш оглядел беспокойную толпу. Шум в аудитории перешел в гвалт.

Год назад такое сборище воспринималось бы не только как невероятное, но и как незаконное. Этих людей утихомирили бы и проверили каждого. Но благодаря вакцине можно было уже не беспокоиться о распространении смертельно опасного вируса. Беспокоиться следовало совсем о другом – о беспорядках.

Арман Гамаш никогда не забудет, как премьер Квебека, его друг, сообщил ему о том, что у них есть вакцина. Премьер тогда плакал, едва мог говорить.

Повесив трубку, Арман почувствовал головокружение. Он ощутил, как на него накатывает что-то похожее на истерику. Ничего подобного прежде с ним не случалось. По крайней мере, с такой силой. Это мало напоминало облегчение, он скорее назвал бы происходящее с ним воскрешением. Хотя воскрешение ждало не всех – и не всё.

Когда наконец поступило официальное сообщение о том, что пандемия преодолена, обитатели деревеньки Три Сосны, в которой жили Гамаши, собрались на деревенском лугу, где зачитали имена тех, кого унес вирус. Новый лес – так назвали поляну, расположенную чуть выше церкви. Там близкие умерших посадили деревья.

Потом в преддверии празднования Мирна отперла свой книжный магазин. Сара открыла двери в свою пекарню. Месье Беливо повесил объявление «Ouvert»[3] на окне своего магазина, а когда Оливье и Габри возобновили работу своего бистро, все от радости закричали «ура».

На деревенском лугу выстроились в ряд мангалы для барбекю, здесь готовились бургеры, хот-доги, стейки и лосось на кедровой доске. Торты, пирожки и масляные тарты[4], испеченные Сарой, были выставлены на длинном столе. Билли Уильямс помог Кларе Морроу принести кадушки с лимонадом ее собственного изготовления. Детям отвели площадку для игр, а позднее на лугу развели костер и устроили танцы.

Друзья и соседи обнимались и даже целовались. Хотя все происходящее казалось странным и даже немного неприличным. Одни все еще предпочитали стукаться локтями. Другие пришли в масках, которые стали чем-то вроде четок, кроличьей лапки или медальона с изображением святого Христофора, обещающего безопасное плавание[5].

Когда Рут закашлялась, все вокруг расступились, – впрочем, вероятно, они сделали бы это в любом случае.

Да, конечно, пережитое на всех наложило отпечаток. У трудных времен длинный хвост.

И это событие в бывшем спортивном зале университета в нескольких километрах от Трех Сосен было жалом в том хвосте.

Старший инспектор Гамаш посмотрел на двери в дальнем конце просторного зала, куда продолжали входить люди.

– Такого ни в коем случае нельзя было допускать, – сказала Лакост.

Он не стал возражать. На его взгляд, все это изначально напоминало безумие. Но действие разворачивалось у них на глазах.

– Мы контролируем ситуацию?

Она ответила не сразу.

– Да, но…

Но…

Из-за кулисы на сцене он осмотрел зал и отыскал взглядом инспектора Лакост – на ее куртке ясно был виден бейдж Sûreté du Québec[6].

Она забралась на плинтус отопительной трубы, откуда могла лучше видеть растущую толпу и направлять агентов туда, где возникали горячие точки.

Хотя Лакост лишь недавно перевалило за тридцать, она уже успела стать одним из самых опытных полицейских в его подчинении. Она участвовала в подавлении беспорядков, освобождении заложников, перестрелках и засадах. Она лицом к лицу сталкивалась с террористами и убийцами. Она получила тяжелое ранение, едва выжила.

В данный момент она почти не выказывала волнения. Но Гамаш ясно ощущал ее взвинченность.

Зрители толкались, пытаясь занять удобные места, с которых лучше видна сцена. В огромном зале здесь и там вспыхивала перебранка. Толчки и словесные потасовки в толпе, не отличавшейся единомыслием, были делом обычным. Полицейским приходилось управлять ситуациями куда более трудными, агенты были хорошо обучены и умели быстро гасить такие вспышки.

Но…

Не успела Изабель сказать об этом, как он почувствовал сам. Всем нутром своим почувствовал. По коже побежали мурашки. В подушечках больших пальцев началось покалывание…

Он видел, что Изабель не спускает глаз с пожилого мужчины и молодой женщины в центре зала. Они отталкивали друг друга локтями.

Ожесточенной борьбы между ними не происходило. Во всяком случае, пока. К тому же через толпу проталкивался агент, чтобы утихомирить этих двоих.

Тогда почему же Лакост уставилась именно на них?

Гамаш тоже продолжал смотреть на эту пару. А потом почувствовал, как волосы у него встают дыбом.

И у мужчины, и у женщины на зимних пальто было по одинаковой пуговице большего размера, чем остальные, с надписью: «Все когда-нибудь кончается».

Он знал, насколько двусмысленно звучит эта фраза в условиях пандемии. И эта двусмысленность, на взгляд Гамаша, была довольно-таки нездоровой.

Он замер.

За свою тридцатилетнюю карьеру он не единожды патрулировал демонстрации, несколько раз ему приходилось подавлять беспорядки. Он чувствовал возникновение очагов опасности. Симптомы наступающей бучи. И знал, как быстро такие ситуации выходят из-под контроля.

Но за все годы службы в Sûreté du Québec ничего подобного тому, что происходило сейчас, он не видел.

Эти двое – мужчина и женщина – были на одной стороне. Об их альянсе свидетельствовали пуговицы на пальто. Но при этом они направляли свою ярость, обычно предназначавшуюся «противной стороне», друг на друга. Злость вырвалась на свободу. Обрушилась на ближайшую голову.

Атмосфера в зале стояла удушающая. Люди оделись, чтобы выйти на мороз, и теперь маялись в своих теплых куртках и пальто, тяжелых сапогах, шарфах и варежках. Они стаскивали шерстяные шапки, засовывали их в карманы, и у многих присутствующих волосы, обычно ухоженные, теперь стояли дыбом, словно от леденящего испуга или внезапно пришедшей в голову выдающейся идеи.

Народ, набившийся в зал до отказа, перегрелся как физически, так и эмоционально. Старшему инспектору Гамашу чудился запах обгоревших нервных окончаний, как от неисправной проводки.

Он огорченно посмотрел на высокие окна за спиной Лакост. Они давно были закрашены так, что сейчас не открывались, поэтому попытки впустить внутрь свежий воздух успехом не увенчались.

Натренированный взгляд Гамаша продолжал изучать толпу, впитывая все – видимое и невидимое. Ситуация, чувствовал он, еще не достигла точки кипения, переломного момента. Как старший офицер полиции, он был обязан убедиться, что этого не произойдет.

Если бы градус протеста приблизился к критической отметке, он бы остановил его дальнейший подъем. Но Гамаш знал, что его действия имеют свои риски. Хотя он не забывал и о нравственной стороне дела, – кто он такой, чтобы препятствовать людям, имеющим полное право собираться вместе и выражать свое мнение? – в приоритете всегда оставалась безопасность людей.