Безумие толпы - Пенни Луиза - Страница 23

– На данном этапе я не могу этого сказать.

– Не можете или не скажете? – решила уточнить почетный ректор.

Гамаш не ответил.

– По существу, старший инспектор, вы говорите, что рассматриваете все варианты, – сказал ректор.

– Кроме вторжения инопланетян – да.

– Включая и тот вариант, что происшествие спроектировала сама профессор Робинсон, – добавил Паскаль.

– Да, это одна из гипотез.

– Это мало чем отличается от космической версии, – произнесла почетный ректор с усталой улыбкой. Последние двадцать четыре часа ни для кого не были легкими. – Мне такая гипотеза представляется ложной корреляцией. Вы соединяете несоединимое.

– Мы должны рассматривать все варианты, какими бы фантастическими они ни казались, – возразил Гамаш.

Хотя гипотеза, согласно которой профессор Робинсон сама организовала покушение на свою жизнь, представлялась ему все менее вероятной. Слишком большое число переменных. Слишком много компонентов, которые могут не сложиться.

Будучи статистиком, она должна была знать это. Пошла бы она на такой риск?

Он в этом сомневался.

– Каким образом в зале оказался пистолет? – спросил ректор. – Не мог же стрелок войти туда с оружием?

– Не мог. Вероятно, он заранее спрятал пистолет где-то внутри.

Гамаш решил не сообщать о том, что у Тардифа, скорее всего, был сообщник.

Ректор, пожалуй, вызывал у него симпатию.

Отто Паскаль возглавлял маленький университет – можно сказать, правил сонным царством, – а проснувшись сегодня утром, погрузился в хаос. В кампусе действовала полиция, сновали журналисты со всего Квебека, и вскоре они съедутся со всей страны, со всего мира.

Администрации уже, наверное, приходится отвечать на неудобные вопросы перепуганных родителей. Те подумывают, не забрать ли отсюда детей. И не только по причине стрельбы.

И все журналисты, и многие родители задаются вопросом: как научное учреждение могло допустить проведение в своих стенах лекции Эбигейл Робинсон – той, кого большинство считает сумасшедшей?

Ректор Паскаль со страдающим видом посмотрел на свой стол, где его интерпретации ожидали фотографии последних находок в Долине царей.

Отто Паскаль в своей научной работе предложил теорию иероглифической литературы только потому, что никто другой до этого не додумался. И потом в течение четырех десятилетий он медленно приходил к пониманию того, как это случилось.

Как бы то ни было, его теория принесла ему некоторую известность. Конечно, не такую шумную славу, какая обрушилась на его университетского соседа по комнате, – тот в качестве шутки (во всяком случае, не без доли иронии) и в рамках этого же дискурса решил провозгласить, что иероглифы, да и сами пирамиды были творениями космических пришельцев.

Чужой успех выводил Паскаля из себя. Как же он сам-то не догадался? Почему его зациклило на этой нелепой литературной теории?

– Господин ректор?

– Что?

Старший инспектор Sûreté кивнул на окно.

За окном ректор Паскаль видел оскорбительное здание спортзала. Просто какой-то архитектурный гнойник – если таковые существуют!

– У вас из окна отлично виден спортзал, – сказал Гамаш. – Насколько я понимаю, вы не замечали, чтобы там что-то происходило на прошлой неделе?

– Я? Нет. Меня вообще здесь не было.

При этих словах Паскаль покосился на свой стол. Обратив на это внимание, Гамаш подошел поближе. На столе лежали распечатки двухдневной давности.

Ректор заметил взгляд Гамаша:

– Только ради этого и приехал. Я сначала взял их домой, а потом привез обратно, когда понял, что придется пробегать тут весь день, как на пожаре.

Он уставился на старшего инспектора так, будто университет действительно горел и это Гамаш поднес к нему спичку.

Тот подавил желание напомнить, что он просил, умолял как ректора, так и почетного ректора отменить эту лекцию.

Завибрировал телефон: пришло сообщение от Бовуара.

– Нам нужно знать, кто арендовал помещение для профессора Робинсон.

– Все службы администрации закрыты на каникулы, – сказал ректор Паскаль.

Гамаш вскинул брови:

– Но кто-нибудь из ответственных лиц может прийти сюда, как вы считаете? Много времени это не займет. Мне бы не хотелось выписывать ордер.

– В этом нет нужды, – сообщил ректор. – Через час я предоставлю вам эту информацию.

– Bon, merci, – кивнул Гамаш. – Тогда, если ко мне нет вопросов…

– Сожалею, что вы не запретили лекцию после нашего разговора, Арман, – говорил ректор Паскаль, провожая Гамаша к двери, – но при этом благодарен вам и вашим людям за то, что вы сделали.

Гамаш увидел сочувственное выражение на лице Колетт Роберж.

– Я думаю, что смогу доставить вам нужные сведения, – сказала она. – Мой кабинет в административном здании. У меня есть ключ.

Гамаш оглядел помещение, потом посмотрел на Колетт Роберж:

– Это ваш кабинет?

– Oui. Я бы пригласила вас сесть, но…

Сесть было некуда, разве что на старое заляпанное вращающееся кресло за столом, которое, судя по его виду, нашли на мусорной свалке.

Гамаш видел тюремные камеры побольше и поуютнее.

– Никто не предполагал, что почетный ректор будет всерьез работать, – усмехнулась Роберж, опершись о стол, заваленный бумагами.

– Назначая вас, они явно не знали, что их ждет. – Затем выражение лица Гамаша стало серьезным. – Почему мы здесь, Колетт?

– Я пригласила вас, чтобы отдать вам заявку на бронирование зала, которую вы просили.

– Ее можно было бы отсканировать и отправить по почте. И это не обязательно было делать почетному ректору.

– Верно.

Он ждал.

– Я думаю, вы догадываетесь, почему я позвала вас сюда.

– Я думаю, мне не хочется догадываться.

Она кивнула, потом потянулась к ящику стола.

– Заявку с чеком оплаты я могу отдать вам прямо сейчас. Они под рукой, искать не нужно. – Она вытащила бумагу из ящика, но не торопилась передавать ее Гамашу. – Эбби позвонила мне перед Рождеством.

– Вы прежде не говорили этого.

– Не говорила. А теперь говорю. В этом нет ничего необычного. Большинство людей, которые не очень близки, но хотят поддерживать отношения, вспоминают друг о друге к Рождеству. Она прислала мне свою работу, подготовленную для Королевской комиссии, и я следила за спорами вокруг ее теории. Она сказала, что хотела бы приехать повидаться.

– Но они с помощницей остановились не у вас. Сняли номер в «Мануар-Бельшас», верно? Я отправил туда агентов на случай, если кто-нибудь попытается учинить там неприятности.

– В моем доме и без того гостей было предостаточно, вы сами видели, – так что мы не могли их принять. Но…

– Да?

– Мы вчера вечером говорили по телефону. Она и Дебби настолько потрясены… Я пригласила их сегодня к нам. А дети могут поспать внизу на диванах.

Гамаш прикинул: пожалуй, это хорошее решение. Легче защитить частный дом, чем отель.

– Когда Робинсон сказала вам, что хочет приехать, она не сообщила о цели приезда?

Теперь Колетт улыбнулась:

– Я предположила, что ей требуется моя мудрость, мой совет. Но оказалось, ничего подобного. Никакие советы ей не нужны.

– И она не говорила, что хочет прочитать лекцию, пока будет здесь?

– Нет. Никакой лекции не планировалось.

– И откуда же она тогда взялась?

Теперь по лицу почетного ректора было видно, что она испытывает чувство неловкости.

– Боюсь, что это я ее спровоцировала. Я мимоходом сказала ей – скорее в шутку, вовсе не имея этого в виду, – что, если ей нужно как-то оправдать поездку, пусть прочтет лекцию. И она перезвонила мне через два дня…

– Перезвонила? То есть вы не обменивались ни письмами по электронной почте, ни эсэмэсками?

– Нет. Одни телефонные разговоры.

Арман взял это на заметку. Значит, вещдоков не будет. Нет никакого способа подтвердить сказанное документально, можно только утверждать, что были звонки. Но содержание разговоров тоже нужно принимать на веру.