Молчание Сабрины 2 (СИ) - Торин Владимир - Страница 23

Кукла выслушивала его, опустив голову, а затем, когда Брекенбок выдал ей какой-то крошечный предмет (видимо, для наказания), скрылась за стоявшими возле сцены сундуками – очевидно, пошла плакать…

Ужин был почти готов, и мадам Бджи позвала мадам Шмыгу, постучав ей в окошко фургончика поварешкой. Та проснулась и принялась ворчать:

– Зачем? Ну зачем ты меня разбудила? Я так хотела больше никогда не просыпаться…

Бенджи и Бонти лениво стучали молотками на сцене, тоскливо поглядывая под кухонный навес. Брекенбок наорал на них и сказал, что пока сам не позовет, ужина им не видать, а все потому что те в очередной раз провинились: гвоздей и без того было не очень много, так братья-болваны решили их и вовсе выбросить – мол, гвозди вышли – работа сделана.

– Вообще-то, – бурчал Бенджи, – это гнусно и нечестно заставлять творческую личность, которая играет на скриппенхарме, заколачивать гвозди…

– То же, что и с личностью, играющей на виолонтубе, – добавил его брат, с грустью глядя на два потертых футляра, прислоненных к стене: эх, не скоро их с Бенджи сломанные пальцы снова возьмутся за смычки. – Как же низко мы пали! Видела бы нас сейчас мама…

– Тссс, Бонти! – шикнул на брата Бенджи, бросив испуганный взгляд на бродившего неподалеку на своих ходулях по сцене Брекенбока.

Бонти кивнул, и они продолжили забивать гвозди, бурча себе под нос, что всем этим, мол, должны заниматься Бульдог Джим, Проныра и Заплата, но уж точно не они.

Заплата их услышать не мог – он где-то прятался: должно быть, искал сейчас достаточно глубокую лужу, чтобы утолить жажду, или ловил крыс, чтобы перекусить перед ужином. Проныра, казалось, смирился с тем, что до того, как в тарелку будет налита его порция, ему ничего не попробовать, посему сидел за столом совсем угрюмый…

Впрочем, угрюмее человека, чем Бульдог Джим, сейчас в тупике Гро было не найти. Брекенбок, как и обещал, потолковал с ним о том, у кого следует, а у кого не следует отламывать пальцы. О чем они говорили, никто не слышал, но после «беседы» старик, казалось, поседел еще сильнее.

Ко всему прочему, хозяин балагана лишил его ужина, и сейчас Бульдог сидел на стульчике у выхода из переулка в похожей на собачью будочке. Втягивал носом долетающий до него запах из котла мадам Бджи, глотал слюни и пытался придумать, из чего можно сделать шарнир для вала каллиопы, раз кукольный палец ему трогать строго-настрого запретили…

Вот, собственно, и все, кто был сейчас в «Балаганчике Талли Брекенбока», если не считать нового актера.

И если за прочими Гуффин следил вполглаза да вчетвертьуха, то на этого подозрительного типа Несбита он тратил львиную долю своего внимания.

Новый актер стоял возле двери фургончика хозяина балагана и чистил щеткой костюм от грязи. На ступеньках рядом с ним стоял саквояж, с которым упомянутый подозрительный тип Несбит и заявился.

«Хочу туда заглянуть, – думал Гуффин. – Нет, мне это просто необходимо!»

Мистер Несбит между тем явно не собирался утолять любопытство каких-то шутов. Он хмурился, и, судя по виду, его сейчас посещали совершенно не радужные мысли: что бы Брекенбок ему ни сказал, это вряд ли так уж пришлось ему по вкусу.

Шурх-х-х, шур-шурх-х-х – проходилась по одежде щетка, а мистер Несбит так глубоко задумался, что не замечал, как из-под фургончика к нему потянулись чьи-то грязные руки.

Вероятно, руки хотели забраться в его карманы и исследовать их содержимое, но мистер Несбит был слишком занят своими невеселыми мыслями, чтобы обратить на них хотя бы малейшее внимание. Также он не заметил, как его каблук встал на одну из этих рук, а из-под фургона раздался сдавленный скулеж. Мистер Несбит был таким рассеянным…

Дочистив одежду, он засунул щетку в ящик под лесенкой фургона, подхватил зонтик и саквояж, запахнул пальто и последовал к выходу из тупика Гро.

«Что происходит? – подумал Гуффин. – Почему он уходит? Брекенбок ведь нанял его… Что-то здесь не так. Проклятая подслушивательная труба сломалась так не вовремя!..»

Талли Брекенбок тем временем закончил поучать Бенджи и Бонти, как правильно класть доски и за какую сторону держать молотки, покинул навес и направился к своему фургончику. На лице у него было написано: «Как же я вас всех ненавижу, ленивые тупоголовые бестолочи. Была б моя воля, уже давно свернул бы вам ваши хлипкие шейки!»

«Потерпи, Брекенбок, – насмешливо подумал Гуффин. – Всему свое время… всему свое время…»

Из-под фургончика хозяина балагана вылез огромный дождевой червяк. Червяк застегнул рваное пальто на единственную оставшуюся пуговицу и потер распухшую кисть.

Заслышав стук ходуль босса, он тут же попытался доказать свою полезность, но тем самым, как бы парадоксально это ни было, тут же доказал свою крайнюю бесполезность.

– Сэр! Для меня будет какое-то задание?! – Заплата бессовестно лизоблюдствовал, полагая, что его ждет награда. – Какое-то поручение?!

Брекенбок был не в настроении:

– Поручаю тебе не попадаться мне на глаза.

– Будет исполнено, сэр! В лучшем виде!

Энтузиазм и исполнительность, в понимании Заплаты, были явно далеко не одним и тем же. Даже хозяин балагана это заметил:

– Ты все еще здесь?

– Сэр! Позвольте поинтересоваться, а милый мистер Несбит, он теперь с нами?

– С нами?

– Или вы его выгнали? И вообще…

– Что «вообще»?

– Куда он ушел, сэр? – Заплата все не отклеивался от Брекенбока, как грязный кленовый лист от подошвы башмака. – Вы его наняли, сэр? Что он будет делать в балагане, сэр? Вы будете его наказывать, сэр?

– У него есть дело, – расщедрился на ответ, словно на оплеуху, Брекенбок. – Проверка. Наш новый… ты заметил, Заплата, я сказал «новый»?.. знакомый отправлен на поиски вещи, без которой не может состояться премьера «Замечательной и Невероятной Жертвы Убийства». Если он ее добудет, то я позволю ему принять участие в постановке…

Брекенбок заметил Гуффина на сундуке. Манера Улыбаться с бессовестным видом подмигнул ему.

– А что это за вещь? – спросил Заплата.

– А что это за нос к твоей башке прицеплен? И крепко ли он там держится? Не суй его не в свое дело.

Дверь захлопнулась перед упомянутым Заплатовским носом. Оскорбленный до глубины души, Заплата плюнул на дверь, но тут же опасливо огляделся по сторонам – не видел ли кто? Его бегающий, как мышь с подожженным хвостом, взгляд напоролся на насмешливый и не сулящий ничего доброго взгляд Гуффина.

Пальчик, торчащий из дыры в перчатке, поманил Заплату. Тот не хотел идти, но не повиноваться не смог. Он прикинулся клочком газеты, подхваченным ветром, и его понесло к сундуку Манеры Улыбаться. Заплата так сильно боялся разговаривать с шутом, что пару раз по пути его слегка снесло в сторону.

«Клочок газеты» наконец прибило к сундуку и его всаднику.

– О, милый мистер Гуффин!

– Без этого, – сквозь зубы ответил шут. – Никто не слышит, можешь оставить свое никчемное, плохо отыгранное притворство. «Милый», тоже мне… Мерзость!

Гуффин был не совсем прав. Кое-кто все же слышал.

– Как угодно, ми… просто мистер Гуффин.

Разглядывая свои криво стриженные ногти, Манера Улыбаться спросил скорее у переулка, чем у собеседника:

– Ты починил трубу?

– Все исправлено, мистер Гуффин! – со счастливым видом доложила жалкая грязная личность по прозвищу «Заплата». – Пришлось повозиться, вывихнул палец, поцарапал ухо, но сделал… Теперь все работает!

– Значит, работает… – едва сдерживая ярость, проговорил шут. – Труба мне нужна была полчаса назад, когда этот странный Несбит заявился неизвестно откуда и неизвестно зачем. И как я теперь узнаю, откуда и зачем он заявился?

– Н-ну… вы можете спросить у него, когда он вернется.

Шут перевел медленный тягучий взгляд с собственных ногтей на Заплату.

– Ты помнишь нашу договоренность… нашу сделку, Заплата?

О, еще бы он не помнил! Гуффин видел, как алчно заблестели вдруг мелкие восковые глазки Заплаты. Судя по всему, все последнее время это ничтожное существо только об упомянутой договоренности и думало.