Молчание Сабрины 2 (СИ) - Торин Владимир - Страница 25

На мгновение сползшая маска отвратительного злыдня вновь вернулась на место – одним движением пальцев или, скорее, легким усилием воли.

– Мадам Шмыга, – наконец, сказал Гуффин. – Она поможет тебе. Жди. И будь готов.

– Мадам Шмыга? – удивленно прошептал Проныра. – Но она ведь вся из себя такая добренькая. Как вы ее заполучили? Она тоже что-то сделала?

– Что-то сделала? – якобы не понял коварный шут.

– Как… – Проныра – человек, который никогда не лез за словом в карман, вдруг запнулся, – как я?

– Послушай, дорогой, – наделив собеседника снисходительным взглядом, сказал Гуффин. – Ты ведь сам во всем виноват. И зачем тебе только вздумалось лезть в бумаги Брекенбока?

– Но… – от подобной несправедливости даже слуга Извечной Несправедливости – бывший адвокат – распахнул рот и округлил глаза. – Это ведь вы велели мне! Чтобы я забрался в фургон Брекенбока и достал вам письмо бургомистра!

– Все так, все так, мой дорогой Проныра. Но ведь не я виноват в том, что ты не смог этого сделать без свидетелей, верно? Вряд ли ты ожидал, что старик тебя увидит…

Ответом ему было хмурое молчание. Кажется, в этот момент Проныра окончательно понял, что юлить и изворачиваться с Гуффином не пройдет.

Манера Улыбаться кивнул, прекрасно зная, что именно сейчас творится в голове у этого человека.

– Как вы пронюхали, что Трухлявый Сид увидел меня? – спросил Проныра пустым, лишенным эмоций голосом.

– Просто сопоставил одно с другим. Воспользовавшись моментом (к слову, мое почтение: подгадал ты все очень ловко), ты убил старика, чтобы он не выдал тебя Брекенбоку, и свалил все на фликов. Вот только дружок Брекенбока, этот сержант-дуболом Брум, не позволил бы своим людям здесь кого-то прикончить «под горячую руку». Очевидно же, что старик переступил дорогу кому-то из местной публики. А учитывая вашу с ним ссору накануне… Я не виню тебя, Проныра. Ты сделал то, что должен был, ведь старик, и я говорю о вашей ссоре накануне, вызнал твою страшную тайну. Рано или поздно он рассказал бы все Брекенбоку о ПР-1389. Ну а когда он поймал тебя на попытке кражи письма… у тебя просто не было выбора.

– Я не хотел, чтобы то, что должно было стать всего лишь невинной кражей какого-то письма, во все это вылилось, – тоскливо проговорил Проныра. – Чтобы скрыть одно злодеяние, я совершил намного более ужасное. А теперь вы заставляете меня… – одними губами прошептал бывший адвокат, – заставляете меня убить всех в балагане.

– Не заставляю, – легонько улыбнулся Гуффин, и тени под его глазами словно бы ожили, затягивая собой едва ли не все лицо шута. – Ты сам понимаешь, что должен это сделать. Ведь иной вариант – вариант присоединиться ко всем остальным – такого умного и расчетливого человека, как мистер Уирр Шезвиг, эсквайр из Тремпл-Толл, не устраивает, так?

Проныра глянул на шута с плохо прикрытой ненавистью.

– Что сделала мадам Шмыга? Чем вы ее шантажируете?

– О, дорогой мой Проныра, – сказал Гуффин, прищурившись, – на что мы только ни готовы пойти ради тех, кого любим. Малышка Лизбет так мечтала перебраться в Старый центр. Так мечтала…

Проныра кивнул – он все понял.

– Кисет у тебя? – спросил Гуффин и, увидев утвердительный кивок, добавил: – Не просыпь. Мимо.

– Когда я все исполню, вы оставите меня в покое?

– О, я оставлю, – сказал шут. – И сделаю то, что обещал тебе, несмотря на нашу «устную договоренность», и даже не стану… как там было?.. маневрировать. Я поговорю со своим старым знакомым из «Мышьносанеподточитс и Ко». Старший компаньон этой уважаемой адвокатской конторы с Набережных, господин Файгроу, давно ищет находчивого и способного на… кхм… определенные поступки помощника. Какая удача, что я с таким знаком.

– Полагаю, господин Файгроу тоже у вас на крючке?

Шут рассмеялся.

Из-под кухонного навеса раздался немелодичный звон. Это мадам Бджи брякнула несколько раз в свой «колокол», сделанный из худого казанка да подвешенной на проволоке ложки. Суп был уже разлит по тарелкам, от него поднимался зеленоватый пар.

Дверь фургончика Брекенбока скрипнула, открываясь, и Проныра опрометью бросился к кухонному навесу, пока хозяин балагана не заприметил его рядом с Гуффином и не посчитал их перешептывания подозрительными.

Гуффин тем временем со вздохом слез с сундука и, сунув подмышку зонтик, пошагал к Брекенбоку, который был занят тем, что, как всегда грязно ругаясь и бормоча проклятия, запирал ржавый замок на ключ.

– Ужин, сэр! – радостно воскликнул Манера Улыбаться. – Наконец-то!

– Да, – согласился Брекенбок, справившись с замком. Хозяин балагана выглядел крайне голодным. – Наконец-то!

– Поспешим же! Не будем заставлять нашу славную мадам Бджи волноваться.

– Поспешим, – кивнул Брекенбок.

И они отправились к кухонному навесу. По пути Финн Гуффин вдохновенно рассказывал хозяину балагана свои размышления о будущем завтраке (об ужине он, казалось, и вовсе уже забыл) – по его словам, завтрак должен был оказаться таким вкусным, что от него можно умереть.

Брекенбок кивал и ворчал:

– Главное, чтобы мадам Бджи не переборщила с приправами…

Вскоре вся труппа, за исключением Бульдога Джима, собралась за столом. Почти вся…

У фонаря и сундука, где только что сидел шут Манера Улыбаться, по стене от земли и до самой крыши проходила толстая ржавая труба. Кладка за ней была довольно сухой. И там, в темноте, кто-то стоял. Стоял, сжимая в дрожащей от страха руке наполовину сточенный мелок.

Вся стена рядом с этим «кем-то» была сплошь исписана:

«Я плохая кукла, потому что плохо учу свою роль. Я плохая кукла, потому что плохо учу свою роль. Я плохая кукла, потому что плохо учу свою роль…»

Мистер Мэйхью увидел заведение Мамаши Горбин еще издалека, впрочем, не заметить его было трудно.

«Что ж, значит Брекенбок верно указал дорогу, – подумал он, – хотя этот хитрый пройдоха запросто мог из мести заставить меня побродить по ночному Фли…»

Узкая, заваленная различным чердачным хламом улочка, названия которой Мэйхью не знал, вывела его на небольшую площадь, хотя все здешние обитатели именовали это место не иначе, как пустырем.

В самом центре пустыря, подсвеченный фонарями, лежал, словно громадная рыбина, выброшенная на берег, неимоверно ржавый дирижабль. Около тридцати лет назад это летающее судно потерпело крушение в Фли, и с тех пор оно, или вернее его оболочка, и служило пристанищем для известного на всю округу заведения в собственности некоей предприимчивой мадам.

Мамаша Горбин в Фли была особой уважаемой и поговаривали даже, что она ни много ни мало является негласной хозяйкой всего Блошиного района, кем-то, вроде главного судьи Сомма в Тремпл-Толл. Мамашей ее называли потому, что ей зачастую, будто самой настоящей мамочке, приходилось разрешать свары между бандами как в Фли и на Брилли-Моу, так и в Саквояжне. Помимо этого, она также руководила черным рынком так называемой Изнанки Габена, торговала сведениями, занималась скупкой краденого и прочими милыми вещами…

Что ж, совсем скоро тяжелому сердцу Мамаши Горбин предстояло полегчать на одну сгоряча (и в порыве чувств, и под воздействием кое-чего горячительного) обещанную Брекенбоку услугу. Правда, она об этом пока не знала и преспокойно занималась тем… ну, чем там обычно занимаются трактирщицы-контрабандистки-мамаши в Фли…

Глядя на ржавую тушу дирижабля вдали, Мэйхью поставил на покосившуюся газетную тумбу саквояж, положил рядом зонт, после чего проверил патроны в барабане револьвера и закурил папиретку.

То, во что он влез, встрял и вляпался по уши, ему очень не нравилось. Брекенбок что-то задумал – это было ясно. И хоть хозяин балагана и пытался скрыть свои истинные замыслы за показным безумием, Мэйхью понимал, что он также ведет какую-то свою игру. Брекенбок говорит, что его волнует лишь пьеса, но…