Башня преступления - Феваль Поль Анри - Страница 45

• Предыдущая
• 45/94
• Следующая

– Она снова вышла замуж? – удивился Клампен.

– Нет, не вышла. По разным причинам она отказала Шопану и Мегеню, – ответил бывший инспектор полиции. – Сейчас ей живется хорошо, спокойно и счастливо в доме генерала, графа де Шанма в провинции.

– А! – вырвалось у Пистолета. – Того самого, что должен был подняться наверх вместо Жана Лабра? Его я тоже видел на борту «Робера Сюркуфа». Генерал тоже попал тогда в хороший переплет. Он вернулся?

– Да, после помилования. Но ему поставили условие: безвыездно жить в своей деревне, в департаменте Орн в Нормандии.

– И мамаша Тереза тоже там? И что она делает? – допытывался Клампен.

– Ничего.

Пистолет призадумался, что случалось с ним нечасто. Официант вернулся с закусками.

– За твое здоровье, старина Клампен, – сказал месье Бадуа, наполняя бокалы вином. – Если к тебе присмотреться, ясно, что твою физиономию уже давно могла бы украсить борода. Сколько тебе все-таки лет?

– Возраст любви, месье Бадуа. Ваше здоровье! И принимаемся за еду!

С набитым ртом Пистолет продолжал:

– Дело не в том, что я скрываю свой преклонный возраст. Напротив, я им горжусь. Бородой никого не удивишь. Дамы знают, что меня можно спокойно нюхать, как цветочек, не боясь уколоться. А сам я давно люблю их, как плут Купидон. Повсюду успех, все благосклонны ко мне. Я рискнул бы соперничать с Дон Жуаном.

– Ты бывал в театре, Клампен?

– И не раз! Я смотрел «Дон Жуана» в Бобино. А в других театрах тоже про это? Да, кстати, вы знаете, кого я сейчас обыграл, месье Бадуа?

– Нет. Кого же?

– Любопытный тип! Видя его, каждый раз вспоминаю про рекрутский набор. Лет пятнадцать или двадцать подряд он был слишком молод для воинской службы. Ландерно по прозвищу Тридцать Третий имел честь познакомиться со мной в тот день, когда его вызвали на комиссию. У него был первый номер. Пойте, военные горны! Я в то время ублажал служанку одного фармацевта, торговавшего травами, и бесплатно консультировал жителей квартала, разве что брал по двадцать пять сантимов на чай. Скольких женщин я спас от разлуки с кавалерами! Ландерно явился ко мне и спросил, во что ему обойдется неизлечимая болезнь глаз. Я обратился к служанке, та к своему торговцу, и мой Ландерно занедужил: два года он был слепым. А вы знаете, что в тот вечер, когда приключилась история с котом, Тридцать Третий был с Куатье? – внезапно сообщил Клампен.

– Здесь? – встрепенулся Бадуа. Глядя в потолок, Пистолет подтвердил:

– Здесь.

– А ты знаешь, где можно найти этого Ландерно?

– Приблизительно. Он богат и старье собирает только для вида. Я знаком с мадам Шуфлер, его нынешней женой, она зеленщица.

И Пистолет пропитым голосом проорал:

– Всего за два су, большой пучок, всего за два су!

А потом серьезно добавил:

– Женская любовь!

Бадуа подлил парню вина.

– Тебе просто цены нет! – воскликнул он. Чокнувшись с Бадуа и выпив, Пистолет крикнул:

– Гарсон, счет!

И продолжил:

– Еще я знаком с братом его первой жены; это – Котри по прозвищу Будильник Пантен-ля-Галет, бывший каменщик; его выгнали из рабочего объединения, и теперь он – главная метла в палате пэров.

– Зачем ты мне про него рассказываешь?

– Затем, что в тот вечер он тоже был с месье Куатье наверху.

– Вот как! Их что, дюжина туда набежала?

– Нет, их было трое, – возразил Пистолет. – Куатье, каменщик Котри и Ландерно, который был тогда столяром. У Куатье была кирка, как у землекопа, у Котри – молоток, мастерок и лоток. Когда эта троица спускалась, Ландерно нес чемодан.

Бадуа пристально посмотрел Пистолету в глаза.

– Так ты знаешь, что тут произошло? – тихо спросил бывший инспектор.

– Как и вы, месье Бадуа, – спокойно заявил Клампен.

– Я имею в виду, известны ли тебе какие-нибудь подробности?

– Нет, но мне нетрудно все разузнать.

Бадуа поинтересовался еще тише:

– Кто из них на следующий день отправился к нотариусу на улицу Вьей-дю-Тампль?

– Про это ничего не знаю, – ответил Пистолет. – Ничего такого я не слышал, хотя сам на следующий день после той истории пошел к этому же нотариусу на улицу Вьей-дю-Тампль и страшно удивился, что клерки говорят о месье Лабре. Я явился туда по своим делам, хотел туда устроиться. Но что же мы не едим? К дьяволу Черные Мантии, сперва выпьем кофе! У меня замечательная идея! Давайте я пока расскажу о своих странствиях, а к вашим делам вернемся после десерта!

Глядя на своего бывшего агента со все возрастающим восхищением, Бадуа прошептал: – А я разыскивал тебя все эти три года! – И еще четыре месяца, месье Бадуа! Все эти три года и четыре месяца я тоже гонялся за тем, чего так и не смог обрести: пытался добиться положения в обществе. Чтобы была законная жена, дети, хлебосольный дом, государственная рента, ордена и все такое. В Париже я втайне от вас землю носом рыл, чего только не делал – и все напрасно. Перед тем, как покинуть Париж, я отправился к нотариусу на улицу Вьей-дю-Тампль, хотел наняться к нему рассыльным, но он меня не взял. По правде говоря, события, что произошли накануне, меня несколько утомили, да и дамы, которых я посещал в Бобино, не любят полицию.

– Видите ли, месье Бадуа, – продолжил Пистолет после небольшой паузы, – я никогда и никому не рассказывал, что работаю на полицию. Это могло бы мне изрядно повредить. Я говорил Меш… Вы знаете Меш? Вернувшись в Париж, я не сумел ее разыскать. Так вот, я говорил ей, и другим тоже, что связан с Черными Мантиями. Это производило сильнейшее впечатление на моих подруг!

– Так в твоем мире больше любят воров, чем полицейских, Клампен? – спросил Бадуа.

– Черт побери! – воскликнул юноша. – Меш смотрела на меня с уважением. Ей хотелось, чтобы я представил ее Черным Мантиям. И остальные тоже, это нравится женщинам. И тогда, стыдясь своего положения, я сказал себе: надо отмыться!

Хорошо бы стать, например, морским офицером, у них и форма, и выправка, и воспитание – все так и бросается в глаза. Я прицепился к почтовой карете, отправлявшейся в Гавр. В дороге у меня не было другой еды, кроме собственной рубашки да ботинок. Согласитесь, негусто.

В Гавре как раз стоял на якоре корабль, готовый к отплытию. Тот самый, на котором вернулся из Америки брат месье Поля, а генерал де Шанма отправлялся в Англию. Любопытно, правда?

– Да, малыш, – кивнул месье Бадуа, – ты, видно, много чего знаешь.

– Я знаю, что генерал попал в переделку и у него не было оснований гордиться собой. И знаю, что этот бретонец, капитан Легофф, утверждал, будто никогда не видел такого красивого пассажира, как месье Жан Лабр.

– Но недолго я был моряком, – продолжал Пистолет. – Моим мечтам о карьере морского офицера не суждено было сбыться. Видите ли, хозяин корабля полюбил меня, как родного сына, и решил заняться моим воспитанием. Когда он избил меня пеньковым тросом, я тоже не остался в долгу.

Но на корабле с капитаном шутки плохи! Раз – и в карцер!

Мне объяснили, что я стану адмиралом не раньше, чем через семьсот лет. Но после первых трех дней службы я загремел в карцер. Понимаете? Как вплавь я добрался до «Робера Сюркуфа», так вплавь его и покинул недалеко от Ливерпуля. Там я нанялся разгружать уголь за три шиллинга в день.

Вроде бы совсем неплохо: три франка пятнадцать су, но в этой стране тарелка супа стоит дороже, чем у нас лучший паштет. К тому же я поцапался с приятелем-боксером.

Он утверждал, что Веллингтон умнее Бонапарта. На самом деле мне наплевать, кто умней, но во мне взыграли патриотические чувства. Я сказал, что в Париже таким умникам, как Веллингтон, грош цена в базарный день. На что приятель мой ответил ударом, который свалил бы и носорога в Ботаническом саду. Тогда я врезал боксеру каблуком.

«This to be sold-out, boys! Regular funin deed!» Что по-нашему означает: «Ребята, на это стоит посмотреть! Приглашайте ваших девочек!»

• Предыдущая
• 45/94
• Следующая