Камни его родины - Гилберт Эдвин - Страница 69

Букет получился красивый и – для Хьюниджера – довольно простой.

– Очаровательно, Поль, – сказала Нина и вдруг почувствовала, что остро ненавидит эти цветы.

Она сама отнесла их Эбби в контору. Вполне можно было бы отправить букет с посыльным, но Нине хотелось увидеть Сью Коллинз, вернее – хотелось, чтобы Сью Коллинз увидела ее.

– Привет, – сказала Нина, кладя цветы на кресло. – Я вижу, ты тут совсем обжилась.

– Привет, Нина. – Сью весело улыбнулась. – Да, вроде бы обжилась. – Она окинула взглядом маленькую квадратную приемную. – Уверена, что мне здесь будет хорошо. Так мило с твоей стороны...

– Не стоит благодарности, – ответила Нина (обаятельная миссис Остин). – Если тебе что-нибудь понадобится, Сью, или...

– Спасибо, мне ничего не нужно, – ответила Сью и тут же воскликнула с искренним восхищением: – Ох, Нина, какой у тебя шикарный вид! И какая прическа!

– К лицу мне? Ужасно надоело все время что-то вытворять с волосами: так гораздо проще. – «Да, проще, – подумала она, – и куда благороднее». А какой контраст между сегодняшней Ниной и той тоунтонской девушкой, которая пришла на весенний школьный бал в перекроенном и перешитом платье из белой кисеи! Не меньший контраст, чем между Эбби Остином и Филом Коллинзом. В те времена он был настоящей звездой среди старшеклассников, а потом стал продавцом автомобилей и летчиком. – Великий человек занят? – спросила она. – Я принесла ему цветочков на счастье.

Когда Нина вошла с цветами в кабинет Эбби и увидела, как он улыбнулся и как сразу оттаяло его усталое, озабоченное и словно замороженное лицо, она неожиданно почувствовала прилив нежности к мужу и упрекнула себя за то, что не слишком часто балует его даже такими знаками внимания. А это смягчило бы его и помогло бы ему забыть о своих обидах.

Право, не так уж трудно быть милой в мелочах. Легче, чем вести гнусные сражения по ночам, и, во всяком случае, легче, чем согласиться родить ему ребенка.

Трой считала, что первый день существования фирмы необходимо отпраздновать. Надевая новый костюм фасона «Для беременных» («господи, как Винсент будет его ненавидеть!»), она решила к концу рабочего дня заехать в контору и привезти с собой шампанское.

Она застегнула широкую юбку, накинула свободный Жакет с воротничком из белого пике, вдела в уши жемчужные серьги и в одиннадцать часов вышла из своей старой мельницы.

Направляясь к машине, стоявшей под навесом, Трой вдруг заметила на берегу речки светловолосого, краснолицего человека, окруженного детворой.

Он тоже заметил ее, помахал рукой и, когда она подошла к нему, спросил с неуловимым иностранным акцентом:

– Ничего, что я забрел сюда? Хочу показать этим сорванцам, что такое мускусная крыса, какая она есть из себя. Пусть запомнят, что от животных зла не бывает.

– Ну, Пит, пойдем же! – Один из мальчуганов потянул его за штанину.

– А я и не знала, что здесь водятся мускусные крысы, – улыбнулась Трой краснолицему.

– Еще как водятся. Я сколько времени следил за одной. Вот такой крошечный крысенок.

– Это они строят плотины? – Трой была по-настоящему заинтересована.

– Нет, то бобры.

«Пит, – размышляла Трой. – Настоящее имя, должно быть, Пьетро». Что-то в его лице выдавало в нем итальянца. На нем были белые штаны, узкие и грязные, и старый коричневый свитер. Ноги были босые.

– Неужели все это ваши дети?

– Нет, – засмеялся он. – Мои – дома, с хозяйкой. А это соседские. Мы славно проводим время, когда я свободен.

– Вот оно что!

– Я живу тут рядом. – Он показал пальцем на жалкий домишко наверху, у самой дороги. Трой часто проходила мимо этой лачуги. Она заметила, что итальянец прищурился и с дружелюбным интересом разглядывает ее фигуру.

– Видать, скоро у меня будет еще один дружок. Когда же – в декабре? или в январе?

– В январе, – ответила Трой, стараясь скрыть удивление.

– Вот и хорошо. На досуге буду нянчить его.

– Правда? Это будет дивно! Мне понадобится помощник.

Какой милый! А жизнь у него, наверно, была ужасная, и уж ему-то не раз приходилось сталкиваться со всяческими предрассудками, особенно в этой части Коннектикута. И как это его угораздило обосноваться в Тоунтоне?

– Вы только дайте мне знать, – продолжал Пит. – Я за всем присмотрю. Я ребенка одной рукой могу перепеленать, если понадобится.

Сидя за рулем, Трой не переставала думать о Пите. Она проехала мимо его дома – да, вид вызывающе непочтенный. Она заметила во дворе несколько старых ящиков с проволочной сеткой – видимо, самодельные курятники, лохматую черную собаку и белую кошку.

Необходимо помочь ему. А как он, бедняга, одет! Должно быть, перебивается с хлеба на воду. Нянчить ребенка... Такой мужчина, подумать только! Видимо, был очень красив в свое время.

Как ей повезло, что она набрела на него!

В Нью-Хейвене Трой побывала у доктора Хатчинза, приятеля Эба, и прошла ежемесячный осмотр. Заодно попросила доктора послушать, бьется ли сердце у младенца; тот снисходительно послушал. Трой была без ума от Хатчинза. Необыкновенный врач! Осматривая ее, он без умолку болтал о последнем детективном романе Сименона и доказывал, что этот Сименон куда более талантлив, чем принято считать.

Вернувшись в Тоунтон, она поехала в центр и, наскоро позавтракав, помчалась в ратушу на собрание Лиги женщин-избирательниц.

Сперва она посещала эти собрания из чувства долга, но потом начала усматривать в этом некий политический вызов: дело в том, что Трой и еще одна молодая женщина по имени Пэт Милвин были единственными демократками в этой якобы беспартийной организации.

После собрания Трой отправилась на Мэйн-стрит в винную лавку Джексона, носившую претенциозное название «Шипучий источник», купила шесть бутылок хорошего американского шампанского, ведерко со льдом и бумажные стаканчики и тут же отправила все с рассыльным в контору. Потом зашла в «Вандомскую гастрономию» за икрой и крекерами.

Обнаружив, что у нее в запасе есть еще немного времени, Трой поехала в дом Вернона и расплатилась с садовником за прошлые месяцы. Они с Эббом так и не решили, что делать с этой старой берлогой, но обоим не хотелось продавать ее. Во всяком случае, сейчас.

В контору она попала около пяти. Эб познакомил ее со Сью Коллинз, и они вместе расставили шампанское, икру и крекеры на одном из пустых столов в чертежной. Усевшись вокруг него, Трой, Эб и Лем Херши стали ждать Винсента и Раффа Блума, которые вот-вот должны были вернуться.

Эбби внимательно смотрел на сестру и расспрашивал, что ей сказал доктор Хатчинз, и не чересчур ли она полнеет, и можно ли заранее определить, кто родится – мальчик или девочка. Эб куда больше интересовался всем этим, чем Винсент.

Трой чувствовала себя отлично. С приятным собственническим чувством она оглядела чертежную: деловой союз, на который она так настойчиво подбивала трех друзей, стал наконец реальностью.

В это время Винс, возвращаясь из Ньюхилла, подводил итог событиям дня. Возможно, думал он, тактика, благодаря которой он добился согласия Джошуа Ханта на свое выступление перед строительным комитетом школы, не совсем безупречна; возможно, она даже не слишком этична. Но, если на то пошло, разве Ральф Гэвин всегда так уж строго придерживался требований этики?

Винс держал себя с Хантом, председателем школьного совета, очень независимо – не настолько, однако, чтобы испортить дело. Стараясь добиться своей цели, он пустил в ход имя Уйды Реннинг. Когда летом он был с визитом у этой родственницы Трой, ему удалось выяснить, что год назад она и Джошуа Хант были выбраны делегатами в какую-то комиссию и вместе заседали в Хартфорде. Винс не замедлил воспользоваться этим козырем.

Итак, первая встреча с Хантом прошла удачно. Джошуа Хант, седовласый, седоусый и суровый янки старого образца, был человек осторожный и в общем консервативный. Свое состояние он частично унаследовал, частично приобрел, занимаясь продажей земельных участков. Он был старостой конгрегациональной церкви, президентом ньюхиллского Кладбищенского общества и президентом местного отделения Новоанглийского общества охраны природы и памятников старины. К современной архитектуре он был равнодушен, но и не отвергал ее, понимая, что в конечном счете она экономичнее старой.