Черные Мантии - Феваль Поль Анри - Страница 36
- Предыдущая
- 36/142
- Следующая
Господин Лекок, которого нам не стоит путать с простыми зеваками, замер на прежнем месте, сияя победоносной улыбкой. Какое-то время он стоял неподвижно, потом его большой рот раскрылся в зевке, и как раз в этот момент взгляд коммерсанта, случайно скользнувший по приделу святой Богородицы, упал на Андре, преклонившего колени перед алтарем. Лекок вздрогнул, краска залила его лицо, он невольно сделал два шага назад, чтобы спрятаться за колонной. Оттуда он снова быстро и осторожно посмотрел на Андре. Лицо Лекока во второй раз изменило цвет.
– Провалиться мне на этом месте! – изумленно прошептал коммерсант. – Но это он! Да, конечно, он! Вот так история!
Все предосторожности Лекока были совершенно излишними: Андре пребывал сейчас в ином мире и не замечал того, что происходило вокруг. Но захватившая его внутренняя борьба не могла длиться долго: ненависть Мэйнотта была стойкой и глубокой, ибо подкреплялась законным стремлением наказать истинных преступников; однако любовь была его вторым «я» и должна была победить. Погруженный в это кризисное состояние, которое не было сном, но в котором здравый рассудок, вероятно, бездействовал, Андре вдруг – видимо, под влиянием окружающей обстановки – возвратился к мысли о том, что находится в Париже. Цель его поездки, Жюли, звала его к себе, воспоминание о ней развеяло его последние сомнения. В страстном порыве он сомкнул ладони и обратился к Богу:
– Я забуду того, кто причинил мне столько зла. Я не стану дознаваться, кто он и как его зовут. Я не буду мстить. Обещаю это и клянусь – ради того, чтобы отыскать мою Жюли, чтобы она меня по-прежнему любила и чтобы мы были счастливы!
Он поднялся, обретя необыкновенное спокойствие. Возможно, это и покажется ребячеством, но договор был заключен. Волнение и боль, терзавшие Андре во время путешествия и по прибытии в Париж, исчезли. Молодой человек и в самом деле только что купил свое счастье.
А если принять во внимание корсиканский темперамент Андре, то он заплатил немалую цену.
Обернувшись, Андре увидел циферблат часов у выхода из собора. Стрелки показывали половину первого. Молодой человек удивился, как быстро пролетело время, и заторопился на улицу, чтобы наконец добраться до дома Жюли.
В храме Сен-Рош без труда мог сориентироваться даже человек, попавший туда впервые. Боковая дверца возле ризницы явно не вела наружу, и Андре направился к главным дверям, выходившим на улицу Сент-Оноре. Но, едва сделав первый шаг, он в удивлении остановился: храм, который два часа назад казался совершенно пустым, был теперь забит людьми, заполнившими все его приделы. Господин Лекок прятался за колонной, стараясь не попасться Андре на глаза; теперь коммерсант с жадным любопытством устремил свой взор в глубину храма. Губы Лекока кривились в хитрой улыбке, которая словно говорила: «Ну и потеха же сейчас начнется!»
Андре не подозревал, что за ним наблюдают и что здесь его ожидают события, которые немало развлекут собравшихся зевак.
Толпившиеся в храме люди беседовали друг с другом; Андре проходил мимо них, не прислушиваясь к разговорам. Но вот до сознания молодого человека дошли слова:
– Ни су, господин Жонас, ни су!
Фраза, звучавшая как непреложная истина, слетела с уст полной, апоплексического вида женщины, которая переговаривалась со спокойным, очень бледным мужчиной. И пока Андре пытался обойти пышнотелую даму, та добавила:
– И приехала без единого су, поверьте мне! Ни родственников, ни семьи! Платные уроки игры на гитаре, а?! Этим все сказано!
Господин Жонас, худощавый человек, владевший лавкой подержанных вещей, одной из многих в квартале Сен-Рош, ответил:
– Да, отменно расчетливая особа… К нам в лавку заходит немало таких… Покупают всякую всячину – да все норовят взять в долг. Впрочем, эта могла бы заработать любые деньги: мужчинам нравится ее недоступность.
Госпожа Кутан, полная краснолицая женщина, пожала плечами.
– Ведет хитрую игру! – проворчала она. – Но чего еще ожидать от смазливой девчонки?! И какая, видишь ты, Добродетельная! А имена у нее кончаются на «а» и на «и». Ни недвижимости, ни ренты, ни своего дела… Поглядите-ка на нее!
Андре удалось обойти госпожу Кутан, которая желчно бросила ему вслед:
– В церкви не толкаются! Много тут таких, что пристают к дамам! – добавила она.
– Или шарят по чужим карманам, – поддержал соседку господин Жонас.
– Как она прекрасна! – воскликнул, встав на цыпочки, напыщенный молодой человек – явно из чиновников.
Серьезный, хорошо одетый мужчина высказал свое мнение, опиравшееся на здоровую мораль:
– Для дела никогда не вредно взять в жены очень красивую женщину.
– Шутник! – бесцеремонно откликнулся сосед.
Андре еще ни разу не взглянул в сторону нефа. Поглощенный своими заботами, он пропускал мимо ушей всю эту болтовню. С трудом протискиваясь сквозь толпу, он продвинулся на один или два метра и оказался перед главным алтарем.
И тут долетавшие до Андре со всех сторон обрывки фраз заставили его замереть на месте. Особенно его поразили два слова: одна цифра и одно имя. Мэйнотт почувствовал, как все его тело охватывает дрожь.
Справа до него донеслось:
– У этого человека четыреста тысяч франков! А слева:
Разве вы не знаете господина Шварца?
Известная поговорка в мрачно-шутливом тоне запрещает говорить о веревке в доме повешенного. Когда человека постоянно терзает боль, появляется масса слов, фраз, имен, дат и цифр, которые звучат для него так же, как рассуждения о веревке для родственников висельника.
На свете полно Шварцев, да и сумма «четыреста тысяч франков» может упоминаться в разговоре двух финансистов раз двадцать в течение часа. Тем не менее Андре остановился, чтобы взглянуть на соседей справа и слева. Услышанное имя поразило его вдвойне, цифра воскресила тяжелые воспоминания, а имя и цифра вместе взятые, мгновенно заставив Андре забыть о Париже и обо всех событиях последних дней, вернули его в Кан и обострили его мучения.
Соседа справа Андре не знал – так же, как и соседа слева. И пока молодой человек пребывал в полной растерянности, за его спиной высказалось третье лицо:
– Этот эльзасец совсем потерял из-за нее голову! Если бы красавица Джованна отказала ему, он бы пустил себе пулю в лоб!
В глазах у Андре потемнело.
Ведь Жюли на самом деле тоже звали Джованной. Кто-то недавно сказал: «Девушка с именами, которые кончаются на «а» и на «и»… Настоящее имя Жюли, его жены, которое она снова: взяла себе по совету Андре, было Джованна Мария Рени.
Но имелись ли тут основания для опасений или подозрений? Ведь это – просто цепочка случайных совпадений… Андре рассмеялся, как дитя, услышавшее совсем уж неправдоподобную сказку. Однако молодой человек все-таки оглядел неф: ему впервые захотелось увидеть жениха и невесту. Но пару, стоявшую на коленях перед алтарем, заслоняла от Андре массивная колонна.
Шварц! Четыреста тысяч франков! Как раз та сумма, которая находилась в кассе господина Банселля!
– Тихо, тихо! – прокатилось по храму. – Тихо!
И действительно – в соборе воцарилось молчание, ибо в дверях ризницы появился служитель и ударил об пол древком своей мирной алебарды. После этого заговорил священник… Шварц! Они сказали Шварц! Человека, которому Андре доверил свои письма на острове Джерси, тоже звали Шварцем.
– Они уже слали друг другу весточки, когда он ездил по делам на Джерси, – заявил последний собеседник.
Андре ошалело взглянул на него.
– Слышите? Слышите? – зашептались собравшиеся. – Он сказал «да»!
Андре не разобрал, произнесла ли «да» женщина, но ее голос, такой тихий, что соседи молодого человека ничего не разобрали, поразил несчастного чеканщика. Голова Андре поникла; на его плечи словно лег тяжкий груз. Мэйнотт безумным взглядом окинул окружающих и в яростном порыве ринулся вперед, к узорной решетке между двумя колоннами. Оттуда можно было видеть церемонию.
Грубо расталкивая на своем пути мужчин и женщин, Андре, с налитыми кровью глазами и побелевшими губами твердил задыхающимся голосом:
- Предыдущая
- 36/142
- Следующая
