Вавилон. Сокрытая история - Куанг Ребекка - Страница 24

Робин подозревал, что это не вся история, но он тоже овладел искусством скрывать свою боль и не стал напирать.

Их объединяло одно – без Вавилона в этой стране им некуда было бы податься. Их наделили привилегиями, о которых они и мечтать не могли, за них платили богатые и могущественные люди с не вполне понятными мотивами, и все это можно было потерять в одно мгновение. Такое шаткое положение придавало смелости и одновременно с этим пугало. Они получили ключи от королевства и не хотели их отдавать.

К тому времени как они закончили пить чай, все четверо почти полюбили друг друга – почти, потому что истинная любовь требует времени и воспоминаний, но это было очень близко к любви с первого взгляда. Еще не настали те дни, когда Рами с гордостью носил нелепые шарфы, кривовато связанные Виктуар, а Робин выучил, сколько времени нужно настаивать чай для Рами, чтобы напиток был готов ровно к тому моменту, когда Рами с неизбежным опозданием придет в буфет с урока арабского; или когда они все понимали, что Летти придет на занятия с пакетом лимонного печенья, потому что пекарня Тейлора по средам продает лимонное печенье. Но в тот день они могли с уверенностью сказать, какими друзьями станут, и им это нравилось.

Позже, когда все пошло наперекосяк и мир раскололся пополам, Робин вспоминал о том дне, как они сидели за столом, и гадал, почему они с такой готовностью и беспечностью друг другу поверили. Почему отказались видеть мириады путей, какими могут навредить друг другу? Почему не остановились поразмыслить о разнице в происхождении и воспитании, которая означала, что они никогда не будут на одной стороне?

Но ответ очевиден: все четверо утонули в этом незнакомом мире и посчитали остальных тем спасательным плотом, уцепившись за который останутся на плаву.

Девушкам не дозволялось жить в колледже, вот почему они встретились с Робином и Рами только в день инструктажа. Виктуар и Летти жили в двух милях от университета, в служебном крыле одной из оксфордских школ, где обычно размещались студентки Вавилона. Робин и Рами проводили их домой, как истинные джентльмены, но Робин надеялся, что это не превратится в ежевечерний ритуал, поскольку путь был неблизкий, а в этот час омнибусы уже не ходили.

– И вас не могли поселить где-нибудь поближе? – спросил Рами.

Виктуар покачала головой.

– Во всех колледжах утверждают, что это развратит джентльменов.

– Это несправедливо, – сказал Рами.

Летти бросила на него насмешливый взгляд.

– Еще как.

– Но все не так уж плохо, – заявила Виктуар. – На этой улице есть несколько веселых пабов. Нам нравятся «Четыре всадника», «Крученый корень», и еще есть местечко под названием «Ладьи и пешки», там можно сыграть в шахматы.

– Прости, ты сказала «Крученый корень»? – спросил Робин.

– Это на Харроу-лейн, у моста, – пояснила Виктуар. – Хотя тебе вряд ли понравится. Мы заглянули туда и тут же вышли: внутри страшная грязь. Проведешь пальцем по стакану, а там жирные разводы и слой грязи с палец толщиной.

– Значит, не место для студентов, да?

– Нет, оксфордских студентов там прибьют. Это место для простонародья, а не для красавчиков в мантиях.

Летти указала на стадо пасущихся коров, и Робин заговорил на другую тему. Позже, проводив девушек, он сказал Рами, чтобы возвращался на Мэгпай-лейн один.

– Я совсем забыл, что нужно навестить профессора Ловелла, – сказал он. – Джерико ближе к этой части города, чем к универу. Но все равно путь неблизкий, так что не хочу тебя тащить.

– Я думал, ты ужинаешь с ним только на следующих выходных, – сказал Рами.

– Верно, но я вспомнил, что должен был навестить его до того. – Робин откашлялся – он ужасно себя чувствовал, потому что пришлось соврать Рами. – Миссис Пайпер сказала, что приготовила для меня печенье.

– Благословение небесам! – Как ни удивительно, Рами ничего не заподозрил. – Обед был совершенно несъедобным. Тебе точно не нужна компания?

– Нет, спасибо. День был долгим, и я устал, с удовольствием просто немного пройдусь в тишине.

– Что ж, понимаю, – добродушно отозвался Рами.

На Вудсток-роуд они расстались. Рами пошел на юг, обратно к колледжу. Робин свернул направо в поисках моста, о котором упоминала Виктуар, толком не понимая, что ищет, не считая воспоминаний о сказанной шепотом фразе.

Но ответ сам его нашел. На полпути по Харроу-лейн он услышал за спиной шаги. Он обернулся через плечо и увидел на узкой дороге темную фигуру.

– Долго ты добирался, – сказал его двойник. – Я тут целый день скрываюсь.

– Кто ты? – спросил Робин. – И как… откуда у тебя мое лицо?

– Не здесь, – ответил двойник. – Паб прямо за углом, пошли туда…

– Отвечай, – потребовал Робин. Только сейчас он ощутил запоздалый страх. Во рту пересохло, сердце бешено стучало. – Кто ты такой?

– Ты Робин Свифт, – сказал тот. – Ты вырос без отца, но с непонятно откуда взявшейся английской нянькой и бесконечным потоком английских книг, а когда появился профессор Ловелл, чтобы увезти тебя в Англию, навсегда попрощался с родиной. Ты думаешь, что профессор – твой отец, но он не признал тебя своим сыном. И ты не сомневаешься, что никогда не признает. Все верно?

Робин потерял дар речи. Он открыл рот и дергал нижней челюстью, как будто жевал, но сказать ему было нечего.

– Пошли, – сказал двойник. – Давай выпьем.

Они нашли столик в дальнем углу «Крученого корня». Двойник Робина заказал два стакана крепкого золотистого эля. Робин осушил половину своего стакана за три отчаянных глотка и почувствовал себя увереннее, хотя смятение никуда не делось.

– Меня зовут Гриффин Ловелл, – сказал двойник.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что они с Робином все-таки не настолько похожи. Гриффин был на несколько лет старше, и его лицо носило жесткий отпечаток зрелости, который Робин еще не приобрел. Его голос был более низким и напористым. Гриффин был на несколько дюймов выше Робина, но при этом более худым; казалось, он состоит из одних острых граней и углов. Его волосы были темнее, а кожа бледнее. Словно Робин с напечатанной в книге иллюстрации, с увеличенными контрастами света и тени и выбеленными цветами.

Как будто кто-то специально рисовал копию.

– Ловелл, – повторил Робин, пытаясь собраться с духом. – Так ты…

– Он так этого и не признал, – ответил Гриффин. – Ведь и с тобой так же, верно? Ты в курсе, что у него есть жена и дети?

– Что?! – задохнулся Робин.

– Именно так. Мальчик семи и девочка трех лет. Дражайшая Филиппа и малыш Дик. А жену зовут Джоанна. Он держит их в чудесном поместье в Йоркшире. Так он и получил деньги для поездок за границу. У него-то ни гроша за душой, зато жена чудовищно богата. Как мне сказали, пятьсот фунтов в год.

– И она…

– Знает ли она о нас? Ни в коем случае. Хотя вряд ли ее это взволновало бы, даже если бы она узнала, не считая очевидного удара по репутации. В этом браке нет любви. Профессору хотелось получить имение, а ей – возможность похвастаться. Они видятся пару раз в год, а остальное время он живет здесь или в Хампстеде. Самое смешное, что с нами он проводит больше времени, чем с теми детьми. – Гриффин вздернул подбородок. – По крайней мере, с тобой.

– Я что, сплю? – пробормотал Робин.

– А надо бы. Выглядишь ужасно. Выпей.

Робин машинально потянулся за стаканом. Хотя его руки больше не дрожали, голова слегка гудела. От выпивки лучше не стало, но она хотя бы дала возможность чем-то занять руки.

– Не сомневаюсь, что у тебя куча вопросов, – сказал Гриффин. – Я постараюсь на них ответить, но тебе придется набраться терпения. У меня тоже есть вопросы. Как ты себя называешь?