Вавилон. Сокрытая история - Куанг Ребекка - Страница 35

Он был ребенком, изголодавшимся по любви, которую теперь имел в достатке. Так что же плохого в том, чтобы держаться за нее?

Он не был готов посвятить себя «Гермесу». Скорее он был готов убить за любого своего однокурсника.

Позже Робина поразило, что ему никогда не приходило в голову рассказать кому-либо из них о «Гермесе». Ведь к концу осеннего триместра он мог доверить каждому из них жизнь и не сомневался, что, если бы он упал в ледяные воды реки, любой из друзей нырнул бы вслед, чтобы спасти его. Но Гриффин и «Гермес» словно вышли из ночных кошмаров и теней, а однокурсники олицетворяли тепло, солнце и смех, и он просто не мог представить, как свести их вместе.

Лишь однажды он испытал искушение рассказать. Как-то за обедом Рами и Летти в очередной раз поспорили об английском присутствии в Индии. Рами считал оккупацию Бенгалии полным бесстыдством, а Летти полагала, что победа британцев при Пласси была более чем справедливым возмездием за ужасное, по ее мнению, обращение с заложниками со стороны Сирадж уд-Даулы, и британцам не пришлось бы вмешиваться, если бы Моголы не были такими ужасными правителями.

– И там все не так уж плохо, – сказала Летти. – Среди чиновников много индийцев, если они достаточно квалифицированы…

– Да, только «квалифицированы» означает принадлежность к элите, говорящей на английском и пресмыкающейся перед британцами, – парировал Рами. – Нами не правят, нас эксплуатируют. Происходящее с моей страной иначе как грабежом не назовешь. Это не свободная торговля, а финансовое кровопускание, мародерство и воровство. Нам не нужна была их помощь, они придумали эту историю только из-за неуместного чувства превосходства.

– Если ты так считаешь, то что делаешь в Англии? – буркнула Летти.

Рами посмотрел на нее как на умалишенную.

– Учусь.

– Да? Чтобы отточить оружие, которым ты свергнешь империю? – фыркнула она. – Собираешься привезти домой несколько серебряных пластин и устроить революцию? Может, нам стоит сообщить Вавилону о твоих намерениях?

В кои-то веки Рами не нашелся с ответом.

– Все не так просто, – сказал он после паузы.

– Вот как? – Летти нащупала его больное место и теперь вцепилась, как пес в кость. – Потому что мне кажется, что, раз ты здесь, получаешь английское образование, это как раз и говорит о превосходстве англичан. Или в Калькутте есть языковые институты получше?

– В Индии полно великолепных медресе, – огрызнулся Рами. – Превосходство англичан заключается в их пушках. И в готовности использовать их против невинных людей.

– Так ты здесь, чтобы отправить серебро тем бунтовщикам-сипаям?

Может, так ему и следует поступить, чуть не сказал Робин. Может, именно в этом и нуждается весь мир.

Но он сдержался, не успев открыть рот. Не потому что боялся выдать Гриффина, а потому что это признание разрушило бы их жизнь. И потому что сам он не мог разрешить противоречие: он хотел добиться успеха в Вавилоне, хотя день ото дня становилось все очевиднее, насколько неправедны источники его богатств. Робин нашел единственный способ, как оправдать свое нынешнее благополучие и продолжать танцевать на грани двух миров, – это терпеливо ждать ночных посланий Гриффина. Скрытый, молчаливый бунт, главной целью которого было избавиться от чувства вины за то, что все это золото и блеск достались так дорого.

В последние ноябрьские недели Робин помог обществу Гермеса совершить еще три кражи. Все прошло как по маслу, по образу и подобию первой – записка в двери, дождливая ночь, полуночная встреча, минимальный контакт с сообщниками, не считая быстрого взгляда и кивка. Ему так и не удалось поближе их рассмотреть. Робин не знал, те же это люди, что и в первый раз, или нет. Он так и не понял, что именно они украли и как этим воспользовались. Оставалось только верить словам Гриффина, что его вклад помог в борьбе против империи, хотя суть этой борьбы просматривалась смутно.

Робин по-прежнему надеялся, что Гриффин снова позовет его на разговор у «Крученого корня», но единокровный брат, похоже, был слишком занят руководством обширной организацией, в которой Робин играл очень скромную роль.

Во время четвертой кражи Робина чуть не схватили, когда в здание вошла третьекурсница Кэти О'Нелл, пока Робин ждал в вестибюле. К несчастью, Кэти была болтушкой, она специализировалась на гэльском, поэтому, вероятно, чувствовала себя одинокой, поскольку изучала его одна, и пыталась подружиться со всеми подряд.

– Робин! – просияла она. – Что ты здесь делаешь так поздно?

– Забыл книгу Драйдена, – солгал он, похлопав по карману, словно только что положил туда книгу. – Оказывается, я оставил ее в вестибюле.

– А, кошмарный Драйден. Помню, как Плейфер заставлял нас несколько недель его обсуждать. Он методичен, но суховат.

– Чудовищно сухой.

Робин от всей души надеялся, что на этом она отстанет, ведь было уже пять минут первого.

– Он заставляет вас сравнивать переводы на занятиях? – спросила Кэти. – Однажды он почти полчаса расспрашивал о том, почему я выбрала слово «красный» вместо «цвета спелого яблока». Под конец я вся взмокла.

Прошло шесть минут. Взгляд Робина метнулся к лестнице, а потом обратно к Кэти и снова на лестницу, пока Робин не осознал, что девушка выжидающе на него смотрит.

– Э-э-э… – Он моргнул. – Кстати, о Драйдене, мне правда нужно…

– Ой, прости, на первом курсе всегда так сложно, а я тебя задерживаю…

– В общем, рад был поболтать.

– Дай знать, если я могу тебе чем-то помочь, – радостно сказала она. – Поначалу наваливается столько всего, но обещаю, потом станет легче.

– Конечно. Мне пора. До свидания.

Он чувствовал себя ужасно из-за того, что был так резок. Она была милой, а подобное предложение – весьма щедрое со стороны старшекурсницы. Но Робин мог думать только о сообщниках наверху и что случится, если они спустятся в тот момент, когда Кэти будет подниматься.

– Тогда желаю удачи.

Кэти помахала ему и пошла дальше. Робин молился о том, чтобы она не обернулась.

Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем по лестнице с противоположной стороны быстро спустились фигуры в черном.

– О чем она говорила? – прошептал один из них. Его голос показался удивительно знакомым, но Робин был слишком взбудоражен, чтобы понять, кто это.

– Просто дружеская болтовня. – Робин открыл дверь, и все трое быстро вышли в прохладу ночи. – Все в порядке?

Но ответа он не получил. Они уже ушли, оставив его в одиночестве под дождем в темноте.

Человек более осторожный тотчас порвал бы с «Гермесом», не поставил бы на кон все свое будущее ради таких неясных возможностей. Но Робин не отступил. Он помог с пятой кражей, а затем с шестой. Закончился осенний триместр, промелькнули зимние каникулы, и начался второй триместр. Когда Робин в полночь приближался к башне, сердцебиение больше не отдавалось в ушах. Минуты между входом и выходом больше не казались пребыванием в чистилище. Все стало выглядеть простой процедурой – всего-навсего дважды открыть дверь. Настолько простой, что к седьмой краже он убедил себя, будто опасности и вовсе нет.

– У тебя отлично получается, – сказал Гриффин. – Им нравится иметь дело с тобой. Ты придерживаешься указаний и не пытаешься геройствовать.

Спустя неделю после начала второго триместра Гриффин наконец-то соизволил лично встретиться с Робином. Они снова бодро шагали по Оксфорду, на этот раз следуя вдоль Темзы на юг, в сторону Кеннингтона. Встреча была похожа на промежуточный отчет об успеваемости перед суровым и редко появляющимся наставником, и Робин наслаждался похвалой, стараясь не выглядеть окрыленным младшим братом, хотя удавалось с трудом.