Горбун, Или Маленький Парижанин - Феваль Поль Анри - Страница 62
- Предыдущая
- 62/153
- Следующая
— Вы ждали меня, Аврора? — спросил он, спускаясь. Франсуаза Берришон явила из-за кухонной двери свое раскрасневшееся лицо. Громовым голосом, которому позавидовал бы капрал, проводящий на плацу учения, она объявила:
— Да как у вас хватает совести, мэтр Луи, заставлять плакать бедное дитя?
— Аврора, вы плакали? — взволнованным голосом осведомился мэтр Луи.
Он был уже на последней ступеньке. Девушка обвила руками его шею.
— Анри, друг мой, — промолвила она, подставляя ему лоб для поцелуя, — вы же знаете, как сумасбродны молодые девушки. Франсуаза ошиблась. Я вовсе не плакала. Посмотрите мне в глаза, Анри: есть ли в них слезы?
И она улыбнулась такой счастливой улыбкой, что мэтр Луи невольно залюбовался ею.
— Внучок, а что же это ты мне плел, будто барышня только и делает, что плачет? — строго глядя на Жана Мари, вопросила Франсуаза.
— Да не знаю, бабушка, — отвечал Берришон, — может, вы недослышали меня, может, я плохо видел, а может, барышня не хочет, чтобы стало известно, что она плакала.
Право, в юном Берришоне было нечто от уроженца Нижней Нормандии77.
Франсуаза прошла в комнату, неся основное блюдо ужина.
— И все равно, — пробурчала она, — барышня весь день одна. Какая это жизнь?
— Я же не просила вас пересказывать мои жалобы, — покраснев от негодования, бросила Аврора.
Мэтр Луи подал ей руку, чтобы подвести к накрытому столу. Они сели друг против друга. Берришон, как обычно, встал за стулом Авроры, чтобы услужать ей. Несколько минут прошло за тем, что и Аврора и мэтр Луи делали вид, будто едят, после чего мэтр Луи сказал:
— Ступай, Жан Мари, ты нам больше не нужен.
— Другие перемены принести? — осведомился Берришон.
— Нет, — поспешно ответила Аврора.
— Тогда я принесу десерт.
— Ступай! — приказал ему мэтр Луи, указав на дверь. Берришон вышел, исподтишка посмеиваясь.
— Бабушка! — объявил он, входя в кухню, — мне кажется, они там сейчас вдвоем крупно поссорятся.
Славная женщина только пожала плечами.
— У мэтра Луи такой сердитый вид! — гнул свое Жан Мари.
— Займись-ка лучше посудой, — бросила Франсуаза. — Мэтр Луи знает ее куда дольше, чем нас с тобой. Он силен, как бык, хотя и выглядит худощавым, и вдобавок отважней льва, но можешь быть спокоен: наша хрупкая барышня Аврора справится с четырьмя такими, как он.
— Вот уж по ее виду ни за что бы не сказал, — удивился Берришон.
— Тем не менее это так, — заметила Франсуаза и, завершая дискуссию, объяснила: — Ты еще просто мал, чтобы понять. А теперь принимайся за свое дело.
— Мне кажется, вы несчастливы, Аврора, — сказал мэтр Луи, когда Берришон вышел.
— Я так редко вижу вас! — ответила девушка.
— И вините меня, да?
— Упаси Боже! Иногда я страдаю, это правда, но кто может запретить рождаться глупым мыслям в голове бедной затворницы? Знаете, Анри, маленькие дети боятся в темноте, но только приходит день, и они забывают про свои страхи. Вот и я такая же: достаточно появиться вам, и мое капризное уныние проходит.
— Вы любите меня, как послушная дочь, — промолвил мэтр Луи, пряча глаза, — и я благодарен вам за это.
— А вы, Анри, любите меня, как отец? — спросила девушка.
Мэтр Луи поднялся и обошел вокруг стола. Аврора пододвинула ему стул и сказала с нескрываемой радостью:
— Садитесь. Как давно мы вот так не беседовали с вами. Помните, когда-то мы проводили вместе целые часы.
Мэтр Луи был задумчив и грустен. Он бросил:
— Время теперь не принадлежит нам.
Аврора сжала его руки и взглянула в лицо с такой нежностью, что у несчастного мэтра Луи защипало под веками, каковое ощущение обычно предшествует слезам.
— Анри, вы тоже страдаете? — полушепотом задала вопрос Аврора.
Он покачал головой, попытался выдавить улыбку и ответил:
— Вы ошибаетесь, Аврора. Да, однажды мне приснился дивный сон. Сон настолько прекрасный, что наполнил всего меня блаженством. Но то было только однажды, и то был только сон. Я пробудился и ни на что больше не надеюсь. Я дал клятву и исполняю свой долг. Близится час, когда вся моя жизнь переменится. Но сейчас, дорогое мое дитя, я слишком стар, чтобы начать новую жизнь.
— Слишком стар? — повторила Аврора и от всей души рассмеялась.
Но мэтр Луи даже не улыбнулся.
— У других, — тихо промолвил он, — в моем возрасте уже есть семья.
Лицо Авроры в тот же миг стало серьезным.
— А у вас нет семьи, Анри, мой друг, у вас есть только я.
Мэтр Луи приоткрыл уже рот, чтобы ответить, но слова замерли у него на устах. И он вновь опустил глаза.
— У вас только я, — повторила Аврора. — Но что я для вас? Помеха счастью.
Он хотел остановить ее, но она продолжала:
— А вы знаете, что говорят соседи? «Она ему не дочь, не сестра, не жена…» Они говорят…
— Аврора, — на сей раз прервал он ее, — вот уже восемнадцать лет вы составляете все мое счастье.
— Вы великодушны, и я благодарю вас, — прошептала девушка.
Несколько секунд они молчали. Замешательство мэтра Луи становилось все заметнее. Аврора прервала молчание:
— Анри, я не знаю ничего о ваших замыслах, о ваших поступках и не имею права упрекать вас за это. Но я все время одна и всегда думаю о вас, мой единственный друг. И порой ко мне приходит прозрение. Когда у меня сжимается' сердце, когда на глаза наворачиваются слезы, я говорю себе: «Не будь меня, какая-нибудь женщина скрашивала бы его одиночество; не будь меня, у него был бы большой, богатый дом; не будь меня, он мог бы появляться всюду, не скрываясь».
— Анри, вы сделали много больше, чем подарили мне отцовскую любовь; вы уважаете меня и вынуждены из-за меня смирять порывы своего сердца.
Эти слова были произнесены от всей души. Аврора действительно так думала. Но дочерям Евы присуща врожденная дипломатичность. Так что это была еще и военная хитрость, чтобы выведать правду. Однако удар пропал втуне. Аврора услышала произнесенное холодным тоном:
— Дорогое дитя, вы заблуждаетесь.
Взгляд мэтра Луи был обращен куда-то в пространство.
— Близится срок, — произнес он вполголоса и вдруг, словно не в силах больше сдерживать себя, спросил: — Аврора, когда мы расстанемся, будете ли вы вспоминать обо мне?
Розовые щеки девушки внезапно стали белыми, как мел. Если бы мэтр Луи поднял глаза, он бы увидел в обращенном на него взгляде душу Авроры.
— Вы опять собираетесь покинуть меня? — пролепетала она.
— Нет, — не слишком уверенным голосом произнес мэтр Луи, — не знаю… может быть…
— Умоляю вас, Анри, умоляю, — воскликнула Аврора, — сжальтесь надо мной! Если вы куда-нибудь поедете, возьмите меня с собой.
Мэтр Луи ничего не ответил, и она со слезами на глазах вновь обратилась к нему:
— Вы, наверное, сердитесь на меня, оттого что я была требовательной, несправедливой. Анри, друг мой, но ведь это же не я рассказала вам о своих слезах. Я больше не буду, Анри! Выслушайте меня и поверьте: я больше не буду плакать! Господи, да я же понимаю, что виновата. Я счастлива, что каждый день вижу вас, Анри. Почему вы не отвечаете? Анри, вы слышите меня?
Он сидел, отвернув голову. Аврора по-ребячески обняла его за шею, стараясь заставить взглянуть на себя. На глазах у мэтра Луи были слезы. Аврора соскользнула со стула и опустилась на колени.
— Анри, Анри, — шептала она, — мой милый друг, мой отец, если бы вы были счастливы, счастье принадлежало бы вам одному, но ваши слезы я хочу разделить с вами!
Не в силах совладать со страстью, он притянул ее к себе. Но в тот же миг руки его разжались.
— Мы оба сошли с ума, Аврора! — произнес он с горькой, вымученной улыбкой. — А если бы нас кто увидел? И вообще, что все это значит?
— Это значит, — отвечала девушка, вовсе не думавшая сдаваться, — что сегодня вечером, Анри, вы вели себя как злой себялюбец. С того дня, как вы объявили мне: «Ты мне не дочь», — вы очень переменились.
77
Нормандцы по традиции считаются самыми хитрыми из французов.
- Предыдущая
- 62/153
- Следующая