Кто-то внутри (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич - Страница 3

Глава 2

Я спал и мне снилась мирная жизнь. Петербург, меблированные комнаты на Невском проспекте, княжна Волконская и эта французская певичка из модного за несколько лет до войны варьете. Как ее звали? Мари, кажется. При этом я прекрасно осознавал, что сплю, потому что в тех меблированных комнатах мы занимались любовью втроем, и если бы мне и удалось уломать на такое европейскую певичку, то воспитанная в строгих традициях своей семьи княжна никогда бы на такое не согласилась.

Под утро, когда я нежился в огромной кровати, с двух сторон обложенный разгоряченными телами, в номера ворвался мой папенька, и это было очень правдоподобно, потому что папенька вечно стремится испортить мне удовольствие. Папенька, как обычно, орал и брызгал слюной, называл меня паршивой овцой, позором семьи, грязным пятном стыда, легшим на наш род, и грозился отправить служить на границу с Китаем при первой же оказии. Иными словами, все было, как обычно.

Вдруг здание начали обстреливать, и стены тряслись, пол ходил ходуном, а с потолка посыпалась штукатурка.

— К оружию! — призвал меня папенька, и я выбрался из плена простыней, но из оружия у меня было то единственное, какое нельзя применить ни на одном фронте, кроме любовного.

Если не считать, что мужчины нашего рода сами по себя являются оружием. Папенька — так вообще массового поражения, правда, это только теоретически.

Потому что практикой это ему проверить так и не довелось. Времена на годы его службы выпали мирные, ничего крупнее приграничных стычек тогда не происходило, поэтому вся боевая мощь папеньки государю так и не пригодилась. А теперь его поле боя — политика, теперь он заседает в княжеском совете, и если когда-нибудь его призовут на поле боя, это будет означать, что дела у нашей империи — полный швах.

— К оружию, господа, к оружию! — рявкнул папенька голосом штабс-капитана Абашидзе, и я проснулся.

Реальность никак не желала соответствовать тому, что я видел во сне. Наши позиции больше не обстреливали, канонада стихла, в воздухе висела та тревожная звенящая тишина, что бывает только перед атакой.

Я сунул ноги в ботинки, крутанул барашек быстрой шнуровки. Набросил куртку, чертыхнулся, вспомнил про бронежилет. Можно было бы обойтись и без него, но штабс-капитан опять ругаться станет.

Андрюша и Петр уже практически были готовы к бою, они просыпаются куда лучше меня.

— Работаем вариант Гамма-Бис, господа, — решил Абашидзе.

Дьявол его раздери, а зачем тогда было и меня тоже будить? С вариантами блока «Гамма» наше спецподразделение прекрасно справляется и без меня, там моя роль — стоять в сторонке и изредка саркастические замечания подкидывать, чтобы ребята не слишком зазнавались.

Мы вышли из блиндажа в предрассветную мглу. Над будущим полем боя висел туман, и разглядеть что-либо уже в ста метрах от наших позиций было решительно невозможно, но даже без предупреждения об атаке мы бы все равно твердо знали, что они поползут. Это знание просто приходит к тебе, если ты пережил хотя бы несколько таких вот рассветов, а мы пережили уже несколько десятков.

— Танки, — сказал Петр.

Рева двигателей многотонных железных зверей слышно не было, но спорить с Петром никто не стал. Он в таких вещах не ошибался, в этом была часть его силы. Если Петр говорит, что танки, значит, будут танки.

А где танки, там и пехота.

Обычно они атаковали малыми силами, прощупывая нашу линию обороны в преддверии массированного удара. Несколько танков, несколько десятков человек. Ударить, посмотреть на результат. Если будет устойчиво, отойти на свои позиции. Если прогнется, то ввести в бой дополнительные силы, в надежде прорвать хотя бы первую линию обороны и закрепиться, отвоевав у нас несколько сотен метров земли.

Вот уже почти год у нас здесь такая война. В генштабе говорят, позиционная.

От одной линии окопов до другой.

Прошли те времена, когда государево войско бодрым маршем треть Европы прошагало. Уперлись соколы в оборонительные ряды, продвинуться не смогли, да и сами окопались, что и их теперь отсюда просто так не сковырнешь. И началась нынешняя тягомотина, на которую папенька и меня подрядил.

Отчасти я сам в том виноват. Охранка закрывает глаза на нелегальные дуэли ровно до тех пор, пока на тех дуэлях не убивают кого-нибудь высокородного, высокопоставленного или небезразличного высокородным и высокопоставленным. Со мной как раз такой случай произошел.

Виконт не владел силой, подходящей для высокой дуэли, поэтому мы условились об обычном поединке. Виконт выбрал шпаги, он слыл отличным фехтовальщиком. Еще он слыл любовником князя Трубецкого, который составлял ему протекцию, но не любили мы его не за это.

Откровенно говоря, у меня не было намерения его убивать. Я хотел всего лишь проучить выскочку, но когда двое людей тычут друг в друга длинными заостренными полосками стали, случиться может всякое, и виконт напоролся на мой клинок своим правым легким. Травматический пневмоторакс — штука неприятная, но не всегда смертельная, и жизнь виконта, наверное, можно было спасти, если бы среди нас был целитель.

Но целителя среди нас не было, а поскольку дрались мы за городом, то не сумели доставить его в больницу вовремя.

В высших сферах случился грандиозный скандал. Трубецкой вызвал моего папеньку и требовал чуть ли не публичной моей казни на Лобном месте, настаивая одновременно на повешении, колесовании и четвертовании с последующим вырыванием ноздрей и побитием батогами. Не знаю, какие уступки папенька пообещал, какие законы согласился поддержать в княжеском совете, но дело положили под сукно.

После чего разъяренный папенька заявился ко мне и сообщил, что выбор у меня довольно небогатый. Либо на войну, либо в Сибирь.

Поскольку войны когда-нибудь все-таки заканчиваются, а ссылки в Сибирь, как правило, нет, да и климат там для меня не особенно приятный, я выбрал войну.

Тем более, что я бы и так сюда попал. Правда, наверное, не сразу на передовую, а в тот ударный корпус, от формирования которого мы здесь внимание отвлекаем.

Мы пришли на подготовленную позицию, где рекруты успели установить на подставки два шара из особого сплава и развели небольшой костер, чтобы Андрюше было комфортно начинать.

Андрюша — пироконтроллер, то бишь, пиромант с лимитированными возможностями. Он не может создавать пламя (за исключением тех способов, которые доступны всем обычным людям, при использовании спичек или зажигалки), но способен его контролировать и усиливать. Будь Щербатовы настоящими пиромантами, их род мог бы стать одним из величайших, как, например, род Пожарских, но отбери у Андрюши зажигалку, и он превратится в обычного человека и станет практически бесполезен.

Поэтому виконт вечно таскал с собой три зажигалки, баллончик с газом, бутылочку с бензином, и не удивлюсь, если у него и спички в каком-нибудь непромокаемом кармане припрятаны.

Андрюша направил одну руку на костер, другую — на шары, поджег их и принялся накачивать энергией. Попросту говоря, разогревать. Петр встал поодаль, сосредоточил лицо, настраиваясь на серьезную работу.

Штабс-капитан Абашидзе поднял завесу, и в очередной раз зачем-то принялся протирать бинокль.

Я занял идеальную наблюдательную позицию, навалившись плечом на бруствер. Из тумана уже доносились звуки работающих двигателей танков. Сколько их было штук, я на слух определить не взялся бы, но склонен был доверять оценке Петра, который говорил, что их не больше десяти.

Вот пехотинцев Петр на таком расстоянии не чувствовал, слишком незначительные для его силы объекты.

Над нашими головами раздался свист, почти сразу в тумане что-то несколько раз бахнуло. Это начала работать по наступающим наша артиллерия. Наводить орудия в таких погодных условиях сложно, так что бахнули они только для проформы. Их наверняка предупредили, что сегодня на этом участке по противнику будем работать мы.

Гул моторов приближался. Под ногами стала ощущаться мелкая вибрация.