Карнавальная ночь - Феваль Поль Анри - Страница 5

• Предыдущая
• 5/112
• Следующая

Тем временем Ролан, добрая душа, говорил себе: «В Париже сотня, тысяча Маргарит… Какого черта я так расстраиваюсь?»

Свеча осветила довольно просторную мансарду, где все было перевернуто вверх дном. Посреди комнаты стоял Буридан, великолепный Буридан, высокий, стройный, с приятным и умным лицом. Средневековый наряд необыкновенно шел ему; бледность щек гармонировала с густой шевелюрой, растрепавшейся во время сна; на тонких губах играла ироническая улыбка; от всего его облика веяло суровой мужественностью.

И лишь по возрасту – на вид ему было лет двадцать пять – обитатель комнаты не годился на роль любовника Маргариты. Этот Буридан не мог быть ни сорокалетним узником, с горечью вспоминающим о минувшем, ни юным пажом герцога Бургундского, переживающим первую любовь. Он словно находился между прологом и основным действием пьесы. Однако восхищенный Ролан даже снял шляпу. Буридан взглянул на него и улыбнулся:

– Я бы предпочел видеть перед собой Маргариту, но вы – вылитый Готье д'Онэй! Меня зовут Леон Мальвуа. Который час?

Ролан выпрямился во весь рост и расправил плечи, приняв внушительный вид. Однако не подумайте, что в состояние гнева Ролана привел набивший оскомину вопрос «который час?». Хотя Ролан вспыхивал легко, но причиной гнева послужило на сей раз иное обстоятельство. Восхитительный облик Буридана разбудил в Ролане художника. Он мог бы многое простить этому благородному молодому человеку, который со столь неподражаемым изяществом носил модные отрепья, но его взгляд упал на изножье кровати, где только что отдыхал Леон Мальвуа. Там лежал платок из Мадраса в ярко-желтую и пунцовую клетку, сложенный по кокетливому обычаю бордоских гризеток, украшающих свои прически такими платочками.

Роман побледнел, губы его дрожали.

– Я хотел бы знать, господин Леон де Мальвуа, – произнес он, сжав зубы, – как зовут ту Маргариту, которую вы ждете?

– Маргарита Бургундская, черт побери!

– Это ее платок? – И Ролан подрагивающим пальцем указал на изножье кровати.

Буридан взглянул на платок, а затем на своего собеседника. Его тонкие изящные брови приподнялись, и он, подбоченившись, спросил воинственным тоном:

– А какое вам до этого дело?

Ролан был спокоен, такое спокойствие находит на людей, пребывающих в великом гневе.

– В Париже, – медленно произнес он, – платочков даже больше, чем Маргарит. Но я знаком с одной Маргаритой, и у нее есть точь-в-точь такой же платок. Поэтому я и желаю знать, как зовут вашу даму.

Буридан задумался на секунду, затем, поставив свечу на ночной столик, дабы высвободить руки на всякий случай, ответил:

– Ее зовут Маргарита Садула.

Бледность Ролана перешла в белизну.

– Благодарю вас, господин Леон Мальвуа, – начал он, – я не хотел бы вас оскорблять, я вижу, что вы воспитанный молодой человек… Но, – с внезапной яростью продолжал Ролан, – вы украли платок у Маргариты, я убежден в этом!

Буридан печально улыбнулся, он определенно жалел Ролана.

– Не стоит драться из-за этой красотки, юноша, уж поверьте мне, – тихо сказал он. – Вы хорошо владеете шпагой?

– Достаточно хорошо. Однако как странно! У меня тоже есть костюм Буридана… отличный костюм! Вы будете танцевать сегодня вечером?

– И танцевать, и ужинать.

– Да, времени хватит на все. Вы не станете возражать, если мы встретимся с вами завтра утром за кладбищем Монпарнас? Отличное место для ранних прогулок.

– Сколько вам лет? – спросил Буридан, колеблясь.

– Двадцать два, – ответил Ролан, прибавив себе четыре года.

– Правда? Вы выглядите моложе. Как вас зовут?

– Ролан.

– Ролан… а дальше?

– Просто Ролан.

– Приходите на кладбище Монпарнас, – сказал Буридан, взяв в руки свечу. – Я провожу вас, господин просто Ролан.

– Вы точно придете?

– Не сомневайтесь. Но черт меня побери, если Маргарита…

Ролан уже спускался по лестнице.

Буридан, не закончив фразы, которая явно не стала бы панегириком в честь мадам или мадемуазель Садула, внезапно спросил себя:

– Но все-таки, почему она не пришла?

– Эй! – послышался с лестницы голос Ролана. – Господин Леон Мальвуа!

– Что еще, господин просто Ролан?

– Сейчас без четверти пять.

– Премного благодарен… До свидания!

– Господин Леон Мальвуа!

– Опять?!

– Вы не знаете, почему все в этом доме спрашивали меня, который час?

– Потому что все часы из этого дома перекочевали в ломбард. Спокойной ночи!

– Погодите, последний вопрос. Вы служите у господина Дебана, не так ли, господин Леон Мальвуа?

– Ну да, господин просто Ролан. Я его четвертый клерк.

– Я приходил, чтобы встретиться с вашим хозяином… по срочному делу. Он сейчас дома?

– Нет.

– Вы не знаете, где он может быть?

– Знаю. Пале-Рояль, галерея Валуа, номер сто тринадцать.

– В игорном доме?

– Он – солидный нотариус.

– Я отправляюсь за ним в Пале-Рояль.

– Не стоит, если вы хотите взять у него денег.

– Наоборот, я хочу их ему дать.

– Это опасно! Подождите до завтра, господин просто Ролан… Возможно, мы вместе вернемся с кладбища Монпарнас.

Лишившись таким образом возможности выполнить поручение матери, Ролан вернулся домой.

– Тс-с! – прошептала мадам Марселина, соседка, когда Ролан осторожно открыл дверь в комнату Терезы. – Она спит.

Мадам Марселина была статной полной женщиной, на Ролана она смотрела с нежностью наставницы. Она гордилась своим учеником и вовсе не сетовала на то, что с появлением Маргариты Садула ее роль свелась к роли наперсницы. Впрочем, бывало ли такое, чтобы ученики обижали полюбившихся им учительниц? У соседки было золотое сердце, кроме того, она присматривала за больной. Мадам Тереза любила соседку, та была готова часами беседовать о взбалмошном, обожаемом, несравненном Ролане.

Вот и сегодня Тереза и мадам Марселина долго обсуждали Ролана, а потом Тереза задремала с именем сына на устах.

Ролан был немного встревожен. По дороге домой он неотступно размышлял о том, что с ним случилось в доме N 3 по улице Кассет. Звуки рожков и карнавальный гомон не смогли вывести его из задумчивости. А вывод, который он сделал из своих размышлений, был таков: «Здесь какая-то тайна. Но Маргарита чиста, как ангел!»

Что ж, ведь Ролану было всего восемнадцать лет. Когда мальчику приходит пора становиться мужчиной, уроки соседки ему не помогут. Добровольная наставница дает знания, возможно преждевременные, но настоящая зрелость приходит лишь с годами. Посему не стоит чересчур упрекать мадам де Варен, несмотря на лицемерные жалобы человека, из чьего каменного сердца она высекла первые искры.

О великая душа, с такой необыкновенной силой воспевшая молодость! Чудный гений Руссо заставлял трепетать сердца многих поколений. И подумать только, что этот человек любил лишь одиночество и свои задушевные мечты, клеветал на добродетель, не доверял дружбе и оскорблял подозрением самого Господа!

Ролан, хвала небесам, не был гением и никого не оскорблял подозрением. Он был добрым малым, и будущее представлялось ему ясным и безоблачным. Он верил всем: своему учителю, полубогу в искусстве, матери, святой праведнице, соседке и даже Маргарите Садула. Тут он, возможно, зашел чересчур далеко, но что вы хотите от восемнадцатилетнего юноши?

– Тебе пора одеваться, негодник, – понизив голос, сказала соседка. – Тереза проспит спокойно всю ночь, к тому же с ней буду я.

Ролан подошел к изножью кровати и взглянул на больную, которая спала, сложив руки на груди. Она была так бледна, что глаза Ролана увлажнились.

– Неужели когда-нибудь она заснет, чтобы больше не проснуться! – прошептал он.

Соседка была женщиной весьма многоопытной.

– Ого, да мы грустим, – сказала она, – и даже костюм Буридана нас не радует… Что-нибудь случилось? – немедленно приступила она к допросу.

– Нет, ничего, – ответил Ролан, упав в кресло.

• Предыдущая
• 5/112
• Следующая