Карнавальная ночь - Феваль Поль Анри - Страница 62
- Предыдущая
- 62/112
- Следующая
– Так что случилось? – быстро спросила та у Розы, все не открывавшей век.
– Ничего, – отвечала Роза де Мальвуа, – точнее, не знаю, голова не соображает, я нечаянно сюда вошла.
– Тут никого не было? – спросила Нита. Роза помешкала.
– Нет, – неуверенно сказала она в ответ, – никого.
– Он вошел лишь вслед за нами, – шепнула Нита. – Мы тебя здесь нашли в обмороке…
Роза облегченно вздохнула.
– Так значит, он не оставался со мной наедине? – спросила она.
Она лгала впервые в жизни, ибо догадалась, что Ролан не мог, пробудившись, не увидеть ее.
– Должно быть, оставался, – отвечала Нита, – но какая разница?
– О, да, – машинально повторила Роза, – и впрямь – какая разница…
– Он вошел не со двора, – продолжала юная принцесса, – принес воду, соли, все, чтобы тебя отходить: значит, видел тебя.
– Да, разумеется, – произнесла мадемуазель де Мальвуа тем же отрешенным тоном. – Значит, видел.
Взгляд ее скользнул по занавешенной картине, ей было важно знать еще одно.
– Мне лучше, – сказала она, не затрагивая прямо вопроса, который ее занимал, – и я что-то припоминаю: этот запах красок, жара… почувствовала, как голова закружилась.
– А у тебя так никогда не бывает? – спросила Нита,
– Что ты, никогда. Уже только в двух местах немного беспокоит… здесь… и здесь.
Она указала на лоб и сердце.
– Забавно! – вновь принялась она за свое с простодушными околичностями ребенка. – Здесь все было как сейчас?
– Да, все, – ответила принцесса.
– Забавно! Мне почудилось, что я видела… Вон на той большой картине занавеска была?
– Конечно.
– Да, точно, была; бедная моя Нита, я как будто возвращаюсь из забытья.
Она еще раз поцеловала ее в лоб и добавила тихо-тихо, стараясь улыбнуться:
– Он с тобой говорил?
– Нет, – ответила Нита и покраснела. Наступило молчание. В другом конце комнаты Ролан и граф дю Бреу тихо переговаривались.
– Сударь, – начал граф, не без видимого усилия сохраняя ровный тон, – мне нужно задать вам несколько вопросов. Прошу вас быть ко мне снисходительным: я изъясняюсь с трудом и очень болею… вы меня совсем не припоминаете?
Ролан посмотрел ему в лицо и ответил так, как говорят сущую правду:
– Совсем, сударь.
Граф нахмурился.
– Подумайте хорошенько, сударь, очень вас прошу, – не унимался граф.
Ролан вгляделся снова. Смутная догадка мелькнула во взгляде. Однако он ответил твердо:
– Я уверен, сударь, что вижу вас впервые.
Глаза графа потупились. Он произнес:
– Я готов отдать все, что имею, и половину своей крови, только бы увидеть его в живых!
– Вы ищете кого-то, кто похож на меня? – сухо спросил молодой человек.
– Был похож, – мрачно поправил его собеседник. Выражение его бледного лица изменилось, и он, казалось, силился расшевелить свою мысль.
– Вы не были в Париже десять лет назад? – снова спросил он.
– Нет, – не колеблясь отвечал Ролан.
Ему почудилось, что эти расспросы имеют какое-то касательство к самому ужасному событию его жизни, к бульвару Монпарнас. И он обманывал нарочно. Обманывал так же, как в свое время удирал, рискуя упасть и умереть на улице, из гостевых покоев Бон Секур.
– Сдается мне, вы и есть Господин Сердце, – сказал вдруг граф, как если бы он хотел поймать на лету потерянную только что мысль.
– Совершенно верно, Господин Сердце, – отозвался живописец.
– Мое имя, сударь, Кретьен Жулу граф дю Бреу де Клар, опекун принцессы Эпстейн, в таковом качестве я явился сюда приобрести недвижимость, большую часть которой вы занимаете в качестве съемщика. В моей власти разорвать сделку, и, если вам угодно, я это сделаю. Вы привязаны к этому жилищу?
– Я собирался переезжать, – отвечал Ролан. – Вы удовлетворены?
Последнее было сказано не без резкости.
– Нет, – отвечал граф, не вдаваясь в церемонии. – Будьте добры выслушать меня терпеливо. Мне это нужно: я много претерпел и перед смертью хочу сделать что-нибудь доброе.
Ролан с удивлением уставился на графа. Сквозь грубые и как бы полинявшие черты этого человека угадывалось величие души.
– Когда-то я совершил зло, – снова заговорил граф, повторив, сам того не заметив, слова, сказанные Ните, – но отец мой был благородный человек, а мать просто святая. Благоволите выслушать меня со вниманием: я предупредил вас, что мне о многом придется сообщить вам. Вы молоды, полны сил, умны – это сразу видно. Вы, верно, вдобавок ко всему, человек смелый. Надеюсь, у вас щедрое сердце. Только что вы побледнели, взглянув на принцессу Эпстейн, мою подопечную, а принцесса Эпстейн покраснела при виде вас. Вы с нею знакомы?
Ролан молчал.
– Ей грозит большая опасность, – медленно продолжал граф, – и вставший на ее защиту подвергнет себя опасности еще большей. Так вы знакомы?
– Да, – отвечал Ролан, подняв глаза, – мы знакомы, сударь.
– Право, славно сказано! – сказал граф, как-то невольно распрямляясь. – Это благородное дитя. Я полюбил ее оттого, что обрел в ней мою совесть, зло изгоняется добром… Не случалось ли вам получать удар кинжалом?
Последние слова он произнес так смиренно, что у Ролана вырвался жест нетерпения; но граф смотрел куда-то в сторону и продолжал говорить как бы сам с собой:
– Чтобы точно его опознать, мне б надо увидеть его ночью, спящим, склониться к самому его лицу…
Затем, оборотясь к Ролану, который теперь уже едва мог хранить равнодушный вид, продолжал, повысив голос и с неожиданной теплотой:
– Молодой человек, которого выхаживали в монастыре Бон Секур, это был он. Он не умер, он исчез. Как раз в ту ночь, в средопостную, на улице Нотр-Дам-де-Шан, нашли мертвеца. Это был не он, клянусь честью, я уверен, я ходил смотреть на труп; там была полиция, следствие; я очень рисковал, я убийца…
Он задрожал всем телом и замолк.
– Я сказал «убийца»? – пробормотал он, и волосы зашевелились у него на голове. – Не верьте мне, мы были вооружены оба; это была дуэль… а я-то считал, что он… Я верил, верил, что он украл двадцать тысяч у Маргариты!
Ролан сказал – и это был итог целой бездны размышлений:
– Как же вы стали опекуном принцессы Эпстейн?
– Такой человек, как я, да? – вскричал граф, и живой ум сверкнул в его глазах. – Такой девушки, как она? Невероятно! Но так хотела Маргарита, а еще не было случая, чтобы вышло не по ее.
– А кто такая эта Маргарита? – спросил Ролан, и волосы его взмокли от пота.
Граф не ответил. Неясный ужас отразился в его глазах.
– Отвечайте ж! – приказал молодой человек. – Я спросил вас, кто такая эта Маргарита?
И добавил, понизив голос:
– Я имею право знать!
Граф снова зашептал:
– Готов отдать все, что имею, и всю до капли свою кровь в придачу, только бы увидеть его живым! На чем я остановился? Человек, найденный на улице Нотр-Дам-де-Шан был убит выстрелом из пистолета в упор. Когда мне его показали, он был еще в карнавальном наряде, в костюме Буридана, плохо подогнанном, похоже, его обрядили уже мертвым. Так сказал следователь, который туда пришел. Меня-то этот костюм Буридана поначалу навел на размышления… Вам не случалось наряжаться в костюм Буридана, ну хоть раз-другой, Господин Сердце?
Его взгляд с каким-то особым лукавством вопрошал Ролана.
– Никогда! – решительно отрезал тот.
– Никогда! – эхом повторил граф. – Вы не желаете исцелить совесть злосчастного человека! Если б я увидел его в живых, мне кажется, с моего сердца спал бы этот камень, который вот-вот раздавит меня. Но ведь это все же был поединок! У него тоже был в руках кинжал, как у меня; мы оба были в костюмах Буридана… Вы не припомните, Господин Сердце, сколько ж было в тот год Буриданов?
Странное дело: при этих словах он сложил руки в отчаянной мольбе.
Ролан перевел взгляд на девушек.
– Мы им не нужны, – поспешил сказать граф. – Вы только дослушайте! Полиция и власти решили, что убитый – тот самый сбежавший из монастыря Бон Секур, хотя улизнул он в одежде женщины, его собственной сиделки. Его могли переодеть в костюм Буридана уже после того, как убили. Даже скорей всего так и было… С другой стороны, пистолетный выстрел искалечил его лицо до неузнаваемости… Он был неузнаваем для кого угодно, кроме меня. Я-то хорошо видел, что это не тот! Буридан с бульвара Монпарнас не погиб, понимаете ли, ведь никто так никогда и не нашел его трупа! Нет-нет! Он не умер, и, значит, я не убийца!
- Предыдущая
- 62/112
- Следующая
