Роза в цвету - Олкотт Луиза Мэй - Страница 26

– Да, мне даже хочется погладить его по головке. А еще я поняла, что нельзя судить по первому впечатлению, – ответила Роза, вполне примирившись со всем человечеством.

Последним номером Фиби значилась еще одна баллада; она в принципе собиралась посвятить свой талант этому прекрасному, но пребывающему в небрежении жанру. А потому все зрители, кроме одного-единственного, очень удивились, когда вместо того, чтобы запеть «Старина Робин Грей»[27], она села за фортепьяно и, улыбнувшись девочкам через плечо, завела старую свою птичью песенку, которая когда-то завоевала ей Розину приязнь. Вот только между чириканьем, посвистом и воркованием еще прозвучали три премилых куплета, повествовавшие о весне и прелести пробуждения к новой жизни. Песенку сопровождал трогательный аккомпанемент, а первую же паузу заполнил восторженный смех детишек – они радостно откликнулись на голоса, которые будто бы взывали к ним из зазеленевших лесов.

Песенка была дивная, а новизна добавила ей особого шарма, ибо искусство, соединившись с природой, способно сотворить подлинное чудо, а ловкое подражание, когда-то впервые прозвучавшее у кухонного очага, тронуло душу всех зрителей в переполненном зале. Фиби снова стала самой собой: щеки раскраснелись, улыбающиеся глаза скользили по залу, а с губ слетала мелодия столь же радостная и куда более нежная, чем та, которую она некогда напевала в такт движениям щетки.

Эта песенка явно предназначалась детям, и они, безусловно, это оценили, потому что, когда Фиби вновь села среди них, они восторженно хлопали, размахивали фартучками, а некоторые даже хватали ее за юбку и громко просили:

– Спойте еще, ну пожалуйста, спойте!

Но Фиби лишь покачала головой и исчезла, ибо час для маленьких был уже поздний и несколько из них даже «приятной дреме предались», разбудил их лишь поднявшийся вокруг шум. А вот старшие не хотели принимать отказ и хлопали неустанно, особенно бабушка Биби, которая схватила трость дяди Мака и безудержно стучала ею в пол, точно миссис Набблс[28] в пьесе.

– Да не береги ты перчатки, Стив, хлопай, пока она не вернется! – воскликнул Чарли в мальчишеском азарте, Джейми же совершенно потерял голову от восторга и, вскочив с места, вопил: «Фиби! Фиби!», не обращая внимания на попытки матери его образумить.

Даже дородный джентльмен и тот хлопал, а Роза лишь рассмеялась от восторга, когда поглядела на Арчи, который наконец, похоже, перестал сдерживаться и топал ногами с упоением, которое выглядело очень комично.

Фиби вынуждена была вернуться на сцену, она постояла там, смиренно склонив голову, с растроганным выражением на лице, на котором читались радость и признательность, – и тут в зале вдруг настала тишина; тогда Фиби, будто вспомнив, ради какого благого дела они здесь собрались, взглянула уже без тени страха вниз на целое море благожелательных лиц и запела песню, которая не состарится никогда.

Песня проникла в душу каждого слушателя, ибо невыразимо трогательно было смотреть на женщину с дивным голосом, которая пела, что всем бесприютным юным созданиям нужен дом, а в устах Фиби мелодичный призыв прозвучал особенно истово, потому что она сопроводила его почти невольным жестом – слегка сжала вытянутые вперед руки, и только когда стихло последнее из дивных слов, руки разжались, но остались простертыми в умоляющем жесте.

Все неподдельное творит чудеса, ибо те, что не имели обыкновения раскрывать свои кошельки, вдруг почувствовали, как они тяготят им карманы, глаза, не привыкшие плакать, увлажнились, и девочки в шерстяных платьицах вызвали прилив жалости у отцов и матерей, которые оставили своих дочек спокойно спать дома. Все это было ясно из той тишины, которая в первый миг после окончания песни ничем не нарушалась; а потом – зрители не успели даже спрятать носовые платки – исполнительница исчезла бы в миг, если бы перед ней внезапно не появилась малышка в фартучке: она взбиралась на сцену, сжимая в обеих руках огромный букет.

Малышка приблизилась с непреклонным намерением довершить начатое, тем более что ей посулили ценнейшую награду в виде засахаренных слив, и храбро зашагала по сцене; подняла букет повыше и произнесла пискляво:

– Вот, возьмите, мадам.

А потом, перепуганная громкими аплодисментами, спрятала личико в складках юбки Фиби и разревелась от ужаса.

Бедная Фиби смутилась несказанно, однако продемонстрировала неожиданное присутствие духа, оставив в памяти у зрителей прелестную картинку: старшая из сирот стремительно спускается со сцены, держа младшую на руках и обе улыбаются поверх роскошного букета.

Впрочем, финального аккорда почти никто не заметил: зрители начали расходиться, унося сонных детей, перешептывание превратилось в гул разговора. Среди всей этой суеты Роза отыскала глазами Стива – проверить, помнит ли он про свое обещание помочь Фиби своевременно ускользнуть. Ах, да вот же он, помогает Китти надеть накидку, напрочь позабыв обо всех прочих обязанностях. Роза повернулась к Арчи, чтобы попросить его поторопиться, и выяснила, что он куда-то исчез, позабыв на кресле перчатки.

– Ты что-то потеряла? – спросил дядя Алек, подметив выражение ее лица.

– Нет, сэр, скорее нашла, – прошептала Роза в ответ, передавая дяде перчатки, чтобы он положил их в карман вместе с ее веером и биноклем, а потом торопливо добавила, ибо концерт завершился: – Дядя, скажи им, пожалуйста, чтобы они за нами не увязывались. Фиби хватило треволнений на этот вечер, ей нужно отдохнуть.

Во всем, что касалось Фиби, слово Розы было для семейства законом. Поэтому домочадцам тут же сообщили, что все поздравления откладываются до завтра, и дядя Алек поспешил увести их прочь. Однако по дороге домой – а в пути они с тетушкой Биби только и делали, что предрекали певице блистательное будущее, – Роза сидела тихо и радовалась за ее настоящее. Она была уверена, что Арчи объяснился, и воображала себе эту сцену с чисто женским азартом: с какой нежностью задал он самый главный вопрос, с какой признательностью Фиби дала надлежащий ответ, как они сейчас наслаждаются тем незабвенным часом, который – это Розе уже говорили не раз – случается в жизни лишь однажды. Жаль будет их прерывать, подумала она и упросила дядюшку ехать домой самым длинным путем, тем более что ночь стояла погожая, луна светила ярко, а сама Роза сильно нуждалась в глотке свежего воздуха после треволнений этого вечера.

– А я думала, ты ринешься Фиби в объятия, как только отзвучит последняя нота, – заметила бабушка Биби, раздумывая в своем неведении о том, какие же все девушки причудницы.

– Я бы так и сделала, если бы действовала по собственной воле, но Фиби попросила ее не беспокоить, вот я и не стала, – ответила Роза, пытаясь изобрести как можно более убедительный предлог.

«Слегка раздосадована», – подумал доктор, решив, что разобрался, что к чему.

Старую даму с ее ревматизмом нельзя было возить по окрестностям до полуночи, поэтому они добрались до дому куда как слишком быстро (по мнению Розы), и, едва переступив порог, она побежала вперед предупредить влюбленных. Но в кабинете, гостиной и гардеробной оказалось пусто, а чуть позже появилась Джейн с вином и пирогами и сообщила:

– Мисс Фиби сразу прошла наверх и просила ее, уж пожалуйста, извинить, больно она устала.

– Не похоже это на Фиби, надеюсь, она не заболела, – начала бабушка Изобилия, протягивая ноги к горящему камину.

– Может, перевозбудилась – она у нас девушка гордая и сколько может сдерживает свои чувства. Пойду спрошу, не нужно ли дать ей успокоительного, – сказал дядя Алек, снимая на ходу пальто.

– Нет-нет, она просто устала. Я к ней сбегаю, меня она примет, и, если что не так, сразу скажу.

Роза помчалась наверх, дрожа от предвкушения, но выяснилось, что дверь Фиби заперта, из-под нее не пробивается ни лучика света, внутри – ни звука. Роза постучала, но безответно, после чего отправилась в собственную комнату, раздумывая про себя: