Королевские бастарды - Феваль Поль Анри - Страница 50

• Предыдущая
• 50/82
• Следующая

– Сколько ты еще будешь держать меня за дверью, бестолочь?! – закричал возмущенный Тюпинье. – На улице собачий холод!

– Но время страстей миновало, – мирно продолжал Эшалот. – Моя дружба с госпожой Самайу открыла мне глаза, я узнал о вас всякое, и мне стало с вами не по пути. Тогда-то я лишился Симилора, моего единственного настоящего друга, выставил его за дверь за нечестность. И о вас могу сказать то же самое, Любимчик! Так что уж отправляйтесь домой и не мешайте спать честным людям.

Тюпинье выругался, но больше не настаивал. Эшалот прислушался, и ему показалось, что в тишине он слышит звук удаляющихся шагов.

«Пора обратно в гнездышко, – подумал он, – и будем надеяться, что Господь воздаст мне за то, что я прогнал этого негодяя, который, возможно, и избавил бы меня от всех моих неприятностей, но худшей неприятностью было бы для меня повести себя недостойно!»

В глубине комнатки стояло что-то вроде шкафа.

Эшалот отодвинул в сторону жутко заскрипевшую раздвижную дверцу, и показалась узкая кушетка с матрасом без простыни, зато застеленная роскошным одеялом серого цвета с малиновой оторочкой.

– Кадэ-Любимчик, – полушепотом продолжат Эшалот беседу с самим собой, – должно быть, уже добрался до площади Сен-Жорж, если не зашел развеять дурное настроение в какой-нибудь кабачок. Симилор говорил, будто он и есть госпожа Жафрэ и что он знает тайну сокровищ полковника Боццо: миллионы миллионов, на которые можно построить дворец из серебра… А вот Пистолет утверждает, что полковник вовсе не умер и в могиле на кладбище Пер-Лашез лежит скелет какой-то легавой. А сокровища в Америке на дне озера… И что старина Моран провел неведомо сколько ночей с полковником, строя тайник для бумаг семейства де Клар и для сокровищ… Но тогда они, значит, вовсе не в Америке… И что он бил свою малышку, чтобы она запомнила по-латыни что-то вроде молитвы, а на самом деле… Господи, да неужели?!

Голос Эшалота задрожал.

Лицо его преобразилось: на нем засияла улыбка, глаза заблестели.

Эшалот упал на колени возле своей кровати и, сперва воздев руки к небу, а потом со страстью поцеловав свой потертый бумажник, произнес:

– Возможно, это и есть та самая латынь! О, Всемогущий Творец Вселенной, помоги мне! Если я найду сокровища, то позволю себе небольшую роскошь и побалуюсь обедами у «Вефура» или в «Золотом Доме», но на остальное я буду помогать калекам, строить храмы и кормить бедняков Парижа, пусть у каждого будет несколько су в кармане на ежедневные расходы и курица в горшке на обед. О Господи! Что Тебе стоит помочь мне! Если Тебе надо для Твоих монахинь, для убогих и на содержание воспитательных домов и приютов, возьми, пожалуйста, сколько Тебе нужно, а мне хватит и ста миллионов! И из них я обещаю построить больницу!

Он перевел дыхание и продолжал с нарастающей страстью:

– Господи! Господи! Господи! Как мне хочется спать на батисте, шелке и бархате в окружении дам, которые только и ждут своей очереди, и совершать благодеяния по всей, всей Вселенной! Похоже, мне наконец выпал счастливый билет в лотерее. Я поставил на Лиретту…

– И я тоже, старина, – вдруг снаружи послышался голос Тюпинье.

Но уже следующие его слова были произнесены в комнатке. Едва успев подняться с колен, изумленный Эшалот услышал визгливый скрежет отмычки в замочной скважине и увидел оседланный очками острый нос Кадэ-Любимчика, просовывающийся в приоткрытую дверь.

Он был славным малым, когда хотел, этот старичок-маркиз. И выглядел он весьма довольным той шуткой, какую сыграл с хозяином балаганного фургончика. Очень весело, чуть ли не вприпрыжку он добрался до стола.

– Небо исполнило твою мольбу, старина! – сказал он, прикрывая за собой дверь. – Погоди, я вытащу мой ключ из твоей двери. Готово! Я как раз пришел поговорить с тобой о Лиретте…

Сказано это было решительно и твердо.

Кадэ-Любимчик расстегнул свой широкий редингот, достал из внутреннего кармана бутылку и поставил ее на стол.

– Дай-ка сюда стаканы, старина, – приказал он тоном не терпящим возражений, вытащил из шкафа тощий матрас, свернул его и сел. – Малышка спит? – спросил Кадэ, растирая озябшие руки.

– Давным-давно, – дрожащим голосом проговорил Эшалот.

– Поставь стаканы, – повторил Кадэ-Любимчик.

– Мне не хочется пить, – неуверенно возразил Эшалот.

– Тогда за твое здоровье! – весело произнес старикашка.

Кадэ-Любимчик откупорил бутылку и сделал порядочный глоток.

– Собачий холод сегодня, – пояснил он, – я, кажется, уже это говорил, поэтому очень приятно пропустить стаканчик после долгой прогулки. Садись. Ты что, предпочитаешь стоять? Ну как знаешь. Можешь не стесняться, чувствуй себя как дома!

По всей комнатушке распространился запах водки. Ноздри Эшалота затрепетали. А Кадэ-Любимчик продолжал говорить:

– Ты ведь знаешь, что банда Кадэ – дурацкая выдумка. Я не говорю, что не приложил руки к кое-каким делишкам во времена полковника, он ведь и мне надел петлю на шею, как, впрочем, и многим другим. И никто никогда не посмел его ослушаться. Но как только старый дьявол исчез, я со всеми делами разом покончил. Больше ни-ни, остались только расчеты, которые мы честно ведем с госпожой Жафрэ, доктором Самюэлем и Маргаритой.

– Вам и не следует ссориться, господин Тюпинье, – посоветовал Эшалот, – особенно с вашей сестрой, госпожой Жафрэ.

Он взял с полки два стакана и поставил на стол рядом с бутылкой.

– Ну и шутник же ты! – проворчал Кадэ-Любимчик с самым простодушным видом. – При твоей-то дурацкой физиономии ума у тебя на четверых. Я вынужден признаться, что в гости к тебе попал совершенно случайно. У меня была назначена приятная встреча на углу улицы Миним. Женщины, мой друг, единственная моя слабость. Возраст тут ни при чем, я еще не так стар.

– Что верно, то верно, – согласился Эшалот, наполнил свой стакан до краев и вежливо чокнулся с гостем.

– Ревнивого мужа, – продолжал Кадэ-Любим-чик, – не минует его участь, но сегодня я остался с носом. Хуже того – жутко замерз. Хочешь заработать тысячу франков? – внезапно предложил он.

– Когда будете платить? – поинтересовался Эшалот, воспрянув духом.

Любимчик сунул руку в карман и вытащил оттуда прекрасный, почти новый тысячефранковый банковский билет и положил его на стол.

Эшалот зажмурился. Ему вдруг показалось, что деньги засияли неземным блеском.

– Судьба доверила моим бескорыстным заботам, – забормотал он, подавляя стон, – сироту без отца и матери. Если речь идет о покупке невинности, то ни за что!

Любимчик смотрел на него с искренним удивлением.

– Ну и дурак же я, – наконец произнес Тюпинье. – Надо было принести тебе монеты по сто су, их бы тогда было целых две сотни! Ты себе такое представляешь?

Надо отдать должное: замечание маркиза имело основания. Однако Эшалот отвечал с достоинством:

– Господин Тюпинье, вы можете предлагать золото и серебро, рубины и алмазы, но только если это не противоречит моим добрым правилам и не затрагивает мою честь. Прошу вас, оставьте меня в покое, я не нуждаюсь в ваших деньгах!

КадэлПюбимчик, похоже, не ожидал такого отпора.

– Я бы не прочь удвоить эту сумму, – начал было он, – но раз ты так решил, то ничего не поделаешь! Хоть мне и показалось, что ты за своей дверью горько жаловался на судьбу и когда-то не чуждался интриг…

– Я только интригами и живу! – воскликнул бедолага, глаза которого уже наполнились слезами, так тяжело досталась ему эта жертва. – Но ни одна за двадцать лет не увенчалась для меня успехом! Интриги уж ладно, Бог с ними! Тут я готов на что угодно! Однако что касается чести, то лучше мне умереть! Заберите ваши деньги, мне на них смотреть противно!

Любимчик встал, потом снова сел и рассмеялся.

– Вот что значит не понять друг друга. Нам надо как следует объясниться, – заявил он, вновь наполняя стаканы. – Держу пари, что ты решил, будто речь идет о вострушке[20]? Конечно, я не пренебрегаю ими… Твое здоровье, дружок!

• Предыдущая
• 50/82
• Следующая