Кабинет доктора Ленга - Престон Дуглас - Страница 62

Вслух же он сказал совсем другое:

– Лора, ты лучшее, что случилось со мной. Серьезно.

– Оставь эту чепуху для канала «Холлмарк».

– Ему нужна моя помощь.

– О нет, господи… Опять?

По глазам Лоры д’Агоста понял, что ее терпение заканчивается.

– И как на этот раз он задумал покончить с тобой? – спросила она.

– Это… сложно.

– Другими словами, ты не хочешь рассказывать.

– Лора…

– Знаешь, Винни, я просто не понимаю тебя. Сначала ты неделями закрываешься от меня, хотя я пробовала все способы достучаться до тебя, помочь тебе, узнать, что с тобой случилось. А потом Пендергаст щелкает пальцами, и ты бежишь к нему, как ручная собачонка.

Д’Агосте нечего было возразить, и он только покачал головой.

– Можешь хотя бы сказать, что это означает? Ну то есть должен ли ты куда-нибудь ехать? Или о таком секрете капитану полиции знать не положено? Это дело ФБР или что-то личное?

– Это личное. Но я… я еще не решил, как поступить. И я не могу ничего рассказать тебе, потому что дал слово… Да ты все равно не сможешь поверить.

– Я скажу тебе, во что я не могу поверить, – сказала Лора, вставая. – Не могу поверить, что у нас с тобой был этот разговор.

Она шагнула к шкафу, взяла пальто и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

24 декабря 1880 года, понедельник

Наступил канун Рождества, и тротуары Пятой авеню наполнились толпами покупателей, глазевших на витрины магазинов, выбиравших подарки и заказывавших рождественских гусей, имбирные пудинги и цукаты для завтрашнего праздника.

Чуть дальше к северу, где лавки и магазины уступали место изящным домам богачей, у восточной стороны авеню, сразу за Сорок восьмой улицей, у обочины остановился черный экипаж. Кучер спустился с сиденья, сбросил пальто, несмотря на холод, засучил рукава и взялся за починку шасси.

Сидевший внутри доктор Енох Ленг достал из саквояжа превосходно отполированную подзорную трубу из латуни, изготовленную в Лондоне фирмой Доллонда. Выдвинув окуляр, он взял трубу за основной цилиндр и направил прибор на другую сторону улицы, принявшись разглядывать сквозь дымчатое стекло экипажа частный дом с прекрасным мраморным фасадом, от которого исходило холодное розовато-белое сияние.

Ленг постепенно раздвигал вспомогательный цилиндр, стараясь не крутить его, пока в фокусе не оказалась увеличенная часть стены особняка. Затем он медленно, очень медленно обвел взглядом фасад, отмечая архитектурные особенности, окна, декоративную резьбу по камню и обращая особое внимание на способы попасть в дом. Особняк стоял на углу, кровельные работы приостановили по случаю Рождества.

Ленг уже собирался опустить трубу, когда позади дома послышался какой-то шум. Минуты две спустя на выездной дорожке, что вела к Сорок восьмой улице, показался запряженный парой прекрасных першеронов экипаж герцогини с гербами на дверцах. Он свернул на авеню и покатил на север. Отпрянув от стекла, доктор Ленг заново отрегулировал объектив и успел разглядеть в проезжавшей мимо карете герцогиню Иглабронз.

Значит, она выехала из дома. В обычных обстоятельствах Ленг последовал бы за ней. Однако ее неожиданный отъезд давал ему другую и, вероятно, более выгодную возможность.

Ленг поднял трубу, в последний раз осмотрел особняк и заметил промелькнувшего в лестничном окне мальчика с книгой под мышкой. Он опустил прибор, закрыл объектив крышкой, убрал в основной цилиндр сначала объектив, а затем удлинитель и положил трубу в кожаный футляр.

Слегка постучав в дверь, он дал сигнал кучеру заканчивать с «починкой». Как только кучер занял свое место, Ленг велел ему объехать квартал и остановиться на Сорок восьмой улице, в пятидесяти ярдах от перекрестка с Пятой авеню. Когда экипаж тронулся, Ленг открыл потайной шкафчик, скрытый в переднем сиденье, и выбрал подходящую одежду. Внутри в крышку шкафчика было вделано зеркало; кроме того, в ней хранились грим и визитные карточки. Ленг долго перебирал их, пока не нашел нужную.

Когда черный экипаж встал у обочины на Сорок восьмой улице, из него вышел человек, мало чем напоминавший блестящего хирурга Еноха Ленга. Многие мужчины тогда все еще предпочитали ходить с тростью, но та, которую сжимал в руке Ленг, была не просто модной вещицей – он заметно прихрамывал. На нем теперь был другой деловой сюртук, более скромный, но тоже хорошего покроя: такой вполне мог бы носить банковский служащий. Однако сильнее всего преобразилось лицо: бакенбарды, голубовато-дымчатое пенсне, через которое было плохо видно, желтушный цвет кожи. Голову в буквальном смысле слова венчал цилиндр из дорогого лоснящегося бобрового фетра, привлекавший к себе больше внимания, чем доставалось хозяину. Но еще больше изменились манеры Ленга, гримасы и прочие мелкие особенности, определяющие личность, настолько тонкие, что они опознаются лишь на подсознательном уровне.

Он медленно, но с достоинством повернул на Пятую авеню и направился к очаровательному мраморному особняку. Остановившись, он снова отметил, что кровельные работы не закончены, затем поднялся на крыльцо и решительно постучал в дверь. Ему открыла женщина в фартуке горничной.

– Могу я чем-нибудь помочь вам, сэр? – спросила она.

Он прикоснулся к шляпе с той малой долей почтительности, что требуется при встрече с представителями низшего класса.

– Да, благодарю вас, – сказал он с акцентом, более привычным в штате Миссури или Кентукки, чем в Нью-Йорке. – Позвольте узнать, у себя ли владелица этого дома? Я был бы весьма признателен за возможность поговорить с ней.

Он осторожно шагнул через порог, чтобы укрыться от дурной погоды, и наклонил голову, обращаясь к женщине, которая была ниже его ростом. Однако глаза его рыскали повсюду, он заглядывал в каждый уголок, изучал все пространство перед собой, осматривая каждую доступную взгляду архитектурную деталь и фиксируя ее с точностью фотографической камеры. Ленг и служанка стояли в прихожей с двумя дверями, причем внутренняя была чуть приоткрыта, благодаря чему доктор установил, что дом невелик, но хорошо обустроен и надежно защищен.

Он навалился всем телом на трость, отвернулся и зашелся хриплым, мучительным кашлем.

Горничная была прекрасно вышколена.

– К сожалению, герцогини нет дома, – сказала она, стоя прямо перед ним и не желая сдавать позиции. – Если вы соблаговолите оставить визитку…

Тут в разговор вмешалась другая женщина, появившаяся из полумрака дальней галереи. Увидев ее приближение, горничная замолчала и отступила на шаг, чем не преминул воспользоваться Ленг, закрыв за собой входную дверь и сделав еще один осторожный шаг вперед.

Он отметил, что подошедшая женщина разительно отличалась от горничной: молодая, с прямой осанкой, она обладала неброской красотой. Посмотрев прямо в глаза Ленгу, она сказала вежливо, но без излишней почтительности или робости:

– Как вы уже слышали, госпожи нет дома. Я помощница ее светлости. Могу я поинтересоваться, какова цель вашего визита?

Французский акцент придавал ее речи особую изысканность. Она закрыла внутреннюю дверь, через которую вошла, и все трое оказались в прихожей.

Ленг понял, что пройти дальше не получится. Придется говорить о деле прямо здесь.

– Простите, что побеспокоил вас накануне Рождества, – сказал он и снова кашлянул. – Позвольте представиться: Уилберфорс Хейл, доктор права. Пришел к вам по поручению клиента, живущего неподалеку.

Он достал визитку, на мгновение задержал в руке и положил на серебряный поднос, лежавший на маленьком столике специально для этой цели.

Помощница герцогини признательно кивнула, но не потрудилась назвать свое имя. Эта бестактность ничуть не обеспокоила Ленга. Он и так знал, что женщину зовут Фелин, поскольку уже выяснил многое касательно особняка и его обитателей.

– Поскольку герцогини нет дома, я постараюсь изложить свое дело по возможности кратко, – продолжил он. – Мой клиент – человек состоятельный и добропорядочный. Он понимает… как бы это сказать… что дом необходимо приспособить для проживания. Поэтому он до сих пор не жаловался на непрерывный шум, доносящийся с раннего утра до позднего вечера и связанный с приведением в порядок вашего жилища. Однако же мой клиент, помимо прочего, религиозен, он, так сказать, из числа тех, кто уважает устоявшиеся традиции. И он отметил, что работы проводятся по субботам, точно так же, как и в другие дни, включая рождественские недели. Празднование Рождества всегда было для него главной семейной традицией. Многие родственники и друзья соберутся в его доме, чтобы повеселиться и поразмышлять об истинном смысле этого праздника. Учитывая все это, а также ввиду того, что его терпение простирается так далеко, мой клиент передает через меня просьбу о прекращении всех работ с этого момента и до первого дня нового года. Кроме того, он просит в дальнейшем останавливать работы в семь вечера и не возобновлять до семи утра.