ЛюБоль 2 (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 15

– Быстрее, девочка. Я устал, как собака. Спать хочу.

Повернулся к ней и замер…она так сосредоточенно рану промывает и язычок розовый прикусила, а на лице…на лице совсем иное выражение. Не такое, как всегда. Каждый раз как дотрагивается, сама чуть ли не вздрагивает и на спину мою исполосованную взгляды бросает. Да, малышка, я на ваших мужиков мало чем похож. Разве что тем, чем природа наградила.

Откинулся на спинку стула и ногу на стол закинул, запрокидывая голову и посматривая из-под ресниц на свою пленницу. Стоит в одной ночнушке, тонкой настолько, что все тело подсвечивает, а у меня резко в горле пересохло, когда на ее грудь посмотрел и на тонкую талию…Подол оборванный, и мне колени видно и лодыжки тонкие, и пальчики на босых ногах.

Отвел взгляд, а перед глазами картинки проносятся, где она на моем матрасе голая лежит с раскинутыми в сторону ногами, а я ее за эту лодыжку держу и грязно имею пальцами.

Твою мать…резко выдохнул и зло сказал:

– Шей уже. Хватит возиться. Виски рану залей и шей.

***

Вздрогнула, услышав его приказ, злость эту в голосе.

– Смею напомнить вам, – мельком посмотрела на него, смачивая тряпку в воде, – что ваша рана нанесена не мной.

Он зло прищурился, а я опустила голову и продолжила смывать кровь. Опустила ладонь на его мускулистую грудь, так же залитую кровью, и сглотнула, заметив, какими острыми стали соски. Словно он вдруг резко замерз.

Быстрый взгляд на него, а он всё так же, прищурившись, смотрит на меня, будто реакции моей ждет. Медленно провела тканью по его коже, невольно задев мизинцем сосок и снова вздрогнув от этого прикосновения. О том, что предводитель менял женщин как перчатки, знала каждая собака в этом лагере. Для меня единственной оказалось это шоком. Когда увидела, как на одном из застолий какая-то цыганка в ярко-красном платье вспорхнула на колени к нему и обвила руками его шею, а тот рассмеялся и смачно шлёпнул девушку по мягкому месту. И, видимо, только присутствие детей удержало их от последующей демонстрации. А вечером после того, как мы убрали всё со стола, я зашла в свой шатёр и остолбенела, увидев ту самую девку абсолютно голой на коленях у Данилы. Цыган исступленно посасывал ее грудь, а та извивалась на его бёдрах, громко постанывая и взывая к Богу. А потом Дани вдруг оторвался от нее и внимательно посмотрел на меня, продолжая пальцами ласкать девушку.

Я бросилась прочь из шатра и убежала к берегу реки, где и провела всю оставшуюся ночь.

И сейчас в его глазах был тот же самый вызов, смешанный с долей насмешки.

Я снова провела тряпкой по его груди и уже намеренно задела снова пальцем сосок, опустила ладонь под грудью и прошлась напоследок тканью по ребрам.

Мне было неудобно стоять перед ним, а сидеть на холодном полу казалось сущим безумием. Поэтому я задрала рубашку, устраиваясь на его ногах, и потянулась за флягой, скрывая усмешку. Плеснула на рану и инстинктивно схватилась за его здоровую руку, сжимая.

– Стоила ли добыча таких ран? – намеренно растягивая слова и отвлекая от того, что я собиралась сделать, – той боли, которую ему приходится сейчас терпеть?

Наклонившись так, что почувствовала его горячее дыхание на своей шее, воткнула иголку в мягкое тело и зашипела вместо него сама. Данила лишь стиснул зубы, отводя взгляд

Вначале я думал, это случайно…Все тело искрами пронизало от ее прикосновения к напряженной груди. Член налился кровью. Маленькая сучка! Она понимает, что делает? Я только челюсти стиснул и взгляд отвел, а потом она задела меня снова, и я в глаза ей посмотрел, прищурившись.

Чувствуя, как она на ногах у меня устроилась. Горячая и абсолютно голая под своей ночнушкой. За запястье меня держит и дальше влажной тканью кровь смывает, а сама на грудь мою смотрит. Странно смотрит, даже щеки разрумянились. А ведь знает, что это не безопасно.

А потом она иголку в плечо вонзила, и я всё же вздрогнул, но не от укола, а от того, что она на ноге моей вертится. Такая горячая…пахнет иначе, чем другие. Шиком пахнет и роскошью. Кожа у нее матовая с золотистым отливом и ресницы длиннющие. Глаза ими прикрыла, нитку губами зажала…а меня от укола иглой пронизало возбуждением, и я невольно талию ее сильно сжал, придвигая по ногам к себе.

– Ты что творишь, малышка? Во что поиграть решила?

За подбородок ее взял и на себя посмотреть заставил.

– Ты хотя бы правила знаешь? Шей и не ерзай.

***

Резко выдохнула, когда он сжал мою талию и к себе двигать начал. Смотрит в мои глаза, а у него во взгляде сам черт костры разжигает. Да так, что пламя каждого до небес жутким синим цветом взмывает и пляшет, отбрасывая тени на смуглую кожу. Ощутила себя дичью, для которой костры эти разгорелись. Там, на дне каждого, такая бездна тёмная, что бежать нужно без оглядки. А меня будто затягивает в них, будто кто-то веревкой туда тянет.

Сглотнула, отворачиваясь от него и чувствуя, как внизу живота тяжелеет от его тона властного, от того, как смотрит тяжелым взглядом на мою грудь в вырезе сорочки. От этого взгляда соски в тугие комочки сжимаются, и руки дрожать начинают. Закрыла глаза, делая глубокий вдох и снова наклоняясь к ране, делая стежки один за одним. И когда почувствовала, как руки на моем теле расслабились, прошептала:

– Отец всегда учил, что играть нужно по правилам. Что иное поведение не делает чести ни одной из сторон игры. Такое благородство, – последний стежок, и я наклонилась откусить нитку, – привело его к смерти и научило меня, что правила в игре не имеют значения. Главное – ее конечный результат.

Откусила нитку и отстранилась от него, намереваясь слезть на пол.

– Готово.

***

Хотела слезть с моих колен, но я удержал за волосы сзади, не давая пошевелиться.

– А какого конечного результата ты хочешь?

Дернул к себе, заставляя наклониться так, что теперь я видел ее грудь в вырезе ночнушки почти полностью, и от возбуждения нахлынула ярость…Потому что с ней все как-то по-другому было. Смотрела на меня иначе. Не так, как все эти сучки, которые лезли ко мне в постель за определенные блага, а потом трахались с моими людьми. Меня они никогда не хотели. Отдавались, потому что я что-то давал взамен. Кончали, потому что женское тело так устроено, если знать, куда нажимать и где гладить, а где тереть или лизать. Но я им не был нужна. Разве что Сайне…Но та не была нужна мне.

– Правила всегда нужно знать, иначе игра не имеет смысла. Или ты готова проиграть?

Наклонил Лилю ниже, все так же за волосы. Перевел взгляд на сочные губы и снова в глаза посмотрел. Она материей моих сосков касается, а меня начинает слегка лихорадить, и виски адреналин по венам гоняет вместе с хмелем.

– Интересно стало? Или хочешь чего-то, а, девочка? Так ты скажи, может, я дам и даже играть не придется.

Сильно сжал ее грудь, намеренно больно. Она охнула, а меня прострелило бешеной похотью. Так бы и приподнял за волосы, а потом насадил на свой пчлен и поиграл с ней. Дооолго поиграл. До крови. Чтоб своему Богу молилась, и искры из глаз сыпались.

– Потому что эта игра тебе может не понравиться.

***

Схватил меня, больно схватил, а меня будто на две части разорвало. Одна зашипела от боли, а вторая от наслаждения, когда он грудь сжал. Когда тот самый огонь в его глазах почернел так, что поглотил зрачки. А я словно завороженная смотрела в них, видя, как моё отражение в этой черноте пляшет, подобно языкам пламени, извивается белым призраком с открытым ртом и распахнутыми от ужаса глазами. Потому что ему, отражению нравились эти прикосновения. Оно наклоняется к нему, всматривается в его напряженное цыганское лицо и протягивает пальцы к резко очерченным скулам. Но я отдергиваю назад руки и прячу их за спину, надеясь, что он не заметил, пытаюсь слезть с него, а он всё удерживает, будто ожидая ответа.