Роковое наследство - Феваль Поль Анри - Страница 28

• Предыдущая
• 28/118
• Следующая

Действительно, Винсенту Карпантье стало плохо. Дело в том, что последние слова собеседницы пробудили в нем неприятные воспоминания. Перед внутренним взором архитектора возник образ высокой женщины с мертвенно-бледным лицом, которая гуляла по монастырской аллее рядом с Ирен. Карпантье вспомнил мать Марию Благодатную.

– Сударыня, если вы хотели, чтобы я сознался в том, что мое положение, которому многие завидуют, ужасно, вам это удалось, – прошептал Винсент. – Я мучаюсь так, словно продал душу дьяволу. Меня не радуют деньги. Я боюсь.

– И правильно делаете, – кивнула графиня. – У вас есть достаточно серьезные основания опасаться за свою жизнь.

– Иногда мне хочется бросить все и бежать с детьми куда-нибудь за море, – добавил Винсент.

– Однако вы все же остаетесь в Париже, – заметила Маргарита. – Я знаю, что вы охвачены той же страстью, что и я. Мне тоже крупно повезло в жизни. Я тоже могла бы спокойно наслаждаться своим богатством. Но вместо этого я мечтаю о грудах золота, жемчугов, бриллиантов, которые изображены на картине Разбойника. Она обещает нам сказочное будущее! Хотите, чтобы эти сокровища стали нашими?

С этими словами женщина протянула архитектору руку.

Не выдержав взгляда графини, Винсент опустил глаза.

– Клянусь вам спасением моей души, – пробормотал он, – а если вы не верите в Бога, то клянусь моим счастьем, моей жизнью, здоровьем моей дочери, что я ничего не знаю и ничего не хочу!

– Трус! – выдохнула Маргарита, отдернув руку, словно пальцы ее едва не прикоснулись к чему-то очень гадкому.

– И вдобавок лжец! – добавила графиня. – Чем вы занимаетесь по ночам уже шесть лет? За это время у вас не было ни одного романа! Что касается еды, то и к ней вы равнодушны. Одним словом, то, что все считают удовольствиями, для вас – пустой звук. Почему вы всегда такой рассеянный? Да что тут говорить! Чтобы обмануть полковника Боццо-Корона... и даже меня, хотя я ему и в подметки не гожусь, нужно быть по крайней мере актером, а вы всего-навсего сумасшедший!

Слова графини потрясли Винсента.

– Это должно было произойти, – пробормотал он. Казалось, архитектор разговаривает сам с собой. – Я продал... продал душу дьяволу! И обречен теперь на вечные муки! Сударыня, выслушайте меня и постарайтесь мне поверить. У меня такой рассеянный вид, потому что меня постоянно терзают угрызения совести. Я все время думаю о том, какой конец меня ждет. Как я могу полюбить женщину? Разве пылкая страсть совместима с атонией? Вы говорите, еда...

Тут Винсент нервно рассмеялся.

– Но если вы дошли до такого отчаяния, почему вы отказываетесь объединиться со мной? – холодно осведомилась Маргарита.

– Потому что он сдержал свое обещание, – прошептал Карпантье.

– Кто? Дьявол? – вскричала графиня.

– Он велел мне все забыть, – мрачно произнес Винсент. – И я забыл. И все еще жив. Разве этого мало?

Архитектор вытащил из кармана носовой платок и вытер лоб.

Графиня накинула на плечи шаль.

– Прикажите остановиться, – распорядилась женщина. – Мне пора выходить.

В это время карета была уже на площади Шато-д'О, неподалеку от Пале-Рояля.

Карпантье велел кучеру остановиться.

– Вот вы и избавились от меня, сударь, – произнесла Маргарита, сама открывая дверцу экипажа. Сейчас она снова заговорила, как светская дама, Надо признать, что этот тон прекрасно соответствовал всему облику графини. – Я предлагала вам не только богатство, но и безопасность. Я не боюсь никого, даже самого дьявола. Сатана знает меня и считается со мной. Однако вы меня оттолкнули. Что ж, кто не со мной, тот против меня!

– Поверьте, сударыня, – начал Винсент, – ни одна живая душа не узнает...

Графиня не позволила ему закончить.

– Мне абсолютно безразлично, расскажете вы кому-нибудь о нашей беседе или нет, – надменно заявила она. – Только передайте тому старику, с которым вы, по всей видимости, знакомы, одну вещь... Вместо того, чтобы спокойно спать в своей постели, он снял мансарду на улице Муано – как раз по соседству с особняком Боццо. Так вот, скажите ему, что в таком возрасте человек должен серьезно опасаться за свое здоровье. Этот старик нашел то, что искал, и теперь наступает ответственный момент. Прощайте!

Маргарита захлопнула дверцу, снова опустила вуаль и двинулась к остановке фиакров, которая находилась у почты.

Некоторое время Карпантье молча смотрел женщине вслед. Щеки Винсента заливала мертвенная бледность.

Когда кучер, удивленный молчанием Карпантье, спросил, куда ехать, Винсент ответил:

– Я не знаю.

– Может быть, вы заболели? – снова спросил кучер.

– Нет... Домой, – выдохнул Карпантье. Карета покатила по улицам.

Наконец Винсент Карпантье вышел из того странного оцепенения, в которое погрузился после прощания с графиней. Застонав, архитектор обхватил голову руками и прошептал:

– Я не смог избежать своей участи. Меня узнали... Теперь мне конец!

Во французском языке есть выражение «дом архитектора». Мы говорим так, когда хотим выразить восхищение с примесью легкой иронии. Дом, построенный архитектором для самого себя, – это не просто жилище. Это еще и реклама. Такой особняк должен привлекать внимание потенциальных клиентов, убеждая их в том, что именно об этом они и мечтали всю свою жизнь.

Дом архитектора должен быть оригинальным, кокетливым, чуть легкомысленным и, конечно же, нашпигованным всевозможными удобствами. Разумеется, в нем должно быть полно так называемых американских изобретений, с помощью которых шкаф превращается, например, в камин, а обогреватель – в фонтан. В такие дома нередко приходят любопытные: в былые времена простые горожане вот так же посещали ратушу, когда господин префект и его супруга отправлялись на воды.

«Ах, как здесь прекрасно!» – то и дело восклицают какой-нибудь торговец и его жена, натыкаясь на очередную диковинку.

Домой они возвращаются задумчивые. Эти люди уже подхватили тяжелую болезнь – строительный зуд.

– Это не дом, а конфетка! – причмокивая от удовольствия, каждые пять минут повторяет торговец.

– Ах, нет, не конфетка, а игрушка! Бриллиант чистой воды! – вздыхает его жена, настроенная более романтично.

Нетрудно заметить, что бедняги уже сходят с ума: они считают дома конфетами или драгоценностями. Теперь этих несчастных не спасет уже ничто. Они будут уродовать свое жилище в маниакальной погоне за модой.

Что касается Винсента Карпантье, то ему не надо было сниматься саморекламой, поскольку неожиданно для себя он стал весьма богатым человеком. Одним словом, архитектор жил в обычном доме в квартале Сен-Лазар.

Особнячок Винсента можно было бы назвать прелестным, если бы дом не выглядел так печально. При этом само здание ни в чем нельзя было упрекнуть: оно было расположено в хорошем месте и выстроено с истинным вкусом – словом, казалось, что это жилище должно быть теплым и уютным.

Говорят, что у дома тоже есть душа, которая накладывает отпечаток на его внешний вид. Похоже, душа особнячка Винсента Карпантье изнывала от скорби и тоски.

Архитектор жил тут один. Может быть, его дом чувствовал себя, нелюбимым и заброшенным.

Над камином, украшенным статуэтками, часы в стиле рококо только что пробили девять. Горевшая на столе лампа слабо освещала комнату, на стенах которой висело несколько пасторалей Бове.

Винсент Карпантье сидел за столом. Судя по лицу архитектора, на которое падал тусклый свет лампы, Винсент был погружен в глубокие раздумья.

Совсем недавно мы говорили, что за последние шесть лет Карпантье одновременно и помолодел, и постарел.

Но в этот вечер он казался только постаревшим, причем на много лет. Когда актер уходит со сцены, он снимает маску. Ему не надо больше изображать того, за кого он себя выдавал. Человек бывает самим собой лишь в полном одиночестве.

На столе перед Винсентом лежал план. Это был чертеж большого особняка неправильной формы, расположенного между двором и садом.

• Предыдущая
• 28/118
• Следующая