Нэйт (СИ) - "Alex Kinsen" - Страница 13

— Мне все равно.

— Хорошо. — Жёстко сказал он. — Переходим к следующему этапу.

Моё виртуальное тело вновь стало вполне целым и здоровым.

— Тебе не должно быть всё равно.

— Но разве ты не этого добивался?

— Сделать из тебя бездушную машину — не моя цель. Я хочу, чтобы ты была человечной. Но я хочу, чтобы ты была человеком, который абсолютно контролирует свою боль, свои эмоции, свою силу. Когда тебе нужно почувствовать боль, ты должна чувствовать боль. Когда тебе нужно её бояться, ты должна бояться.

Но когда ты приказываешь себе не бояться, ты должна истинно не чувствовать страха. Когда ты приказывает боли отступить, ты действительно не должна её чувствовать. Когда ты приказываешь себе быть слабой и ранимой, ты истинно становишься такой. Но когда ты приказываешь себе быть несгибаемой и несокрушимой, ты по-настоящему должна быть именно такой. Вот чего я от тебя добиваюсь. Полного контроля своего тела, своего сознания, психики и ума.

Любой, кто проникнет в твой ум, должен увидеть там только то, что ты хочешь ему показать. Ты должна заманить в ловушку любого проникающего туда, а затем, захлопнуть её, как хищный цветок, заставляя агрессора сойти с ума в лабиринтах твоего сознания.

— Теперь я хочу добраться до твоих страхов, ты боишься смерти?

Конечно, я боялась смерти, я была ещё так молода. Но тут взорвалась.

— Почему ты в каждой фразе говоришь мне, что я скоро умру? Причем, утверждаешь!

— Всё очень просто. Я хочу, чтобы ты привыкла к этой мысли.

— Специально издеваешься?

— Вовсе нет. Знаешь, что такое страх? Страх — это признак возможности смерти. Спокойствие — уверенности в ней. Ты должна привыкнуть к этой мысли. Ты должна быть в ней уверена. И только так ты сможешь победить этот страх. И только так на этом страхе никто не сможет сыграть. Теперь ты понимаешь?

— Понимаю. — Я схватывала на лету.

— Умничка.

Когда он понял, что тысячу раз убивать меня в симуляторе не имеет никакого смысла, потому что мой мозг очень быстро раскусил неправдоподобность происходящего, он перешёл к другим, более изощренным пыткам.

Он начал вытаскивать из меня все мои детские страхи, всю мою неуверенность. Он влез в моё подсознание без всякого разрешения и вытащил оттуда, все ситуации, когда надо мной издевались в школе, пока, наконец, не добрался до момента моего семнадцатилетия, когда меня насильно поцеловал какой-то пьянчуга, подловив в туалете ночного клуба.

Тогда я сама была виновата в своей беспечности и никому не рассказала о том случае. Но порой я чувствовала, как его грязные руки хозяйничают под моей одеждой, и меня всегда тошнило от этой мысли. Я винила себя в своей трусости, что не дала отпор, что не позвала на помощь. Что позволила этому произойти, а потом просто спустила ему всё, испугавшись и не рассказав никому.

Но Гайл вцепился в этот случай, словно овчарка. Он бесцеремонно вытащил это из меня и прокручивал снова и снова. Он снабжал ситуацию самыми ужасными и грязными подробностями. И в этой симуляции он сделал меня настолько слабой, что я не могла сопротивляться ничему, что происходило со мной.

Единственное, что мне оставалось — это смирение. Мне нужно было сдаться на волю происходящего, и одновременно с этим, не сломаться. Гайл учил меня проходить по тонкой грани, отслаивая один участок моей психики от другого. Он заставлял меня наблюдать за самой собой, будто бы я наблюдала со стороны за чужим человеком. Оставаясь при своём внутреннем стержне.

Я равнодушно рассматривала как грязный пьянчуга возле туалета насилует меня снова и снова. Я не сломалась, я не сдалась. Я знала, что прямо сейчас я ничего не смогу сделать, так были заданы настройки. Моя задача сейчас — не сопротивляться, не убить его, не убежать, не что-то сделать. Моя задача сейчас — не сломаться, но отстраниться от ситуации так, чтобы остаться в ней максимально хладнокровной, равнодушной, отстраненной.

Мне нужно было сохранить всю ясность моего ума, не обращая внимания на то, что происходит с моим телом.

— Ты — псих, и я тебя ненавижу, — машинально сказала я, когда он вывел меня из этого сеанса.

— Я знаю, и я разрешаю тебе себя ненавидеть. Если ты хочешь, то можешь даже побить меня сейчас, я не буду сопротивляться.

Я равнодушно смотрела в его прекрасные глаза.

— Нет, я не хочу. Мне это не нужно.

— Это правильный ответ. Если бы тебе было это нужно, это означало бы, что ты не усвоила этот урок.

— Ты просто хочешь меня сделать флегматичной и равнодушной?

Гайл устало потёр глаза. Казалось, что всё это выматывает его намного больше, чем меня. Я вдруг обнаружила синяки под его глазами и заметила его осунувшееся лицо, чего не было ещё неделю назад.

— Тебя всё это тоже выматывает?

— Да, я, видишь ли, не маньяк и не псих, как тебе могло ошибочно показаться. В действительности, я призван защищать таких, как ты. А то, чем я занимаюсь сейчас, максимально мне противно. Но я действительно должен.

— Но откуда ты знаешь, что ты должен делать именно это?

— Ты ведь встречалась с Моаром.

— Конечно, странный тип.

— Да, да. — Усмехнулся он. — Мы были лучшими друзьями на курсе.

— Ты что, тоже психолог?

— По первому образованию. Около трехсот лет назад я был лучшим на курсе. Лучше Моара.

— Но почему ты подался в военные?

— Моар — тоже военный. Я понял, что здесь тоже приношу пользу, может быть, большую, чем в медицинском кабинете.

— Ты больше похож на крутого десантника, чем на утонченного психолого.

— Не все психологи — утонченные. — Засмеялся он.

Мы сидели на веранде его дома, и потягивали вино.

— Держи, мы оба заслужили сегодня по бокальчику.

Веранда была расположена таким образом, что лучи закатного солнца проникали прямо в расщелину между скалами и освещали веранду.

— Очень красиво, — любовалась я.

— Ты — красивая.

Гайл смотрел не на солнце, а на меня, немало меня смутив.

— Что?

— Я рад, что после сегодняшнего, ты ещё способна радоваться таким мелочам, как солнце и вино. В этом ты красива.

А, понятно.

— А чему же ещё радоваться? — Парировала я.

Обычно я очень медленно пьянела, но в этот раз мне хватило одного бокала. Вернулись мы уже под вечер, причем Гайлу пришлось везти меня на своём аэробайке, снова отправив мой на автопилоте.

Как назло, нас встречал Кайннан, и он был зол, как черт, а я была уставшей, как черт. Алкоголь уже начал выветриваться, а вот усталость никуда не делась.

— Я провожу ллири Ар-Раор в её комнату, — процедил Кайн.

— Нет, сержант. Ллири сейчас не выдержит ваших нравоучений. Ей нужно просто отдохнуть.

— От вас пахнет алкоголем, командующий. И от нее тоже. Я должен буду доложить об этом.

— Да, валяй. Иди, ябедничай папаше. Эй, — обратился Гайл уже ко мне, — довести тебя до комнаты?

— Не нужно. — Я с заговорщицкий улыбкой посмотрела на него. — Я точно справлюсь.

— Хорошо. Уверен в тебе. — Ответил он мне в тон.

— Нэйт, — Кайннан довольно злобно встряхнул моё уставшее тело, когда мы оказались в моей комнате. А потом он впечатал меня в стену и поставил руки по обе стороны от меня. — Чем ты занимаешься с командующим? Ты пропадаешь с ним до ночи не на территории части и возвращаешься пьяная! Посмотри на себя. Да еще и смотришь на меня, как на кусок дерьма!

— Я смотрю на тебя не как на кусок дерьма. Я смотрю на тебя равнодушно, потому что я устала, а ты застываешь истерики. Мы выпили по бокалу вина потому, что устали, как собаки от тренировок. Устаю не только я, но и Командующий.

— И в чем заключаются ваши тренировки? Нельзя отрабатывать приемы здесь?

— Он тренирует мою психику.

— Почему это нельзя сделать на территории части? Про вас уже болтают не весть что.

— Да, мне насрать. Пусть болтают!

— «Насрать»? Нэйт! Ты всегда была такой нежной и утонченной!