Темный янтарь 2 (СИ) - Валин Юрий Павлович - Страница 41

— Вон она – амбулатория, – неожиданно сказала Стрельцова.

Грузовик скатился с пологого бугра; внизу – в длинной неочевидной долине блестело озеро, виднелись фундаменты четырех заложенных корпусов, крошечное строение у дороги, какие-то загородки и сараи, видимо, для скота.

— Вон там доктор принимает, тут не заблудитесь. Сгружайтесь побыстрее, опаздываю.

Янис задерживать деловитое транспортное средство и не думал, живо протиснулся в дверь, закинул на плечо вещмешок с привязанным чайником.

— Спасибо, что подвезли.

Шоферша не ответила, газанула. Громыхая расхлябанным кузовом, полуторка устремилась вперед, и лишь отъехав, квакнула клаксоном.

Янис пожал плечами и направился к амбулатории.

Здание было совсем крошечным, видимо, строилось как времянка. Но имелась крупная солидная вывеска «Амбулатория №276. Наркомздрав СССР», шел дым из трубы, у стены валялись второпях сгруженные-сваленные поленья дров. Стояли бревна порядком погрызенных коновязей, у одной скучала пара лошадок, за ними приглядывал скуластый ребенок в длинном теплом халате. При виде незнакомца замер, потом не очень воспитанно, но доходчиво ткнул пальцем:

— Моряк, а?

— Он. С Балтики, – доложил Янис. – Как тут, принимает медицина?

Скуластый абориген кивнул, завороженно глядя на нашивку на бушлате.

— Это значит – «электрик» – вон они, молнии. Родители у доктора? – догадался гость.

Малый снова кивнул.

— Так чего ждем, мерзнем? Давай дрова слегка упорядочим, – предложил Янис.

Дите, довольно крепенькое для своего возраста, опять охотно кивнуло. Янис так и не мог понять: мальчик это или девочка. Взялись за поленья, начали складывать – немедленно распахнулась форточка в окне амбулатории, женский голос крикнул:

— Левее укладывайте, прямо к стене. Благодарю!

Форточка захлопнулась. Дите вопросительно глянуло на Яниса:

— Видимо, «к стене» – это здесь – предположил списанный моряк.

Успели сложить поленницу по пояс, как из дома вышли пациенты: мужчина и женщина в таких же теплых халатах. Мужчину пошатывало, но сразу он что-то довольно сурово и непонятно сказал малому.

— Не ругайте его, это я про дрова придумал, – пояснил Янис.

— Да они не ругают, говорят, что сын и сам бы мог догадаться, – пояснила женщина в белом халате, выглянувшая из двери амбулатории.

Болящие закивали, точно как сын, оглядываясь на Яниса, пошли к лошадям. Вставив ногу в стремя, мужчина преобразился – прямо здоровей здорового. Сын запрыгнул на лошадку позади, украдкой помахал гостю с Балтики.

— Через неделю чтоб приехали, я еще микстуры приготовлю, – напомнила обитательница амбулатории.

— Будем! – кратко заверил мужчина. Лошадки вроде бы без всяких понуканий бодро устремились напрямик куда-то в степь.

— Заходите, – пригласила докторша. – Вы вообще кто?

Была она худенькая, моложавая, но видно, что уже в возрасте – лет сорок, не меньше.

— Краснофлотец Вира. Комиссованный. Из Ленинграда. По направлению. И вам письмо от военврача 1-го ранга… – последовательно изложил Янис.

Было странно видеть, как женщина в столь почтенном возрасте мгновенно краснеет. Однако дает товарищ военврач 1-го ранга. Или это он по молодости крутые романы закручивал?

— Я, наверное, пока дрова поукладываю, – пробормотал Янис, передавая письмо.

— Куда? А ну, заходить и раздеваться! Сначала осмотрю состояние, потом писульки будем разбирать! – сердито рявкнула врачиха.

Осматривала, слушала легкие, требовала «дышать-не-дышать» долго, вдумчиво, Янис аж вспотел, нагибаясь и крутясь у натопленной печки. Хорошо хоть дорожное белье догадался вовремя сменить, приберег свежую тельняшку.

— Запустили, – вынесла вердикт врачиха. – Легкое – ни к черту! Что ж, будем вытягивать. Гляну, что этот… столичный специалист написал…

Она читала так же внимательно, как осматривала. Никакого румянца уже не было, деловая, сердитая, как врачам и положено быть. Хотя, может это степь влияет – все тут сердитые и малоразговорчивые. Янис неспешно одевался.

— Всё верно, хотя и отвратительно лаконично, – сказала врачиха, убирая послание. – Значит, наблюдаться будете у меня. Зовут меня Софья Александровна. Литр козьего молока каждый день – это строго, хоть кровь из носу. Никаких тяжелых физических работ. Показываетесь: вторник и пятница.

— Виноват, Софья Александровна, но вторник-пятница это вряд ли, – сразу предупредил Янис.

— Вы осознаете, что у вас там с легким? В каком состоянии это самое легкое? Сдохнуть, его выкашливая, хотите? Предупреждаю, процесс не из приятных… – зловеще начала докторша.

— Не-не, я не в том смысле, сдохнуть совершенно не хочу, – заверил ранбольной. – Просто я только что с поезда, мне где-то устроиться нужно, работу найти. Молоко, оно ведь вряд ли бесплатное.

— Ах, в этом смысле. Нет, молоко, видимо, как раз бесплатное будет, за счет совхоза. С остальным, да, пансиона тут нет, обеспечить курортных условий сейчас не получится. Сами видите, не достроили нас, а ведь какая востребованность сейчас с пульмонологическим лечением, – досадливо проворчала докторша. – Насчет остального едва ли есть смысл беспокоиться. Вы же механик и электрик? Нужная профессия, вас живо в Тыхау к делу пристроят. Ждите. Вас же Кирка завезла?

— Да, она, – признался Янис, не очень понимая, как это обстоятельство может повлиять на скорейшее трудоустройство.

— Вот и ждите. Все равно от меня выбраться без лошади и машины не получится. Очень глупо тут амбулаторию пристроили. Ладно, пойдемте-ка пока действительно дровами займемся. Ритмичные дыхательные упражнения вам вполне показаны, а дрова в этом году завезли – откровенное говно! Палки, а не дрова! Поработаем без надрыва, заодно вы мне про Ленинград расскажете. Газеты с жутким опозданием приходят, да в них, уж извините за прямоту, нихера не разберешь.

Янис догадался, что военврача 1-го ранга и степную Софью Александровну связывают не только давнишние личные отношения, но и стойкая жизненно-бранная философия. Видимо, в медицине иначе работать сложно.

Успели добротно уложить поленья, Янис отрегулировал керосиновую лампу – ламповые фитили после начала войны опять же лучше не стали, примерно то же самое слово, что и дрова. Рассказывал про осажденный Ленинград, Софья Александровна пару раз всхлипнула – сама она хоть и давным-давно обосновалась в Тыхау, но была урожденной ленинградкой, в смысле петербурженкой. Потом Янис устранял шаткость докторского стола, Софья Александровна ругалась на молоток и объясняла про местную жизнь.

Вообще-то Тыхау называлась не станция, а целая цепь населенных пунктов, широко раскинутая от железной дороги до лесопоселка у реки. Заготовленный лес сплавляли по реке, а со станции возили всякое нужное для поселка и для животноводов, пасших овец по всей окрестной степи. В шестидесяти километрах имелся город Новокутск, почти десять тысяч жителей, две фабрики, но туда из Тыхау не наездишься.

— В общем, лесхоз у нас и совхоз. Поселок лесхозный вполне приличный, бухают мало, травмы редкие, клуб там есть, и даже фельдшерский пункт – рассказывала Софья Александровна. – Животноводческий совхоз тоже неплох, начальство – нынешний директор товарищ Косьян – толковый мужчина, хотя совершенно без образования. Ты, Янис, сам-то что окончил?

— Школу, среднюю, до конца одолел. Подумывал в университет, но не сложилось, работать пошел.

— Рабочая интеллигенция, значит. Впрочем, это сразу видно. Народ у нас неплохой, но с образованием – глубокая жопа. Десятилетка только в Новокутске, – вздохнула докторша. – Полагаю, карьеру у нас сделаешь. Руки, голова – всё на месте. А легкое в порядок приведем, организм у тебя крепкий, раз еще не загнулся.

— Организм будет стараться и оправдывать доверие, – пообещал Янис. – Но я же у вас ненадолго. Подлечусь и обратно, на фронт. Товарищи воюют, немец, гад прет…

Врачиха глянула с прямотой человека, в юности проведшего немало времени в морге и анатомическом театре: