Странствия Лагардера - Феваль Поль Анри - Страница 69
- Предыдущая
- 69/73
- Следующая
К счастью, маркиз был молод, силен и к тому же ясно представлял, что его ждет, попади он в лапы к этим мегерам. Он не трус, он мужчина и сильней любой из них – но их было слишком много. Без сомнения, его предадут страшным мукам, а потом сожгут заживо.
Собрав все силы, Шаверни рванулся вверх. Но в тот момент, когда он уже достиг края обрыва и считал, что ушел от погони, женская рука схватила его за лодыжку и резко потянула вниз. «Все кончено», – подумал Шаверни.
Пальцы его не разжались – маркиз по-прежнему крепко держался за лестницу, привязанную к дереву, однако он не мог высвободить руку, чтобы сбросить преследовательницу, – тогда он и сам бы потерял равновесие.
Но Шаверни никогда не терял хладнокровия. И внезапно его осенило. Он резко – словно сжатую пружину – распрямил ногу, и каблук его сапога с сокрушительной силой ударил колдунью прямо в курносый нос.
Раздался страшный крик – и Шаверни услышал, как далеко внизу глухо шлепнулось на землю тело…
С этой-то ночи уродка Хуана, последняя королева испанских ведьм, и спит, свернувшись ужом, где-то в горах – одни говорят, что в Пиренеях, другие – в Козлином Доле. ,
XIII. ЛАГАРДЕР ВО ФРАНЦУЗСКОЙ АРМИИ
Бывшие соседи Лагардера по Золотому дому ехали следом за ним, отставая примерно на полперехода. Если бы они слегка подстегнули своих лошадей, то без труда настигли бы его. Но людям Гонзага совсем не хотелось встречаться с шевалье: они предпочитали не расставаться с лаврами, которыми увенчал их Козлиный Дол.
Это было удивительное приключение – не поймешь даже, явь или сон! Пока повесы вспоминали только о колдуньях, они изрядно веселились, но едва им на память приходил Лагардер, как лица их тут же мрачнели.
Они понимали: ни им, ни Филиппу Мантуанскому никогда не одолеть этого человека – ведь он сметал все преграды, выскальзывал из любых ловушек. Не раз уже думали его враги, что шевалье попался или погиб, но он, как некое сверхъестественное существо, вновь исчезал, и никто не мог сказать как и куда.
– Будь он один, – говорил Монтобер, – можно было бы думать, что он продал душу дьяволу и может теперь делаться невидимкой. Но ведь с ним Кокардас и Паспуаль, а этим, и в особенности первому, не так-то просто незаметно сменить шкуру!
Таранн заметил:
– Но ведь мы и Кокардаса видели на виселице, на волосок от смерти, – а он живехонек и потешается над нами. С этой троицей, господа, нам еще не раз придется иметь дело!
– Их четверо, – ввернул Ориоль.
– Ну да, считая Шаверни.
– Нет, – возразил Ориоль, потирая ушибленное место, – это не Шаверни чуть было не размозжил мне ногу камнем из пращи.
– Мы тебя не понимаем.
– Ясно как день: у Лагардера появился новый оруженосец, не хуже остальных. Из его исчезнувшего горба что ни день рождаются новые герои. Поедем помедленней, господа, а не то, если мы, паче чаяния, догоним их, нам придется бежать до самого Мадрида, причем так быстро, что моя больная нога, боюсь, не выдержит.
– Да не каркай ты, – сказал Носе. – Нам и без твоих прорицаний не сладко.
– Верно, – отозвался Монтобер. – Что мы будем делать завтра, господа?
– То, что нам велит Гонзага, – еле слышно прошептал Таранн. – А он собирается вести нас окольным путем, не тем, которым ходят честные люди.
– Примерно то же говорил тебе когда-то Шаверни, – засмеялся Носе. – Да только и попугай умеет повторять правду!
Монтобер, весь погруженный в тягостные раздумья, вновь спросил:
– Так что мы завтра будем делать?
– Будем драться за Альберони против Франции, – вздохнул Ориоль. – Не такие заветы нам оставляли предки!
– Ты хотел сказать «вам», – перебил его Таранн. – Когда наши предки возвращались из крестовых походов, твои латали штаны.
Обиженный толстячок откупщик с неожиданной находчивостью возразил:
– Зато теперь мы с тобой равны. Значит, одни поднялись, а вот другие-то опустились!
Никто не ответил на этот выпад: в глубине души все признавали правоту Ориоля. Неважно, кто были их предки – благородные сеньоры или простолюдины: дела потомков обстояли одинаково плохо.
Итак, приятели замолчали: дворянину всегда тягостно думать, что он не прибавил славы своему роду, и в тысячу раз тягостнее ему мысль, что он запятнал ее.
Один только барон фон Бац не принимал участия в разговоре. Неразборчивому немцу было все равно, чем ему платят: французскими ли экю, испанскими ли дублонами!
Восхищение повес своим покровителем Гонзага давно и бесследно испарилось: теперь они благодаря ему получали не синенькие акции, а раны и синяки. Представься удобный случай уйти от него – и от всей банды, пожалуй, останутся лишь Пейроль с фон Бацем.
Немец не участвовал ни в разговорах о предках (его собственный род оставил по себе в одной из саксонских долин весьма недобрую память), ни в рассуждениях о фамильной чести. Он ехал шагах в двадцати впереди всех. Остальные мало-помалу вновь разговорились.
– Хотите хороший совет? – сказал Ориоль.
– Давай, – ответил Таранн. – Сегодня ты почему-то рассуждаешь на удивление разумно. Поскольку это с тобой впервые, мы тебя, так и быть, послушаем.
– Гонзага послал нас искать Лагардера к французской границе…
– Интересная новость, ничего не скажешь!
– Но граница-то длинная, а принц не сказал, где именно нам надо искать – на западе или на востоке.
– Он сказал, что встретится с нами в Фонтарабии.
– Да, если только нам не придется ехать за Лагардером в другую сторону. Мы можем сделать вид, что пошли по ложному следу. Вы меня поняли?
Монтобер наморщил лоб и задумался.
– Ava! – сообразил он наконец. – И это избавит нас от необходимости сражаться против Франции? Ты это хотел сказать, Ориоль?
– Зачем ты спрашиваешь – ты ведь и так все понял. Ваше мнение, господа?
– У тебя сегодня что ни слово, то золото, – сказал Носе. – Может, нашего Ориоля подменили?
– Я берегу честь и штаны своих высокородных друзей. А то потом придется латать и то, и другое.
– Слушай, ты сегодня погибнешь под бременем собственного остроумия! – воскликнул Таранн. – Нивель далеко, и вынужденное воздержание благотворно действует на твои умственные способности. Ну а теперь перестань задираться и расскажи нам, как это сделать.
– Все очень просто… Только подъезжайте ко мне поближе, чтобы не услышал фон Бац.
И пока барон, не замечая ничего вокруг, насвистывал какую-то песенку, толстячок откупщик шепотом изложил свой план.
Молодые дворяне, привыкшие подтрунивать над недалеким и трусливым Ориолем, так и ахнули. Финансист дал им сто очков вперед, отыскав способ не порывать решительно с Гонзага, но и не идти с оружием в руках против своей родины и избежать таким образом окончательного падения.
– Твою руку! – сказал Носе, подъехав к Ориолю. – Мы сделали много низостей, но благодаря тебе не совершим хотя бы этой.
Вскоре пятеро всадников добрались до деревни Тафалья. Там все еще спали; много труда стоило французам достучаться, чтобы их пустили на постоялый двор.
– Давайте вздремнем часок-другой, раз время есть, – предложил Монтобер. – Нам теперь, может быть, долго не придется спать.
– А мы не етем ф Памплону? – спросил барон.
– Едем, но торопиться некуда: Лагардера там нет, Гонзага будет только завтра.
Приятели поставили лошадей в стоила и кое-как расположились к верхней комнате; один лишь Монтобер пожелал остаться в общей зале. Четверть часа спустя фон Бац заливисто храпел, а все прочие старательно притворялись спящими.
Так прошло около часа. Вдруг в дверь отчаянно забарабанили кулаком. Носе бросился открывать. На пороге явился Монтобер и закричал:
– Подъем!
Все тут же вскочили, не исключая и барона, который, зевая, спросил:
– Ф шом тело? Я фител сон, путто мы опьять с теми тамами… колыми, шорт потери!
– Какими еще «тамами»?! Я только что говорил с самим Лагардером!
- Предыдущая
- 69/73
- Следующая