Тайна Обители Спасения - Феваль Поль Анри - Страница 43

• Предыдущая
• 43/111
• Следующая

Реми уже не слушал ее; уставив глаза в пол, он произнес:

– Вы пришли просить у меня его жизнь.

– Нет, – твердо ответила Валентина. – Я пришла сказать вам: он невиновен, и вы это знаете.

– Я это знаю! – прервал ее Реми с внезапной злостью. – Вот оно на столе, его досье: полный набор неопровержимых улик!

– Вы это знаете, – упрямо повторила Валентина. Она сказала это так властно, что следователь замолчал.

Девушка тоже хранила молчание.

В смертельных дуэлях самым волнующим является момент, когда противники отдыхают, опершись на окровавленные шпаги.

Первой заговорила Валентина; она даже попыталась улыбнуться, но это была скорбная улыбка мученицы.

– Как далек от нас вчерашний вечер, господин д'Аркс! – промолвила она. – Вчера вы попросили моей руки, я вам ответила отказом, но при этом попросила вас о встрече: я хотела исповедоваться перед вами, потому что ни к кому в мире я не испытываю такого глубокого уважения и симпатии. И вот разразилась катастрофа, которая сделала нас врагами.

Господин д'Аркс, Морис обвинен в убийстве, и следствие по его делу ведете вы.

Вы допрашивали его – он отвечал вам правду: этот человек никогда не лжет. Во всяком случае вам уже известна часть того, о чем я собиралась рассказать, и романтической историей Флоретты вас уже не удивишь.

Но я вам также обещала раскрыть секрет совсем другого рода. Случайно мне попался на глаза ваш труд, доверенный вами полковнику Боццо, мне известно о битве, которую вы ведете, и именно по поводу сей битвы мною было сказано: «Я, как и вы, жертва этой чудовищной преступной организации, между нами существует таинственная связь...» Так вот, точно такая же связь существует теперь между вами и Морисом Паже. Неужели вы откажетесь защитить его от тех, кто убил вашего отца?

Реми, не решаясь поднять на нее глаза, холодным тоном ответил:

– Когда-то я верил во все эти россказни, мадемуазель, но теперь не верю.

– Вы говорите неправду! – сурово осадила его Валентина. – Вы в них верите и будете верить до своего смертного часа.

Она взяла Реми за руку, хотя он и пытался воспротивиться этому.

– Будьте же сострадательны, – промолвила она, глядя на него умоляющим взглядом. – Страшная беда обрушилась на меня и Мориса, и я чувствую себя виноватой. Ведь я дважды погубила любимого – когда выдала его полиции и когда внушила вам эту несчастную страсть, которая мутит вашу совесть.

Реми все еще держал ее руку, и она жгла его; прижав ее к своему сердцу, он воскликнул:

– Я в аду, но этот ад мил мне! Каждое ваше слово ранит меня и одновременно пьянит. Я люблю вас! Я люблю вас так, как никто никогда никого не любил! Ваш приход лишь раздувает пламя, пожирающее меня. Неужели вы не понимаете, как опасна эта встреча наедине?

Он оттолкнул ее руку, отодвинул подальше свое кресло и стонущим голосом произнес:

– Ох! И зачем только вы пришли?

– Я пришла, – ответила Валентина, глядя на него спокойным и чистым взглядом, – чтобы спасти его и отомстить за себя.

– Вы его любите, как я вас, – саркастически кривя губы заметил Реми, – вы его любите до безумия.

– Да, я его очень люблю.

– Разве же это не безумие, – продолжал молодой судья, – возлагать на меня какие-то надежды после всего, что я вам тут наговорил! Неужели вы не понимаете?! Да ведь то, что я вам сказал, не выражает и сотой доли мук, терзающих мою душу. Знали бы вы, о чем я думал перед вашим приходом! Прочь притворство! Ваш Морис невиновен, но он – помеха моей любви и потому умрет. Я готов на преступление, низкое и подлое, я готов на святотатство, ибо судья зачастую – тот же священник. Я так люблю вас, что ваш Морис умрет!

Он говорил усталым задыхающимся голосом, вцепившись обеими руками в подлокотники кресла. Валентина смотрела на него печальным взглядом, не утерявшим мягкости выражения.

– Нет, нет, – заговорила она, словно обращаясь к самой себе, – я люблю его не до безумия, такой любви он не захочет. Вы нашли точное слово – «безумие»... вы бредите, вас лихорадит, я вам не верю. Успокойтесь и выслушайте меня внимательно, господин д'Аркс: Морис вовсе не помеха вашей любви.

Реми глядел на нее неподвижным взором, ему казалось, что он ослышался.

– Что тут удивительного? – спросила Валентина. – Я хочу спасти его и отомстить за себя. Слышите? Я так хочу! Вы распоряжаетесь его жизнью, я распоряжаюсь моей рукой, так вот, я вам предлагаю свою руку в обмен на его жизнь.

В глазах Реми появилось изумление.

– Вчера, – продолжала Валентина, – вы меня не совсем верно поняли, господин д'Аркс. Я сказала, что помехой нашему браку является мое прошлое. Теперь вы его отчасти знаете: прежде чем стать мадемуазель де Вилланове, я была Флореттой из циркового балагана. Если вас это не пугает, я буду вам хорошей женой.

– Значит, все это мне снится... – промолвил Реми д'Аркс, все еще не пришедший в себя от изумления.

Валентина вынула из-под мантильи завернутую в бумагу тетрадь и, положив ее перед судьей, сказала:

– Необходимо, чтобы вы хорошенько узнали ту, что собирается носить ваше имя. Здесь вся моя жизнь, и, клянусь Богом, все здесь написанное – это чистая правда. Здесь же, как я вам обещала, раскрыта одна тайна: узнав ее, вы поймете, что враги у нас общие. Ваша ненависть уже стара, но я помогала ей еще до того, как выросла и окрепла моя собственная. Что толкнуло меня к вам? Не знаю._ Быть может, рок, Но теперь я тоже хочу мести, она является условием нашего договора: вы накажете людей, которые отняли у меня мое счастье.

– Ваше счастье?.. – повторил Реми сокрушенным голосом.

– Да! – спокойно ответила Валентина, вскинув голову. – Мы же говорим напрямую, господин д'Аркс: я вам предлагаю сделку и ставлю свои условия. А теперь я жду ответа: вы согласны?

Ни тени презрения не было в тоне девушки; Валентина выразилась совершенно точно: она предлагала сделку и делала это без ложного стыда, с чистой совестью, открыто. Другие, вероятно, прибегли бы к каким-нибудь смягчающим уловкам, но Валентина, верная своей натуре, действовала напрямик.

Это было существо исключительное, и отважная душа ее красотой не уступала лицу.

Каким бы ни было ее происхождение, а мы увидим, что и сама она сомневалась в своем праве называться мадемуазель де Вилланове, – в жилах этой девушки текла благородная и гордая кровь.

В деревенской глуши встречаются иногда такие удивительно цельные натуры; иногда они попадаются и в городах. Те, что любят льстить народу, уверяют, что ими переполнены мансарды, но те, что любят льстить богатым и знатным, не решаются утверждать, что ими переполнены будуары.

Такие люди, это факт, однако их редко встретишь как наверху, так и внизу.

Валентина явилась не из мансарды и не из будуара. Специфическая среда, в которой прошли ее детство и юность, была совсем иной. Пестрый ярмарочный народец, частью которого она являлась когда-то, тоже восхищался ее исключительностью.

Светское общество, в которое она попала внезапно, без подготовки, напрасно вглядывалось в нее пристальным и подозрительным взглядом: долгое пребывание среди простонародья не оставило в ее душе никаких следов.

Она, разумеется, ни в чем не походила на своих очаровательных салонных подружек – точно так же, как прежде не походила на бедных товарок по цирковому ремеслу, но в своей безусловной оригинальности она оставалась столь благопристойной и деликатной, что аристократы, посещавшие особняк Орнан, восхищались ею не менее, чем ярмарочные фигляры.

Она оставалась сама собой, она подчинялась только голосу совести в делах серьезных и только своему безупречному вкусу в забавах.

В том странном и тяжелом положении, в котором она оказалась, можно было бы, наверное, действовать иначе, чтобы быстрее добиться желанной цели, но Валентина знала только одну дорогу – прямую.

Реми д'Аркс тоже был отшельником, и его жизненный путь тоже пролегал вдали от проторенных путей, но все же он был человеком слишком светским, чтобы не оскорбиться откровенной резкостью сделанного предложения, хотя оно и отвечало самым пылким чаяниям его души. В голосе Валентины действительно не звучало ни капли презрения, но сама эта предложенная сделка выглядела столь цинично, что Реми д'Аркс окаменел.

• Предыдущая
• 43/111
• Следующая