Предчувствие смуты - Яроцкий Борис Михайлович - Страница 35

Он не сказал. Не было повода. Но испуг Соломии запомнил. Соломия не хотела, чтобы Микола потерял дружбу со Шпехтой. Для молодежи при нынешней безработице пан Шпехта находил работу непыльную, но денежную. Намеревался найти и Миколе. Он просил Соломию присматриваться особенно к этому хлопцу: руки у него золотые, а в голове — загадка. Но главное — он из Слобожанщины. А Слобожанщина… Уже не одно столетие политики гадают: это Украина или Россия?

А может, украинская Россия? Земля, которая не делится между близкими по крови народами?

Это позиция Миколы. Но на откровенность его никто не вызывал, и он держал свою мысль при себе, никому ее не навязывал.

Илья был яростный слобожанин, и это их сближало как земляков, но не знали они главного, что было бы для Миколы потрясающей новостью, а Илью повергло бы в шок.

В годы своей молодости Валентина Леонидовна Пунтус лечилась от бесплодия не в Киеве, как она сообщала мужу, а во Львове. Какое-то время донором у нее был отдаленно похожий на Алексея Романовича мужчина (врач подбирал по фотографии). От него она и зачала Илюшу. Были доноры и киевские, но через много лет львовский ее разыскал по счастливому совпадению. Это был Зенон Мартынович Гуменюк, старшина сверхсрочной службы штаба Прикарпатского военного округа. К этому времени он уже уволился в запас, работал инструктором в тире, который выкупил у штаба адвокат Шпехта.

Однажды к нему по объявлению в стрелковый тир пришли четыре студента. Зенон Мартынович отбирал кандидатов на соревнования. Все четверо стреляли примерно одинаково. Но выбор остановил на чернявом плечистом студенте. Студент оказался родом из Слобожанщины. Более того, из села, где проживала знакомая Зенона, с которой двадцать лет назад его, как потенциального донора, свел врач-гинеколог Ярослав Евстафиевич Ярош.

Прошло много лет, и на квартире у Шпехты этот самый Ярослав Евстафиевич удивил Зенона Мартыновича.

— У вас, пан добродий, — сказал он, как будто вручал орден, — на Слобожанщине растет легинь. Та женщина, с которой вы в медицинских целях совокуплялись, недавно посетила Львов, интересовалась вами.

— Для чего? Еще раз совокупиться?

— Сейчас у нее такая надобность отсутствует. Она пожелала узнать, кто у сына ее настоящий отец и нет ли у настоящего отца серьезной наследственной болезни? Я ее успокоил: с наследственными болезнями в армии не держат. А донор, слава богу, дослужил до пенсии и до сих пор на здоровье не жалуется. Я не ошибаюсь?

Там же, в квартире Варнавы Генриховича, выпили за сына Гуменюка. Зенон Мартынович взял адрес этой слобожанской женщины.

Гуменюку удалось выпытать, что собой представляет семья его сына. Он узнал, что сына звать Илья, по документам отец у него Пунтус Алексей Романович, значит, он Илья Алексеевич. У него есть братья Клим и Юрий, и сестры Юля и Оля. Пока еще никто не женат и незамужем.

Зенона Мартыновича удивляла Валентина, мать всех этих детей. По заверению врача, муж Валентины (она предъявила документы) в детстве был серьезно травмирован — произвести потомство не мог. Об этом он и жене признался в первую брачную ночь. Остаток ночи Валентина проплакала, а утром побежала к матери за советом: разводиться или пока воздержаться?

В те времена развод был делом серьезным. К тому же муж был председателем колхоза, активным партийцем. Разводиться, по его словам, никак было нельзя. Мать, по-селянски мудрая, ответила дочери мудрой поговоркой: «Живи, дочка, как велят наши ангелы. А велят они разумно: коль наша коровка — теленочки наши».

И запрыгали теленочки в курортных городах: в Сочи, в Одессе и даже в Дубултах. О путевках заботился Алексей Романович. Ему, как председателю передового колхоза, путевки всегда находились. Мотаться по курортам председателю было некогда: весной и осенью посевная, летом уборка, а вот зимой уважающие себя люди по курортам не раскатывают. Алексея Романовича выручала жена, Валентина Леонидовна. С отдыха и лечения возвращалась веселая и беременная. Алексей Романович вздыхал, но не отчаивался: «Кровь — разная, а семья — одна». Не было в семье ни ссор, ни драк, а если на улице ребятам приходилось драться — не было сплоченней братьев Пунтусов.

И мать гордилась своими детьми: братья дружные, работящие, сестер любят, никому не дают в обиду.

Алексей Романович знал, что это не его кровные дети, но жену не ревновал к донорам: донор — не любовник, а подсобный рабочий. За многие годы Пунтус привык руководить большим коллективным хозяйством и семью считал первичной ячейкой общества, коллективным хозяйством, только меньшего масштаба. Коммунизм, как ему внушали на политучебе, начинается с коллектива. В райкомовской библиотеке ему даже книжку выдали для чтения. Называлась она «Город солнца». Ее автором был заграничный монах по фамилии Кампанелла. Книжку монах сочинял в тюремной камере, прикованный цепью к каменной стене. Этот монах считал, что у людей все должно быть общим, включая производство детей.

Мысль монаха была заманчивой, полезной для социализма. Будь такие монахи во главе государства, в восемь-десять пятилеток решили бы проблему заселения Сибири и Дальнего Востока активными строителями новой жизни, а уж в европейской части Союза — и задумываться нечего: даже в своем колхозе были бы заполнены все рабочие места и созданы новые — на перспективу.

Но неожиданно колхоз рухнул — прокатился по стране черный смерч перестройки. Вместо потребности появились излишки рабочей силы. Все, кто мог, покидали Слобожанщину, уезжали на заработки. Россия была под боком, туда и уезжали.

Отправлялись, конечно, и в другие страны, в ту же Польшу, но в Польше надо было согласиться, что ты человек второго сорта и не обижаться, когда к тебе будут относиться, как относится хозяин к рабочей лошади.

Надобность в ускоренном росте народонаселения отпала. Уже и без Кампанеллы разобрались, как люди размножаются. Книжка со штампом библиотеки парткабинета осталась в книжном шкафу бывшего председателя колхоза. Ее регулярно читал, похохатывая, Илюша. Он понял, что автор — мужик умный, но книга для нашего времени не подходит. Сначала надо, как мыслил Илья, освободиться от всего неудобного, что ограничивает свободу, прежде всего от цепей. Например, от телевизора, который своей брехней задурил всем головы, а потом уже производить потомство. Только чтобы оно было свое, кровное.

Илья — он знал это точно — сын своей матери, коренной слобожанки, любящей своих детей.

Он также знал, что у него где-то есть и родной отец. Он чувствовал, что от его отца, как и от Алексея Романовича, исходит энергия. Но между ними существует барьер, нависает, словно туманная дымка. Даже в призрачные минуты задушевного разговора эта энергия проявляется каким-то безразличием. Алексей Романович безбоязненно посылал сына в опасные командировки, откуда была велика вероятность не вернуться живым.

И сейчас он преспокойно дал согласие: «Езжай, сынок, только не в убыток себе». Выгода — никчемная: найти человека, который мог бы переправлять наркотики. Кто он будет: чеченец, русский?.. Какая разница, в бизнесе нет национальности — есть выгода. И не забывай о боге. Религия — любая — обладает неограниченными возможностями для умножения капитала. Не случайно некоторые дальновидные члены партии протиснулись в первые ряды верующих, истово крестятся перед иконами, шокируя обывателя своей религиозностью.

Заметила Валентина Леонидовна, что Алексей Романович втягивает Илью в какую-то опасную авантюру, и эта авантюра связана с куплей и продажей наркотиков, за что можно схлопотать лет пятнадцать тюрьмы. Втайне от мужа она сообщила во Львов: найди Илюше безопасную работу, огради его от неумного влияния Пунтуса.

Зенон Мартынович решил съездить на Слобожанщину, ближе познакомиться со своим кровным сыном, а заодно выполнить одно очень важное поручение своего шефа…

Вот и все объяснение, почему в Сиротине оказался Гуменюк.

Под вечер по распоряжению мастера машину загнали в сарай. Микола догадался: здесь будут грузить гроб. Сначала из подвала выносили какие-то доски, фанеру, обрезки ДСП.