Предчувствие смуты - Яроцкий Борис Михайлович - Страница 55

Микола не заметил, как с шоссейки свернула легковушка, стала боком к уазику, перегородив выезд на дорогу.

Дрема пропала не сразу. В первые мгновения показалось, что это продолжается сон. Из легковушки вышли двое в пятнистой униформе, направились к уазику. Над опущенным стеклом один, высокий, усатый, просунул руку, попытался изнутри снять стопор, но, заметив открытые глаза водителя, спросил:

— Что везешь, служивый?

— Что везу, то везу. Куда лапу запускаешь?

Тот рванул было дверцу.

— Вылазь! — Но дверца была на стопоре.

— Отойди, — повелительно сказал Микола. — И машину убери с дороги.

Незнакомец, не в силах забраться в салон, сунул в окно кулак, пытаясь ударить водителя. К незнакомцу подбежал второй.

— Не открывает, сука. Не хочет по-хорошему.

Оба принялись торопливо дергать ручку. Микола нажал на педаль стартера — машина сразу же тихо зарокотала. Включил дальний свет, чтобы лучше разглядеть подъехавшую легковушку. Это был БМВ синего цвета, в каких обычно щеголяют мелкие бизнесмены. Стекла тонированы. Сколько их там, в салоне, — не видно, зато увидел, как в руке нападавшего сверкнуло широкое лезвие ножа. Мелькнула мысль: «Таким ножом эти бандюги попытаются вывернуть стопор».

Пока их было двое, но мог появиться и третий.

«А где же Илюха? — стучала в голове тревога. — Куда запропастился? Может, они его уже прикончили?» Микола впервые пожалел, что, кроме отвертки, нечем обороняться. Обычно водители, чтоб не схлопотать судимость, берут в дорогу гаечный ключ или гантель, а то и замашистую биту. Как-то Зенон Мартынович обмолвился: «Умный водитель надеется на крепкий кулак, а если кулак слабоват, а ты — женщина, храни под ковриком в резиновой перчатке детскую спринцовку с кислотой для аккумулятора».

Бандюга, что пониже ростом, побежал к легковушке, выхватил монтировку, но, не отбежав и двух шагов, споткнулся, упал. Микола заметил, как возле легковушки завязалась борьба. Догадался, там — Илья.

Борьба яростная, но ни крика, ни шума, как в немом кино. И уже высокий, первым подбежавший к водителю, бросив возиться с дверцей, поспешил к своей легковушке.

«Убьют Илью!» — Микола не сомневался, что там мог оказаться только его напарник. Оставив уазик с включенными фарами, Микола бросился ему на выручку. Но Илья уже на ногах встретил высокого ударом монтировки — выбил из руки нож. Крикнул Миколе:

— Машину! На дорогу! Исчезаем!

Да, надо было исчезать. Неизвестно, кто еще подъедет и сколько их будет.

Разогнав уазик, Микола таранил легковушку, бампером помял ей кузов. Вырулил на дорогу. Остановился. Нужно было удостовериться, как сильно помяты крыло и передний бампер.

Подбежал Илья — разгоряченный, взволнованный, в руке — ребристая монтировка.

— Ну что?

— Крыло рыхтовать придется.

— Гони! Нагонят — нас так отрыхтуют…

Дорога была сносная, почти как магистраль. Машина шла ровно. И только крыло уазика напоминало о себе дребезжащим скрежетом. Уже отъехали километров пять, когда Микола, притормозив, свернул на обочину.

— Ты — шо? Гони дальше.

— Куда? Трет. Разве не слышишь? Загубим резину.

— Хрен с ней, с твоей резиной! — Илью все еще бил озноб. — Уазик — не наш.

А через каких-то полчаса, когда Дибривский лес остался далеко за бугром, обоим стало смешно. Так обычно смеются дети, когда коварная затея удается и никакого наказания не последует.

— Как-нибудь, Миколка, дотянем. Помнишь, как наш сельчанин, бывший летчик, когда в гостях нагружался горючим, брел по улице и будил всех собак, чтоб дотянуть до своей хаты «с одним мотором и на одном крыле».

Микола улыбчиво отозвался:

— А у калитки перед хатой тетя Сима встречала его со скалкою в руках.

Напарники, все еще в пылу воинственного азарта, не скрывали ребяческой радости, что обошлось без потерь, не считая ушибов: нападали не бандиты, а какие-то придурки — охотники за копеечной мелочью.

Синие глаза Ильи, как после удачного фокуса, озорно сияли — удачно выскочили из Дибривского леса. Помятые, но целые. Хотя Илья все-таки пострадал: из-под расстегнутого воротника выступала кровь. В горячке схватки он даже не заметил, что его все-таки чиркнули ножом.

Рассветало. Залетавший в салон сырой холодный ветер заставил Илью надеть брезентовую куртку.

Впереди выплывал из тумана обширный лесной массив. Само собой возникало чувство настороженности: не поджидают ли настоящие бандиты? Наставят стволы — из машины высадят. Успокаивало одно: уазик — не «мерседес», да и устойчивый мерзопакостный запах отобьет охоту покуситься на далеко не новую тачку.

Ехали в приподнятом настроении. Кивком головы Микола показал на монтировку, которую Илья держал на коленях.

— Хоть и чиркнули тебя, зато ты с трофеем.

— Ну да, конечно, — согласился напарник. — А вот кто совершил на нас, бедных и несчастных, нападение, я тебе сейчас покажу.

При этих словах он достал из бокового кармана брезентовой куртки зеленые корочки с цветной фотокарточкой. Прочитал: «Головний консультант депутата районной рады Степанюк Григорий Наумович».

— Консультант — это помощник депутата, — уточнил Микола. — Видимо, этому Григорию Наумовичу что-то было нужно от нас.

— Деньги, — сказал Илья.

— А что там у него в бумажнике?

— Какие-то квитанции. Гривны…

— Сколько?

— Один «Тарас Григорьевич» и две «Леси Украинки». Немало. С такой добычей и в ресторан не стыдно…

— Бумажник выкинь, — и, видя, что тот пихнул трофей обратно в боковой карман, повысил голос: — Ну, кому сказано!

Илья обиделся:

— Тоже мне — сеятель…

— Чудак, этот кошелек кто-то подберет, передаст в районную раду…

— Расстаться с «Тарасом Григорьевичем» и с красавицей «Лесей»? А она в два раза дороже «Тараса Григорьевича». Вот ты, Микола, чудак. Если бы Лесе на ее светлую голову да витое, как плеть, желтое рулевое колесо, будет она похожа на одну знакомую тебе аферистку.

— Все равно — выкидывай!

— А куда монтировку?

— Я же тебе сказал!.. Вовремя избавляйся от всего соблазнительного — и никто тебя не заподозрит, что ты прикасался к недозволенному. Хочешь долго жить — не бери чужого. Сколько в бывшем Союзе олигархов?

— Немало.

— И над каждым, представь себе, стоит костлявая с косой.

— Откуда тебе это известно?

— Не мне, а им. Они нанимают телохранителей, а это верный признак того, что рано или поздно наниматель будет убит.

— А если в ДТП голова отлетит?

— Значит, нанимателю повезло: его не убили — сам погиб.

— А мы?

— Мы олигархами не будем — мы не той породы.

— А мой отец на меня надеется… В институт устраивал…

— Вот если бы ты, Илюша, сам поступил.

— А зачем? Диплом я купил.

— Экономиста?

— Бери выше. Я — финансист. Съездил в Харьков, в Академию Ярослава Мудрого. Ты, Микола, сколько лет учился на инженера. Шесть? А я — одну неделю. Может, и раньше закончил бы, да пока нашел приличный ресторан. Снял банкетный зал на Холодной горе. Дороговато обошлось. А моему корешу — диплом он тоже купил — ресторан обошелся буквально за гроши. Он со своей самогонкой. У него подпольный завод. Если нужно будет, я дам его адресок. У него православная фамилия.

— Илюха, а ты не чеховский персонаж?

— А при чем тут Чехов?

— Тот припоминал, да не мог припомнить лошадиную фамилию.

— Вспомнил. Свичка! Он сразу же в аспирантуру подался. Будет профессором. А может, и доктором. Денег у него навалом…

— А ты в науку не хочешь?

— Хочу, конечно… Деньги у батька есть… Обещает купить каждому диплом доктора наук, а Климу, как самому высокому — у него метр девяносто — и диплом профессора.

— Какие все вы умные!

— Валюта позволяет…

Так и ехали они, дружески беседуя. Не верилось, что в недалеком прошлом была между ними ожесточенная вражда. Враждовали семьи. А дрались между собой братья Пунтусы и братья Перевышки. Юрий не любил кулаки чесать, за что не однажды с презрением упрекал его Алексей Романович: «Не способен ты постоять за честь нашего рода. Нет у тебя семейной гордости».