Младший научный сотрудник 4 (СИ) - Тамбовский Сергей - Страница 32

— Петя, — сказал Брежнев, — Индира хочет с тобой познакомится.

— С удовольствием, — перешел я на английский, — почту за честь быть знакомым с лидером независимой Индии.

— Ты и по-английски говоришь? — удивилась Индира, затем она встала со своего места, обогнула стол и пожала мне руку. — Как тебя зовут?

— Петр Балашов, к вашим услугам, мэм, — отчеканил я.

— Что там у него случилось? — спросила далее она, — у вашего представителя?

— Ерунда, — ответил я, — защемление шейного отдела позвоночника. На моем месте любой квалифицированный врач бы справился.

— Я запомнила, как тебя зовут, — напоследок сообщила она мне, вернувшись вслед за этим на свое место.

Зита и Гита в прямом эфире

Больше до вечера ничего особенного не произошло. Ну если не считать обеда — нам, сопровождающему персоналу, навалили целую гору еды, хоть обожрись. На первом месте у них было так называемое карри — это не соус, как думают жители России, хотя и соус тоже, а под этим именем объединяется целая куча блюд из курицы, баранины, риса и овощей. Все это, естественно, острое, как бритвенное лезвие.

Кроме этого обязательного блюда нам принесли маханвалу, цыпленка в масляном соусе, тандури, это цыпленок же, но предварительно маринованный и запеченный при большой температуре, бирьяни, где вообще все было смешано от мяса ягненка и до сухофруктов с апельсиновым соком, и гунтабу, фрикадельки в йогурте почему-то. Вместо хлеба у них тут лепешки были типа нашего лаваша, назывались они чапати, если из пшеницы, и пападам, если из чечевицы. А на десерт было мороженое под названием кулфи, творожные шарики в сиропе расгулла и блины с сиропом под названием джалепи. Все эти названия нам озвучил специально выделенный для нашей делегации индийский шеф-повар, необъятной толщины мужчина в традиционном индийском балахоне.

Я с большой осторожностью пробовал каждое блюдо по пять грамм, памятуя о том, как чуть не насмерть отравился как-то раз этим дело в своей прошлой жизни. Но все остальные отрывались по полной программе. За обедом меня продолжил, кстати, пытать вопросами Александров-Агентов.

— Так что там насчет моей спины-то? — спросил он, управившись с большой порцией тандури.

— Можно попробовать, — осторожно отвечал я, — но результат я гарантировать не стал бы. Остеохондроз штука такая… непредсказуемая.

Договорились мы с ним, короче говоря, встретиться по возращении из знойной Индии на родную землю, не прямо же в президентском дворце этим заниматься. А тут и переговорщики вернулись, кроме Брежнева и Тихонова, конечно — для первого персональные апартаменты отведены были, а второй отлеживался в местном лазарете. Я перекинулся парой фраз с Цукановым, а затем вплотную занялся министром внешнеторговых связей.

— Николай Семенович, — прямо и без обиняков сказал я ему, когда он съел какое-то блюдо с общего стола, — я Петр Балашов и у нас есть одно общее дело.

— Что ты Балашов, это я хорошо запомнил, — усмехнулся он, накладывая себе вторую тарелку тандури, — Индире ты понравился. А что за дело, напомни…

— Так электронная игрушка же, — напомнил я, — под названием Тетрис. Там, где кирпичи надо укладывать ровными штабелями…

— Вспомнил, — отвечал он, наворачивая цыпленка, — любопытная штучка, у меня племянник двое суток в нее играл, пока я не отобрал ее назад.

— Так я чего, Николай Семенович, — продолжил я, — хотелось бы, так сказать, узнать судьбу моего изобретения. В общих чертах хотя бы…

— Много же у тебя разных способностей, — проворчал Патоличев, — и людей лечишь без лекарств, и электроникой профессионально занимаешься.

Это ты еще не знаешь про стендап, подумал я. Ну и хорошо, что не знаешь, давай с игрушками пока разберемся.

— Не жалуюсь, — коротко ответил я, — так если способности имеются, зачем их в землю зарывать, верно?

— Ну да, — неопределенно повращал руками он, — есть в этом некоторая сермяжная правда. Что насчет этой игрушки… — и он замолчал на добрую минуту, в течение которой поглощал индийское мороженое по имени кулфи. — Я знаю, что электронщики выступили резко против…

— Я тоже в курсе, — подтвердил я, — не понравилось им там мое творчество. Вообще никак.

— Это не есть здорово… но не смертельно, — заметил Патоличев, — у нас и другие предприятия электронного профиля имеются, не подчиненные МЭПу. На одно из них, в Новосибирск, если не ошибаюсь, на днях ушел заказ на опытную партию твоих Тетрисов. Сто штук — хватит на первое время, надеюсь.

— Это радует, — отвечал я, — а что насчет доработки и соответствия стандартам? Цуканов, кажется, такую претензию озвучивал.

— Да это простая отписка была, — поморщился Патоличев, — бюрократические правила же требуют к чему-то придраться, вот и зацепились за то, что на поверхности лежало. А так-то там все один-в-один пошло, как в оригинале. Название разве что подправили…

— И как же оно теперь называется? — с упавшим сердцем спросил я.

— Квадратик, — с улыбкой поведал он мне, — Тетрис это слишком по-заграничному, у нас такое не любят.

Ладно, что не Кружочек, подумал я, но придираться не стал.

— Этой осенью будут две большие выставки, где мы обычно продукцию МЭПа демонстрируем, — продолжил Патоличев, — во Франкфурте и в Вене. Так что мы и туда, и сюда твою игрушку заявили… кстати, ты и сам мог бы съездить если не на обе, то на одну-то точно — фирмачи любят, если пояснения дает сам изобретатель-рационализатор.

— Отлично, — обрадовался я, — давно мечтал съездить во Франкфурт… это который на Майне, надеюсь, не на Одере?

— Конечно на Майне, — уверил меня он, — в ФРГ в общем. Там огромный выставочный комплекс, штук 30 разных выставок за год проходит, в декабре будет электронный форум, туда и отправим твой Тетрис.

— Квадратик, — поправил его я, — по-английски будет Square… тоже неплохо звучит. Кстати, у меня еще одна разработка в запасе имеется, потенциально способная привлечь иностранных заказчиков.

— Ну расскажи, — улыбнулся Патоличев, — все равно до концерта делать нечего.

— Это телефон без проводов, можно назвать его радиотелефон, — уж про персоналку я решил не заикаться, сложно это и муторно, остановимся на телефоне, — состоит из двух составляющих — консоль лежит на столе или там висит на стене, ограниченная в передвижениях телефонным проводом и электросетью. А трубка располагается на консоли — обычно она заряжает там свой аккумулятор, а во время разговора может свободно перемещаться вместе с разговаривающим человеком и имеет все 6 степеней свободы. В пределах комнаты или даже квартиры или даже офиса вполне работоспособна. Связь с консолью на специально выделенной частоте радиоволн. Если правильно подать это дело, можно хорошо раскрутиться — народу в общей массе нравится, когда ему добавляют свободы… хотя бы такой вот свободы передвижения.

— Любопытно, — ответил Патоличев, — я, кстати, что-то подобное уже видел в каком-то западном проспекте… и даже не один раз.

— Идея витает в воздухе, так что тут надо бы подсуетиться… можно на ту же франкфуртскую выставку образец-другой отправить.

— У тебя и образец уже есть? — справился Патоличев.

— А как же, даже две штуки — испытано и проверено, все работает в пределах плюс-минус пяти метров.

— Когда вернемся в Союз, набери меня, — и он протянул мне визитку аж с тремя телефонами, — может и договоримся о чем-то.

А в этот момент к нам прибыло пополнение — в зал через южные двери вошли трое мужчин довольно преклонного возраста. Двое из них показались мне чем-то знакомыми.

— Академики подъехали, — сообщил мне Патоличев, — их отдельно привезли на рейсовом самолете, как я слышал. Атомную тему будут поддерживать на завтрашних переговорах.

Точно, щелкнул у меня в голове какой-то триггер, высокий и лысый это ж Александров собственной персоной, президент Академии, а тот, что справа от него Велихов, вице. Третий совсем незнакомый был. К ним сразу подошел помощник с двойной фамилией и проводил к дивану в глубине зала. Они проходили мимо меня, когда глаз Александрова зацепился за мою удивленную физиономию.