Офицерская доблесть - Тамоников Александр Александрович - Страница 12
- Предыдущая
- 12/66
- Следующая
Ольга продолжила задавать вопросы:
– Ты уволился?
– Да.
Он поднял трость, добавив:
– По состоянию здоровья.
– А что случилось?
– Авария. Перевернулся на машине, поломался так, что служить дальше не разрешили. Случай.
– Да, вся наша жизнь сплошной случай.
Николай, видя, что разговор Оле дается тяжело, сменил тему и спросил наконец то, что и должен был спросить:
– У тебя, Оль, в хозяйстве гвоздодера, лома или монтировки не найдется? В собственный дом не могу зайти. Двери наглухо заколочены, а Володька с семьей отсутствует.
– Конечно! Сейчас что-нибудь найду.
Николай вновь нервно закурил, а Ольга, захлопнув за собой дверь, прижалась к ней спиной, прошептав:
– Господи! Что же это такое? Ну, зачем, зачем он вернулся! Боже! Как же теперь жить?
Она приложила прохладные ладони к щекам, закрыла глаза. Из-под ресниц по щекам скатилась серебристая слезинка. За ней другая. Женщина заплакала, задрожав хрупким телом. Появление Николая словно взорвало Ольгу изнутри, с острой, колющей болью, разбередив ей душу так и не остывшей первой любовью. Оторвавшись от двери, женщина бросилась на кухню, открыла кран и подставила лицо под струю холодной воды. Из комнаты вышел мальчик десяти лет:
– Что с тобой, мама? Тебе плохо?
Женщина вытерла лицо полотенцем, ответив:
– Нет, сынок.
– А что это за дядя, с которым ты на улице разговаривала?
– Это наш сосед. Он и раньше здесь жил. Я с ним в одном классе училась. Потом дядя Коля, так его зовут, стал военным, а сейчас, отслужив в армии, вернулся. Кстати, Валера, ты не знаешь, где у нас гвоздодер?
– В сарае, наверное, а зачем он?
Мать объяснила:
– Дяде Коле надо дверь в хату открыть, там же все заколочено.
– А топор подойдет?
– Да, должен.
– Сейчас принесу.
Валера вышел в сени и вернулся с топором:
– Вот, мама.
– Спасибо, касатик, спасибо, родной.
Женщина вышла на улицу, протянула Николаю топор:
– Вот, Коль, пойдет?
– Пойдет.
– Сам-то сможешь?
Есипов взглянул на Ольгу:
– Что?
– Ну, доски оторвать?
– Конечно. Ведь у меня же нога повреждена, а не руки.
– Ну, ладно.
– Как открою, верну.
И майор захромал к своему дому.
Дверь освободил быстро. Вошел в сени, из них в горницу. Внутри царствовал аромат плесени, пыли и еще чего-то слабого, но такого знакомого, что иначе, как запахом детства, назвать трудно. Из мебели почти ничего не осталось, только пустой шкаф без створок да перекосившийся стул без одной ножки. Кто-то основательно почистил избу. Но это даже хорошо. Все равно старый хлам пришлось бы выбрасывать. Николай прошел в спальню, в свою бывшую детскую. Удивительно, но здесь почти ничего не тронуто, на своем месте стояла старая кровать, даже с матрацем и рваным лоскутным одеялом, стол и две табуретки. В спальне покойных родителей – пустота, одни обшарпанные стены да скрипучие доски пола. Начинало темнеть. Есипов взглянул на часы. Без двадцати шесть! Скоро станет совсем темно, надо посмотреть, осталась ли в чулане «летучая мышь». Но в кладовке было пусто. Ладно! На сегодня обойдемся фонарем или лампу керосиновую у Володьки, как придет со службы, одолжим. Или свечи. Майор вышел во двор, обошел дом, пробираясь через бурьян, сбивая щиты с окон. Хорошо, стекла целы. А то ночью прохладно будет. Не май месяц на дворе. Хотя от прохлады и стекла не спасут. Придется печь растопить. Но это уже по обстановке, возможно, и обойдется без этого. Закончив работу, связанную с применением топора, пошел к двору Ольги. Постучал в дверь. Она вышла на крыльцо тут же:
– Все? А мы с сыном только сели уроки проверять.
– Его, кажется, Валерой зовут?
– Да. Помнишь?
– Помню. На поминках видел, но он тогда совсем маленьким был. Сколько ему сейчас?
– Десять. В четвертый класс пошел.
– Учится хорошо?
Женщина вздохнула:
– Как сказать? Не лучше, но и не хуже других. Средне. Но главное, душа у него светлая, к чужому горю и страданию не безразличная.
Николай улыбнулся:
– Это неудивительно. В тебя пошел.
Ольга поправила уложенные в пучок волосы, хотя никакой необходимости в этом не было.
Николай положил топор на скамейку:
– Спасибо, Оля. Рад был тебя встретить. Честное слово. Сколько лет прошло, а увидел и понял, что домой вернулся. В родные места, к родным людям. Иди, учи с сыном уроки, пойду и я.
– Как же ты один в брошенном, холодном доме будешь-то?
– Как-нибудь. Не к тебе же в гости напрашиваться?
Ольга покраснела, достала из кармана нового, что только сейчас заметил офицер, халата, очень удачно подчеркивающего ее красивую фигуру, платок, переложив из рук в руки:
– Ты знаешь, Коль…
Есипов не дал ей договорить:
– Все я знаю, Оля. Насчет гостя я пошутил. А насчет холодного дома? Мне не привыкать. Приходилось и на голой земле спать. А вам с Валерой спокойной ночи и красивых снов.
Он уже повернулся, чтобы уйти, как Ольга тихо спросила:
– Семью позже перевезешь сюда?
Николай взглянул в глаза женщины, спросив:
– Чью семью?
– Как чью? Свою!
Есипов печально улыбнулся:
– Я бы перевез, конечно, да вот только некого перевозить. Нет у меня, Оля, семьи. Нет и никогда не было. Не встретил такую, как ты. До свиданья.
– До свиданья!
Не успел Николай зайти в дом, как почувствовал чутьем разведчика – внутри кто-то есть! И этот кто-то, услышав шаги хозяина, затаился. Затаился где-то в горнице. Скорее всего, за дверью, больше негде. Кто этот неизвестный? Бездомный, облюбовавший пустую хату под временное пристанище? Нет, его майор определил бы сразу, как приехал. Тот обязательно где-нибудь, но оставил бы свой след. И тут он догадался. Этим неизвестным мог быть только Володя Соболев, сосед-участковый! Ну, конечно, вернулся со службы, увидел, что дом Есиповых вскрыт, и зашел проверить, кто это расхозяйничался в соседской избе?
Майор улыбнулся и позвал:
– Соболев! Выходи! Хреновый из тебя конспиратор, за версту ментом отдает!
В проеме показался друг детства:
– А ты, Колян, случаем, не в разведке служил? Смотри-ка, учуял, черт бродячий!
Друзья обнялись:
– Здорово, Колька!
– Здорово, Вова, здорово!
– Ты, никак, решил в отпуске к нам заглянуть?
– Да нет, но об этом потом. И что это мы в темноте-то торчим, пойдем на улицу, что ли? А то у меня при себе, кроме фонаря, никаких осветительных приборов нет в наличии!
Соболев возмутился:
– Ты что, Колян? Какая может быть улица? Ко мне пойдем! Я тебя засек, как со службы пришел. Подхожу к калитке, а из соседней хаты мужик выходит. Признаюсь, не узнал. А все из-за хромоты и трости! Ты че, раненый?
– Нет. Но и об этом потом. Продолжай!
– Ну, идем, идем!
Выйдя на улицу, Соболев продолжил:
– Да еще в руках топор! Заинтересовался. Пошел следом. И только тогда узнал, когда ты с Ольгой Шевцовой заговорил. Не скрою, обрадовался, но сдержался. Думаю, долго ты с ней базарить не будешь. Ну и решил в избе тебя дождаться. Сюрприз устроить. А ты вон как, сразу чужака вычислил!
Николай остановился:
– Погоди, Володь, погоди! Что ты зарядил, как из станкового пулемета? Спешишь куда?
– А куда мне спешить? Просто эмоции захлестывают. Сколько не виделись? А ведь кроме тебя, у меня друзей настоящих так больше и не появилось. Так, знакомые одни! Поэтому не перебивай, дай выговориться!
– Ну, ладно, выговаривайся!
Владимир посмотрел на Есипова:
– Да вроде и сказал все! Вот черт! Тебя в армии, что ли, научили людей с толку сбивать?
– Жизнь научила. И не сбивал я тебя.
– Да? Ну, Колян?!
Друзья подошли к крыльцу дома Соболева.
Владимир открыл дверь:
– Прошу, господин офицер!
– А ты что, один? А где твои?
Соболев махнул рукой:
– Да разбежались мы с Маринкой на время. Поругались, короче. Она с детьми к своим родичам слиняла. Ничего, денька два пройдет, остынет, вернется. Не в первый раз. Да ты проходи, проходи! Будь как дома!
- Предыдущая
- 12/66
- Следующая
