Принцип кентавра (СИ) - Соляная Ирина Владимировна - Страница 35

— Куда вы его поместите? — спросил Барбер.

— В свою психиатрическую клинику. Там его точно искать никто не будет. Положим в отдельную палату. У нас есть все необходимое. По минимуму, конечно, не так как в специализированных центрах….

Барбер и Зильберштейн помогли плохо соображающему Константу спуститься по лестнице и сесть в машину Зильберштейна. Барбер поехал следом за доктором, а Юю осталась с Трулте.

Спустя два часа Хью Барбер пил черный кофе в маленьком кабинете Губерта. «Отважный садовник» как окрестил нового пациента Зильберштейн, лежал в палате, переодетый в больничное. Его перебинтовали и подключилик системе искусственного питания. Опутанный трубками, Констант спал. В него вливались поочередно витаминизированная жидкость, антибиотики и анаболические стероиды.

Зильберштейн в халате сидел напротив Барбера, явно борясь со сном.

— Не работал по ночам со времен студенчества, — с извиняющей улыбкой доктор налил себе кофе.

— Уважаемый профессор, — начал Хью. — у меня очень мало времени. Я пока не знаю, что нам делать с Юю, но, возможно, ваша помощь еще понадобится. Давайте поговорим о деле

— Понимаю, — сказал Губерт. — я готов. После того, что сделал профессор Бреццель с моей карьерой — мне уже ничего не страшно. А вы адвокат?

Доктор почесал густую бороду.

— Я не адвокат, а детектив из частного детективного агентства «Барбер, Свенсон и сыновья», меня зовут Хью Барбер. — молодой детектив протянул удостоверение Губерту.

— Не слышал о таком агентстве, — улыбнулся доктор, — ну, да ладно. Начнем, а то утро близится.

Губерт мало что знал о о пожаре на вилле «Синий вереск» в 1972 году, лишь из интереса читал полицейские отчеты. Так что владел информацией, доступной всем и каждому. Но для Хью было важно и то, как эту информацию оценивает другой человек, ведь он смотрел через призму того, что узнал о проблемах Майеров. Густав Граббе доктор тоже быстро вспомнил. С ним он познакомился после пожара. Доктор рассказал, что Граббе работал в антверпенской полиции, был одним из лучших в отделе расследования убийств. Граббе был включен в группу по расследованию инцидента на вилле «Синий вереск», но потом его выкинули из группы после скандала с Лилиан Майер. Густав Граббе был не согласен с основной версией следствия, и полагал, что нужно провести ДНК-экспертизу трупа Якоба Майера. Лилиан Майер была против, так как труп был опознан близкими. Но Густав не остановился на достигнутом. Ему удалось незаконно получить частичку трупа Якоба Майера и срез ногтя девочки, которая находилась в ожоговой клинике. Анализ показал, что эти лица родственниками не являются. Назревал скандал. Густав пришел напрямую к шефу полиции и потребовал эксгумации трупа. Ему заткнули рот. Лилиан Майер сообщила, что раскрыта тайна усыновления Юджины, и она не потерпит ее разглашения. Всё представили так, что не Якоб Майер — разгаданная загадка, а Юджина. В общем, Лилиан Майер потребовала увольнения Густава Граббе. В результате Густава отправили на пенсию.

— Но после этого, когда Юджину официально признали виновной в смерти Якоба Майера, когда она уже находилась на лечении в клинике под присмотром профессора Бреццеля, Густав Граббе нашел меня, — усмехнулся Губерт, — мне удалось с ним поговорить. Бывший полицейский решил поквитаться за свое увольнение и начал собственное расследование гибели Якоба Майера. Не знаю, что он накопал в этом направлении, но он собирался со всеми материалами идти к Лилиан Майер. Я отсоветовал ему шантажировать семейку Майеров и предложил продать сведения в какую-либо газету. Придать всё огласке. Поскольку я тоже считал Юю Майер невиновной в убийстве отца, то согласился сделать заключение о ее вменяемости.

— И вы сделали такое заключение? — от волнения Хью приподнялся.

— Да, сделал, но Густав Граббе меня обманул. Он не отнес свои данные в газету, а отдал их Лилиан Майер. В итоге, он получил свои деньги, а меня выкинули из клиники.

— Где же теперь этот шантажист? — спросил Хью.

— Этого я не знаю, но видел его случайно во время летнего отпуска в Брюсселе. Вроде бы он там обосновался и даже преподает в полицейской академии.

Хью Барбер подошёл к окну. Он думал о своем отце, который был приятелем Густава Граббе. Как причудливо сплетаются линии судеб! Густав, явно склонный к авантюрам, жил и здравствовал, а Барбер всегда был законопослушным и даже немного нудным. Но он заслонил собой друга в перестрелке. И теперь тот самый его друг — Свен Свенсон, работает главой детективного агентства. Так ли хорошо быть законопослушным? Интересно, что мог сам шеф Свенсон рассказать о коллеге? Стоило ли об этом поговорить? Не во всем и не всегда Барбер доверял шефу.

В какой же переплёт он попал, как же увяз в этом непростом деле. И если бы не личный мотив, он как и Свенсон, отошел бы в сторону от чокнутых миллионеров, жадных старух и психиатрических больных.

Губерт воспользовался паузой в разговоре и вышел в палату к Смолланду. Хью потирал покрасневшие глаза. Ночь была на исходе, а никаких серьезных решений принято не было, Юю всё еще находилась в опасности. Хью опустился в кресло и на несколько минут задремал. Усталость брала верх, и он даже не встрепенулся, как Губерт вернулся с горячим кофейником. Губерт деликатно покашлял и Хью приподнял сонные веки.

— Перейдем к теме лечения Юджины Майер, — сказал он сипловатым с дремоты голосом.

— С малышкой я познакомился в клинике профессора Бреццеля. Я работал его ассистентом. Это произошло в 1973 году. К тому времени Бреццель уже устал бороться с этой девочкой. Именно с девочкой, а не с болезнью ребенка. Как настоящий специалист своего дела, Бреццель не мог не понимать, что перед ним совершенно здоровый ребенок. Несмотря на то, что Бреццелю довольно много заплатили за его молчание и липовое заключение о болезни Юю Майер, у него не поднималась рука «глушить» сознание ребенка сильнодействующими препаратами. Он находился в чрезвычайно сложном положении. С одной стороны был здоровый ребенок, а с другой стороны — заключение, в котором Юджина была представлена как невменяемая. И в любой момент по прихоти Лилиан Майер все могло измениться. Написав недостоверное заключение, Бреццель стал его заложником. Меня, разумеется, в тонкости этого дела он не посвящал. Но все было видно невооруженным взглядом. Юджина ненавидела Бреццеля и устраивала ему скандалы и истерики, отказывалась есть, швырялась вещами, пыталась укусить его, поцарапать. Держать ее в клинике без того, чтобы не задавить препаратами было невозможно, но и пойти на такой грех Бреццель не мог. Поэтому он поручил дело мне, вкратце сообщив, что если я найду подход к ребенку, он чуть ли не озолотит меня.

— И вы нашли к ней подход?

— Как видите, — усмехнулся доктор. — Я начистоту поговорил с Юджиной. Сказал, что мы будем играть с ней в игру, и если она все будет делать правильно, то скоро выйдет из клиники. Девочка мне поверила, потому что я поверил ей. Я действительно поверил, что она не убивала своего отца, и что ее отец действительно жив.

— Вы видели когда-либо Якоба Майера?

— Нет, я не встречался с ним, но я встречался с Борисом Казариным. Этот человек в итоге согласился на то, чтобы Юджина переехала жить к нему. Всё было сделано тайно и с согласия Лилиан Майер. Они заключили какую-то сделку, суть которой я не знаю. Профессора Бреццеля, насколько я понимаю, в хитрый план не посвятили. Мне без труда удалось украсть документы из архива клиники на Симону Этель, которая была нашей пациенткой. Под этими документами Юджину вывезли из страны. Паспорт был подлинный, риска никакого.

— Что именно вы предложили сделать с Юю в клинике?

— Я разработал ее план лечения и ежедневно заполнял его, показывая улучшения состояния больной. Юджина перестала встречаться с Бреццелем. Через год мы составили с профессором коллективное заключение о возможности ее выписки из стационара. Ребенок вернулась на виллу с тем, чтобы наблюдаться у меня. Дважды в неделю она посещала мои консультации. Лилиан Майер была в курсе этого плана лишь в общих чертах. Она не интересовалась судьбой девочки.