Иван Змеевич и Краса Ненаглядная (СИ) - Соляная Ирина Владимировна - Страница 7

— Меч мне без надобности, клинок поясной имею. А коня я в кости проиграл.

Рассмеялся князь Дмитрий, приговаривая, что если голова на месте, то и конь найдётся, а сам всё искоса поглядывал на братца, да бороду поглаживал.

В баню пошли париться вместе.

— Во, братец, родинка на плече у тебя, прямо как у меня, — восхитился князь Дмитрий, — родовая отметина. Я-то сразу сродство с тобой почуял, хоть и впервые увидел.

— Чудно это всё, братец, — согласился Ваня, осторожно беря берёзовый веник в руки и с озорным видом подходя к старшему, — но, видно, времена нынче такие, что сказка с былью мешается. Вон и дядька Ерошка не верил своим глазам. Вчера я на деревянной лошадке скакал, а сегодня утром в седло сажусь.

— Я тоже быстро рос, — успокоил его Дмитрий, — отец всё дивился, как мне науки легко даются. А мне плотничать хотелось, а не за книгами учёными сидеть. Но вот мечта моя сбылась: княжий двор по моему рисунку построен, и многие посадские дома.

— Женат ли, детушки есть?

— Рано мне жениться, только тридцать годков стукнуло, не родилась, видно, моя лягушка-царевна на болоте.

Оба брата рассмеялись, и уж так начали зверски париться, что едва друг друга вениками не ухайдакали. А вечером, сидя за широким столом по правую руку от князя Дмитрия, ловил Ваня на себе любопытные взгляды дружинников. Но князь часто клал свою руку на плечо брата, подчёркивая высокий статус гостя, да и кафтан с княжьего плеча был новейший, богато расшитый, ничем не уступавший украденному. Вопросов лишних никто не задавал, и потому Ване вскоре надоело присматриваться да прислушиваться, после чарки зелена вина, первой в его жизни, захмелел он и стал на девиц посматривать, что приносили и уносили братины, плошки и миски. Князь заметил, усмехнулся в усы и шепнул брату на ухо: «Ежели понравилась какая ягодка, только скажи», но Ваня лишь улыбался и головой мотал, а когда пришло время в опочивальню идти, встрепенулся и сказал:

— Девчонка со мной была, Крася-коробейница. Это она тебе рассказала о моей оплошности?

— Она, — усмехнулся брат и ласково потрепал ванин чуб, — что, запала тебе бродяжка в душу?

— Запала. Вели её разыскать, отблагодарить хочу.

Стоит в чаще лесной под ракитовым кустом колыбелька деревянная. Приходит к ней каждую ночь Серый Волк, качает лапой. Только никто не гукает, ни агукает в ней. Хоть колоду бессловесную клади. Но разве можно колоду любить и служить ей? Ведь никто родного сыночка или доченьку в лес отпустит, зверям на съедение, разбойникам на поругание. Видно стоять колыбельке пустой, а ему, Серому Волку, снова к Волчьему Пастырю возвращаться, с повинной идти.

Долго ли, коротко ли, а Ваня загостился у брата, и не хотел князь его отпускать. Крася не сыскалась, сколь не рыскали стрельцы на ярмарке. Юный царевич всё пытался начать разговор о предстоящем пути витязя. Но никак не получалось. То брат отшучивается, то на другую тему разговор переводит.

— Братец мой любезный, — сказал князь Дмитрий как-то поутру, — а бывал ли ты когда-нибудь на княжьей охоте?

— Я и на царской не бывал, — смущённо ответил Ваня.

— Битва с врагом от тебя никуда не денется, — похлопал Дмитрий по плечу юношу, — понимаю тебя, торопишься ты. Да только жизнь чувствовать надо, она так быстротечна. Охота — занятие мужское.

— Вроде бы я Змея Огненного не стрелой в глаз поразить должен.

— Не спорь со старшими, тем более, что стрелять тебе не придется, — улыбнулся князь Дмитрий, а завтра с утра всё и узнаешь. Сегодня с сокольником поговори, сокола и коня себе выбери. Брат ты мне или гость заезжий?

Ваня смутился и пожал плечами. Соколиная охота предстоит… Отчего бы и не попробовать мужского занятия? Правда, на душе кошки скребутся: надо в дорогу собираться, искать речку Смородину или Калину, что в Окиян-море впадает, а он тут прохлаждается. Да еще и Крася из головы не выходит. Днём, конечно, в суете да молодецких забавах — из лука пострелять, коня объездить, на кулаках подраться с дружинником, некогда о девчонках думать, но как наступает вечер — приходит кручина. А ночью снится ему Крася-коробейница, но не в ситцевом сарафане и лаптях, а в парчовой душегрее и кокошнике. Почему так снится? Может, потому что царевичевы невесты носят такие наряды? Эх, Крася-Крася, никогда батюшка с матушкой не позволят царевичу с простолюдинкой связаться. Не такие нынче времена.

— О чем задумался, Ванюша, — ласково спросил Дмитрий, — или о ком?

— А скажи мне, отчего ты не женишься? — внезапно спросил Ваня и покраснел.

— Ах ты, хитрец!

Дмитрий засмеялся и сказал что-то о том, что любая из девушек и вдовиц и так с ним запросто возлечь может, так для чего обременять себя обязательствами? Семейная жизнь — штука сложная. Ежели на престол ему удастся в молодых летах сесть, тогда он и подумает о женитьбе. Да на той девице, что поможет союз с соседними государствами упрочить.

— Знаешь, какие за морем красавицы? Настоящие павы. Не то, что наши курицы.

Ваня покраснел, но Дмитрий хлопнул его по плечу:

— Часто краснеешь, будто девица на выданье? Характер надо богатырский иметь, и краснеть только от чарки вина.

Ваня счастливо кивнул. Но выходя из горницы, подумал: вот его старший брат хочет побыстрее занять престол, но как быть с отцом? Неужели можно ждать его смерти и планы строить. Нет, не понять Ване этого. Сам он идёт дорогами тайными, чтобы найти логово врага и добыть яблоки молодильные. Чтобы отец и матушка исцелились, чтобы дольше в столице царствовали. Понимает ли это Дмитрий?

В думках таких пришёл царевич на дальний двор.

Сокольник оказался ещё не старым, крепким и жилистым хазарином. Черноволосый и темнолицый, точно прокопчённый летним солнцем, он был смешливым и юрким, сам походил на кречета. Длинный кафтан, подпоясанный богато украшенным поясом с серебряными и позолоченными бляшками, кожаная шапочка, отороченная мехом, говорили о том, что живётся сокольнику не худо, и у князя Дмитрия он любимчик.

— Ай, солнцеликий, проходи, — радостно заклекотал сокольник, низко кланяясь, расставляя руки, — посмотри на моё потешное поместье.

Потешным поместьем он называл территорию возле княжеской усадьбы, огороженную и чисто убранную. На ней размещалась голубятня, домик сокольника и соколятник. Ваня удивленно покачивал головой.

— Вот воркуют сизари. И не подозревают, что кормлю я их кашей из полбы для того, чтобы мои соколики и кречеты разорвали их. Вот так и человек воркует, воркует, пока не становится добычей смерти. На ратном поле, на лихой дороге или даже в своих покоях.

— Да вы любитель рассуждать о мудрости, — заметил царевич.

— Ай, солнцеликий. Я один тут, птицы бессловесные — мой кагал. Говорю редко, а мыслю метко.

— Покажи мне своих охотников, — попросил Ваня, не желая вступать в длинные скучные рассуждения.

Сокольник смерил его хитрым и критическим взглядом и сказал:

— Не обижайся, царевич, но для первого раза тебе перепелятника дам. Птица крупная, сильная. Приёмистая. Сама всё сделает. С кречетом тебе охотится рано, да и не послушается он тебя.

С такими словами хазарин прикрыл дверцу голубятни, смахнул с плеча Вани мелкие упавшие перышки и махнул рукавицей в сторону соколятника. Самка перепелятника сидела, нахохлившись, на ветке сучковатой дикой груши. Глаза её были закрыты, но царевичу казалось, и не без оснований, что птица наблюдает за ними. Серая с пестринами по охристому низу, она почти не выделялась на фоне веток и ствола.

— Её зовут Капля, — шепнул сокольник, — ай, дочь шайтана, как смотрит на нас.

— А будет она меня слушаться? — недоверчиво спросил Ваня.

— В соколиной охоте человек птицу слушается.

Спит царевич в терему у брата, а Огненный Змей не дремлет. Открывает золотую клетку с серебряным замочком, ключик на груди хранит. Протягивает руку, и ему на запястье спархивает Жар-птица.