Снегурочка для детей министра (СИ) - Лартер Элли - Страница 12

Дети засыпают еще по дороге, уставшие после всех волнительных событий прошедшего вечера, так что когда мы добираемся до подземного паркинга на участке Матвея Тихоновича, заботливому отцу приходится поочередно переносить в детские спальни сначала Варю, а потом Богдана. Я помогаю как могу в этом непростом деле: раздеваю малышей, укладываю в постели, приглушаю свет и осторожно прикрываю за собой двери.

Матвей Тихонович сокрушается:

– Поужинать не успели, – а я улыбаюсь:

– Я уверена, что они еще проснутся.

Мужчина качает головой:

– Богдан – может быть, а вот Варя сто процентов проспит до утра.

– Значит, потом плотно позавтракает.

– Это да... Ладно, Эльвира, идемте в столовую, – кивает он, и я послушно следую за ним, хотя мне, честно говоря, становится немного неуютно: дети спят, няни нет, а значит – мы с Матвеем Тихоновичем наедине.

Такого я совсем не планировала. В какой-то момент я даже порываюсь уйти, вызвав такси, но потом передумываю: в конце концов, после всего пережитого, после пропущенного второго отделения любимого балета, оставленной в театре обиженной мамы и пролитого на платье кофе я заслуживаю узнать, какого черта здесь происходит!

Вот только Матвей Тихонович не торопится раскрывать карты. Заметив мой перепачканный подол, он хмурится:

– Вам обязательно нужно застирать пятно.

– Что? – я смущаюсь и краснею. – Это ерунда... Приеду домой – закину в стиральную машину, вот и все. Мне ведь все равно не во что переодеться.

– Возьмите что-нибудь из одежды моей... – словно поперхнувшись, он замолкает. Ну вот, опять загадки! Я приподнимаю бровь:

– Простите?!

– Моей бывшей жены.

– Карины?! – хмыкаю я.

– О, нет, – мужчина качает головой. – Карина никогда не была моей женой... Подождите, я принесу.

Возразить я не успеваю, и через несколько минут Матвей Тихонович действительно приносит мне какое-то красивое домашнее платье.

– Не стоило... – начинаю я.

– Берите, – настаивает мужчина. – Оно совершенно новое. Она не успела его поносить. В ванной комнате на нижней полке есть пятновыводитель. Застирайте след от пролитого кофе как можно скорее – потом будет поздно...

Эх, Матвей Тихонович, знали бы вы, как мне плевать на это платье, будь оно с пятнами или без! Я ведь и надевать его больше не собираюсь!

Мне бы то, другое, розовое...

Но делать нечего. Немного поморщившись, я говорю послушно:

– Спасибо, – и иду в ванную комнату, чтобы там переодеться, а свое платье действительно застирать и оставить на краю ванны.

Когда я возвращаюсь в столовую, Матвей Тихонович осматривает меня с головы до ног каким-то странным, полным тоски взглядом, и говорит:

– Вы чудесно выглядите.

– Спасибо, – киваю я, снова смущаясь и краснея. – Но я здесь ненадолго. Матвей Тихонович, вы обещали рассказать...

– Да-да, точно, конечно! – встрепенувшись, соглашается мужчина. – Итак... моя жена умерла четыре года назад.

Четыре года?! В моей голове сразу мелькает догадка: Варваре как раз четыре года, так неужели супруга Матвея Тихоновича скончалась во время родов?! Это бы легко объяснило тот факт, что Богдан помнит некую призрачную маму, ее образ, и не верит, что ее может вернуть Дед Мороз, ну а Варя ничего не помнит и потому так наивно надеется на чудо...

– Мне так жаль, – говорю я моментально охрипшим голосом.

– Это жизнь, – хмыкает мужчина. – Она серьезно и долго болела. У нее был рак матки.

Так, погодите. Что-то определенно не сходится. Ведь если у нее был рак матки, как она вообще могла родить детей?! А что, если... Частички пазла вдруг складываются в моей голове, я практически догадываюсь, но ничего не успеваю сказать или спросить, потому что в этот момент за моей спиной раздается растерянный детский голос:

– Мамочка?! – и я оборачиваюсь, видя сонного Богдана и сразу понимая, что он принял меня за свою маму, потому что на мне – ее платье.

– Малыш... – я поворачиваюсь к Богдану лицом и понимаю, что растеряна еще сильнее, чем ребенок. Матвей Тихонович, конечно, очень зря предложил мне надеть платье своей умершей жены, но откуда он мог знать, что сынишка проснется так скоро и увидит в нем меня...

– Ты... вы... – Богдан теряется и не знает, как правильно обратиться, потому что не понимает, кто перед ним: лицо – Снегурочки, одежда – мамы, но определенно, я – не та и не другая. Пока мы с Матвеем Тихоновичем молчим, пытаясь подобрать правильные слова, мальчик сам догадывается: – Так значит, вы – не настоящая Снегурочка?! Вы – просто актриса?!

Еще при первом знакомстве я заметила, что мальчик не по годам развит, а теперь убеждаюсь в этом окончательно: сейчас он не только быстро понял, что я не Снегурочка, но и верно предположил, кто я на самом деле.

Вот только как правильно ответить шестилетнему ребенку, чтобы не убить в нем окончательно веру в чудо?!

В конце концов, вспомнив два семестра детской психологии в университете, я подхожу к нему ближе, присаживаюсь на корточки и говорю, стараясь быть максимально честной, но при этом не расстроить малыша:

– Я – помощница Снегурочки, а мое настоящее имя – Эльвира. Ты уже довольно взрослый мальчик, Богдан, и знаешь, как много деток по всему миру празднует сейчас новый год. Понимаешь, что один Дед Мороз и одна Снегурочка ни за что не справились бы с таким объемом работы. Представляешь, сколько стран и городов нужно объехать, сколько подарков подарить, сколько огней зажечь на елках и сколько стихов выслушать?!

Богдан в ответ молча кивает, а я беру его ладони в свои и продолжаю:

– Именно поэтому во всем мире принято, что у новогодней сказки должны быть помощники: Деды Морозы и Снегурочки, которые поздравляют деток и дарят подарки, а в свободное время живут обычной жизнью.

– Я понимаю, – говорит мальчик, и это хорошо, вроде бы...

Вот только я сама не очень понимаю, расстроен он или нет. На маленьком сонном лице – никаких ярких эмоций, только легкая растерянность. Пока я думаю, что можно добавить к своим словам, а Матвей Тихонович просто наблюдает за нами, доверившись моему опыту общения с детьми, Богдан задает еще один вопрос, который ставит меня в неудобное положение:

– Но зачем ты надела платье моей мамы?!

– Это я дал Эльвире платье твоей мамы, – наконец вмешивается Матвей Тихонович, и я рада этому. – Когда вас с сестренкой забрала из театра та... та женщина, – я замечаю, что он не называет имени Карины при сыне. – Эльвира оказалась рядом как по волшебству.

– Правда? – ребенок выдыхает, переводя взгляд на отца.

– Да, малыш. Она очень испугалась за вас, как и я, мы случайно столкнулись, и она пролила на нас стаканчики с кофе. Потом мы приехали домой, вы с Варей заснули, а я переоделся и предложил Эльвире тоже переодеться. Не ходить же ей в грязном мокром платье, верно?

– Верно, – мальчик кивает.

– Ну вот. Но платья Вари ей были бы очень малы, а платья вашей няни Маши – слишком велики. Я нашел в шкафу платье твоей мамы и решил, что можно дать его на время нашей гостье. Ты не против?

– Нет, я не против, пусть носит, – говорит Богдан, и мы с Матвеем Тихоновичем вместе шумно выдыхаем с облегчением.

– Большое спасибо, малыш, – улыбаюсь я и глажу его по голове.

– Ты встал в туалет или хочешь кушать? – спрашивает у сына отец.

– Не знаю, – мальчик пожимает плечами. – Я проснулся, услышав ваши голоса, наверное, а теперь обратно в кровать.

– Ты уверен, милый? – уточняю я заботливо, понимая, что для Богдана это может быть важно: высказать сейчас кому-то свои чувства и эмоции. – Ты был очень грустным сегодня вечером. Не хочешь об этом поговорить?

– Просто... я знаю эту тетю, – говорит Богдан, имея в виду Карину. – Она приходила к нам раньше, еще когда мама была здесь. Своим появлением она напомнила мне, что Дед Мороз никогда не подарит нам маму – я точно знаю. Варя еще маленькая – она верит, что это возможно. Но если мама исчезла – никто ее не сможет вернуть, даже самый сильный волшебник.