Снегурочка для детей министра (СИ) - Лартер Элли - Страница 36

Про провокацию со стороны Карины я забываю – и это хорошо, ведь мне нужно звучать твердо и уверенно.

Мне кажется, я выступаю достойно.

Но вот наступает время вопросов от адвоката Карины – и тогда я невольно напрягаюсь, понимая, что сейчас нужно держать ухо востро, иначе может произойти очередная провокация.

– Эльвира Дарьяновна, скажите, пожалуйста, правда ли, что вы получили роль в сериале Карамелевой Антонины Сергеевны?!

– Правда, но я не понимаю, как это относится к делу.

– Скоро поймете, – обещает адвокат Карины с противной ухмылкой и задает новый вопрос: – А правда ли, что Матвей Тихонович буквально спас вас от смерти, выдав за свою родственницу, поместив в правительственную больницу и платя за ваше лечение несколько недель?!

– П-правда, – киваю я. – Но я ведь и так рассказывала об этом... Зачем повторяться, к чему эти вопросы?!

– Последний вопрос, если позволите.

– Конечно.

– Правда ли, что сейчас вы работаете в доме Матвея Тихоновича, занимаясь с его сыном театральным искусством?

– Правда.

– Итак, – адвокат подводит итог, обращаясь уже не ко мне, а к судье. – Получается, что Матвей Тихонович спас Эльвиру Дарьяновну от верной смерти, затем познакомил со своей подругой, влиятельным продюсером из киноиндустрии, которая дала ей, скорой выпускнице театрального вуза, хорошую роль в сериале без всяких проб, да еще и устроил ее на работу к себе домой... Можем ли мы считать показания Эльвиры Дарьяновны непредвзятыми, честными, искренними?! Или она заинтересована в том, чтобы выступить в защиту Матвея Тихоновича и остаться под его покровительством?! Я уж молчу о любовной связи между ними...

Я чувствую, как сердце в груди останавливается на мгновение. Оглядываюсь на Матвея и нашего адвоката с умоляющим взглядом: помогите... Но это бесполезно: слово сейчас держит адвокат Карины, он же – послушный пес Анатолия, готовый на что угодно ради денег...

В зале суда повисает короткое, но чертовски напряженное молчание, а потом судья наконец спрашивает, обращаясь ко мне:

– Это правда, Эльвира Дарьяновна?! Вы состоите в любовной связи с Матвеем Тихоновичем и пользуетесь его покровительством?!

– Если она будет отрицать – у нас есть доказательства, – говорит адвокат Карины, а я дрожу и не знаю, что ответить...

– Эльвира Дарьяновна?! – настаивает судья.

Я понимаю, что мое молчание делает только хуже – а потому начинаю говорить, старательно подбирая слова, чтобы не сделать хуже:

– Ваша честь, во-первых, каждое сказанное мною слово – чистая правда. Матвей Тихонович – не просто любящий отец для своих детей, он также очень умный, порядочный, внимательный, заботливый и добрый человек. Как вы думаете, мог ли такой человек оставить в беде умирающую девушку, когда к нему обратилась за помощью ее перепуганная и несчастная сестра?! Конечно, нет. Мог ли он отказать своему обожаемому сыну, который мечтал заниматься театральным искусством, когда у него была рядом знакомая профессиональная актриса?! Конечно, нет. Что касается моих съемок в сериале, то я познакомилась с Антониной Сергеевной Карамелевой минуя Матвея Тихоновича, совершенно самостоятельно. Кроме того, не совсем верно будет сказать, что я получила роль без проб. Ни в каких официальных кастингах я действительно не участвовала, но Антонина Сергеевна была в моем университете, видела, как я работаю, а также беседовала с моими преподавателями. Кроме того, я проводила утренник для ее собственных детей. Она взяла меня на роль, прекрасно зная мои актерские данные и типаж.

– Ясно, – кивая, останавливает меня судья. – А что касается романтических отношений, это правда?!

– Пожалуйста, поднимите старые документы, записи допросов: я выступала в защиту Матвея Тихоновича и обвиняла Карину Юрьевну задолго до того, как мы начали встречаться... Я лично была свидетелем того, как эта женщина похитила детей прямо из-под носа отца и няни...

– Достаточно, Эльвира Дарьяновна. Спасибо. Речь была пламенной, конечно, но я объявляю перерыв и удаляюсь в комнату переговоров для вынесения решения по поводу лишения Карины Юрьевны родительских прав. Не расходитесь, мы возобновим заседание через полчаса.

Она с прокурором и секретарем уходит – а я возвращаюсь к Матвею и нашему адвокату, чувствуя себя ужасно:

– Я все испортила, да?!

– Будем надеяться, что нет, вы держались отлично, – отвечает адвокат, а Матвей берет меня ласково за руку и успокаивает:

– Ты сделала все, что могла, любимая. Речь и вправду была очень пламенной, искренней и живой! Я горжусь тобой!

– Спасибо, – я киваю и чувствую, как подступают слезы.

Когда через полчаса судья наконец возвращается, чтобы объявить решение, мы все уже дрожим от нетерпения. Ожидание – страшная штука, которая способна вывернуть души наизнанку. Я чувствую, как меня откровенно потряхивает, да и Матвей тоже выглядит не лучше.

– Итак... – начинает судья, утыкаясь чуть прищуренным взглядом в бумажку и зачитывая какие-то важные бюрократические детали, суть которых я с трудом понимаю. Это длится минуты две, на протяжении которых я просто умираю от нетерпения. Но заканчивается ее монотонная речь словами, которых мы все так сильно ждали и надеялись: – Таким образом, принимая во внимание те факты, что обвиняемая выкрала детей первого января, не проявляла к ним подлинного интереса, а также не является их биологической матерью, принято решение о лишении Макаровой Карины Юрьевны родительских прав в отношении Опаловой Варвары Матвеевны.

Я с облегчением выдыхаю, и мы с Матвеем обнимаемся – прямо так, в зале суда, потому что иначе не можем.

Карина возмущается:

– Что значит, не проявляла подлинного интереса?!

– Это значит, что вы пытались подкупить Варвару игрушками и сладостями, которые ей в большом количестве нельзя, кстати, а в остальном совершенно не интересовались ее жизнью, здоровьем, потребностями, – поясняет судья. – Детали вам расскажет ваш адвокат. Разумеется, вы можете подать апелляцию и обжаловать решение суда в общем порядке, Карина Юрьевна, – с этими словами она встает со своего места и удаляется.

Карина продолжает возмущаться, а мы с Матвеем беремся за руки и выходим из зала суда, чувствуя себя сегодня победителями.

Вот только сегодняшний бой выигран – а главная битва еще впереди.

На следующий день Матвею звонят из органов опеки, чтобы сообщить:

– Ваша дочь, Опалова Варвара Матвеевна, завтра ранним утром уезжает из Москвы вместе с сотрудником службы опеки.

– В смысле уезжает?! – шокированно переспрашивает Матвей. – Куда?!

– В детских домах столицы не хватает мест, так что ее переводят в детский дом города Смоленска.

– Какой еще Смоленск?! – кричит в трубку Матвей, пока я стою рядом, совершенно растерянная, держу его за руку и понимаю, что это очередная подстава от Анатолия. У него не получилось отдать Варю в лапы Карине – и потому он просто решил увезти ребенка подальше от отца...

Матвея просто колотит от гнева и безысходности. Я вижу, как до дрожи сжимаются его онемевшие кулаки. Он ничего не может сделать в сложившейся ситуации: решение принято – Варвару отправляют в другой город и в другой детский дом. Смоленск не очень далеко, конечно, – всего около пяти часов от Москвы, что на автомобиле, что на поезде, – но нам от этого не легче: ее забирают – а это значит, вернуть ее будет еще сложнее, чем прежде.

Прежде чем повесить трубку, сотрудник органов опеки говорит:

– Сегодня можете приехать попрощаться, – и это звучит так, словно ее увозят навсегда, словно малышка больше никогда не увидится с отцом...

Это ужасно. Страшно. Жутко.

И я пока не знаю, как помочь.

Когда телефонный разговор заканчивается, я осторожно беру Матвея за руку: