Коробка в форме сердца - Кинг Джозеф Хиллстром "Хилл Джо" - Страница 34
- Предыдущая
- 34/70
- Следующая
– Почему у вас не было детей? – спросила Джорджия.
– Я боялся, что во мне слишком много от моего отца.
– Мне кажется, ты совсем не похож на него, – горячо возразила она.
Джуд обдумал это, разглядывая вилку с куском курятины.
– Нет. Характеры у нас одинаковые.
– А меня больше всего пугает то, что дети однажды должны узнать обо мне правду. Дети всегда узнают правду о родителях. Я про своих все знала.
– И что же такого узнают о тебе твои дети?
– Что я бросила школу. Что в тринадцать лет я позволила мужчине сделать из себя проститутку. Что хорошо я умею делать только одно дело – раздеваться перед толпой пьяниц. Я пыталась покончить с собой. Меня три раза арестовывали. Я воровала деньги у родной бабки, чем доводила ее до слез. Я два года не чистила зубы. Вот. И я наверняка еще что-то забыла.
– Знаешь, что подумает твой ребенок, когда узнает?! «Что бы со мной ни случилось, я обо всем могу рассказать матери, потому что с ней это уже было. И как бы дерьмово мне ни пришлось, я выживу, потому что мама справлялась с дерьмом и похуже».
Джорджия подняла голову и снова просияла улыбкой.
Ее глаза блестели радостно и задорно. О таких ее глазах Джуд и говорил несколько минут назад.
– Знаешь, Джуд, – произнесла Джорджия, потянувшись к своей чашке перевязанной рукой. У нее за спиной остановилась официантка с кофейником, чтобы подлить еще кофе. Но она не следила за тем, что делает, проверяя что-то в блокноте заказов. Джуд видел, что может вот-вот произойти, но не успел вовремя предупредить Джорджию, которая продолжала: – Иногда ты ведешь себя как очень порядочный человек, и я даже забываю о том, какая ты зад…
Официантка наклонила кофейник как раз в тот миг, когда Джорджия передвинула чашку и кипящий кофе полился прямо на бинты. Джорджия взвыла и отдернула руку, прижала ее к груди. Гримаса боли исказила лицо девушки. В глазах на мгновение появился стеклянный блеск – пустое тусклое сияние, обычно предваряющее обморок. Но уже в следующий миг Джорджия подскочила, сжимая здоровой рукой больную обожженную ладонь.
– Ты не видишь, что делаешь, сука безмозглая? – заорала она на официантку. В голосе ее вновь зазвучал густой южный акцент.
– Джорджия, – пробормотал Джуд, приподнимаясь.
Она скривилась и махнула, чтобы он сел на место. Потом двинулась в сторону туалета и намеренно толкнула плечом официантку.
Джуд отодвинул свою тарелку в сторону.
– Ладно, принесите нам счет.
– Извините, – буркнула официантка.
– Что ж, бывает.
– Извините, – повторила официантка. – Но она тоже не должна так кричать на меня.
– Она получила ожог. Я удивлен, что она не сказала ничего похуже. – Официантка поджала губы:
– Тоже мне, парочка. Я сразу поняла, что вы за публика. Но все равно обслужила вас вежливо, как всех.
– Да? И что же мы за публика такая?
– Оба хороши. Ты – вылитый торговец наркотиками. – Джуда это насмешило.
– А на девицу достаточно посмотреть – сразу ясно, кто такая. Как ты ей платишь, за час или за ночь?
Смех застрял у Джуда в горле.
– Неси счет, – сказал он. – И чтобы я твою жирную задницу больше не видел.
Она смерила Джуда злобным взглядом, скривила губы, будто собиралась плюнуть в него, потом молча развернулась и ушла. Люди за другими столиками прекратили разговоры и с раскрытыми ртами следили за происходящим. Джуд зыркнул в одну сторону, потом в другую, задерживаясь на лицах тех, кто посмел не отвести глаз, и посетители один за другим вернулись к своим тарелкам. Джуд не боялся смотреть людям в глаза. За многие годы он перевидал столько публики, что без труда выигрывал игру в «гляделки».
Теперь на Джуда смотрели лишь старик, сошедший с «Американской готики», и его толстая жена, которая по выходным могла бы подрабатывать в цирке уродов. Женщина хотя бы пыталась скрыть свое любопытство и поглядывала на Джуда искоса, притворяясь, что читает газету. Старик же откровенно пялился блеклыми глазами цвета спитого чая. Вид у него был осуждающий и в то же время довольный. Одной рукой он прижимал к горлу свой приборчик. Машинка тихо гудела. Старик как будто намеревался что-то сказать, но молчал.
– Чего надо? – спросил Джуд, когда понял, что грозный взгляд не смутит старика и не заставит заняться собственными делами.
Старик поднял брови, потом покачал головой из стороны в сторону: нет, ничего не надо. Забавно фыркнув, он, все-таки отвел глаза. Свой громкоговоритель он положил рядом с солонкой. Джуд уже отворачивался, но его внимание привлек внезапно оживший приборчик. Машинка завибрировала, и раздался громкий безжизненный голос:
– ТЫ УМРЕШЬ.
Старик замер в своей инвалидной коляске. Он, не веря ушам, непонимающе уставился на прибор. Его толстая жена выглянула из-за газеты и глянула туда же. На ее круглом и гладком лице отразилось слабое удивление.
– Я МЕРТВ, – гудел прибор, подпрыгивая на столешнице, как дешевая заводная игрушка. Старик неловко схватил приборчик, но и из-под дрожащих пальцев неслась электрическая речь: – ТЫ УМРЕШЬ. МЫ ВМЕСТЕ УПАДЕМ В ПРОПАСТЬ СМЕРТИ.
– Чего это он? – спросила толстуха. – Опять ловит какое-то радио?
Старик качнул головой: не знаю. Его взгляд переместился с громкоговорителя, лежавшего в его ладони, на Джуда. Линзы очков комично увеличивали удивленные глаза. Старик вытянул руку вперед, будто предлагая прибор Джуду. Маленький механизм не унимался:
– ТЫ УБЬЕШЬ ЕЕ УБЬЕШЬ СЕБЯ УБЬЕШЬ СОБАК СОБАКИ НЕ СПАСУТ ТЕБЯ МЫ ПОЕДЕМ ВМЕСТЕ СЛУШАЙ СЛУШАЙ МОЙ ГОЛОС МЫ ПОМЧИМСЯ В НОЧИ ТЫ НЕ ВЛАДЕЕШЬ МНОЙ Я ВЛАДЕЮ ТОБОЙ. ТЕПЕРЬ Я ВЛАДЕЮ ТОБОЙ.
– Питер, – булькнула толстуха. Она говорила шепотом, но голос ее сорвался, и, когда она сумела выдохнуть, воздух вырвался из ее горла с шипением и свистом. – Выключи его.
Питер же сидел неподвижно и протягивал прибор Джуду, словно передавал телефонную трубку.
Все взоры снова обратились на Джуда. Комнату из конца в конец пересекали волны обеспокоенного шепота. Кое-кто из посетителей даже поднялся с места, не желая пропустить ни единой детали. Джуд тоже встал, пронзенный краткой мыслью: «Джорджия». Он пошел через холл к туалету. Но вид, открывшийся из большого окна холла, заставил его позабыть обо всем. На парковке перед закусочной, почти у самых дверей, стоял пикап покойного Крэддока. Мотор работал на холостом ходу, фары на бампере включены. За рулем никого.
Опомнившись, Джуд растолкал сгрудившихся вокруг него зевак и бросился к туалетам. Найдя табличку с фигуркой женщины, он толкнул дверь.
У одной из двух раковин стояла Джорджия. Она не обернулась, когда дверь стукнула о стену. Девушка не отрываясь смотрела на свое отражение в зеркале, но ее глаза не были сфокусированы. Такие неподвижные серьезные глаза бывают у ребенка, засыпающего в кресле перед телевизором.
Джорджия отвела сжатую в кулак больную руку назад и резко ударила ею по зеркалу. Изо всех сил, как только могла. В месте соприкосновения с кулаком стекло разбилось вдребезги, во все стороны побежали зигзаги трещин. Мгновением позже серебряные кинжалы зеркала с музыкальным перезвоном осыпались на раковину.
В ярде от Джорджии, возле раскладного пеленального столика, стояла невысокая светловолосая женщина с малышом на руках. Она прижала младенца к груди и завопила:
– О боже! О боже!
Джорджия тем временем схватила восьмидюймовый серебристый осколок – сияющий полумесяц – поднесла его к горлу и закинула голову, чтобы вонзить самодельное оружие в плоть. Джуд в шоке замер у двери, но усилием воли выдернул себя из этого состояния. Он поймал Джорджию за запястье, вывернул его, заломил руку назад, так что девушка вскрикнула и выпустила осколок. Зеркальный нож упал на белый кафель и разбился с красивым мелодичным звуком.
Джуд развернул Джорджию к себе и вновь вывернул ей руку, причиняя боль. Она застонала и сжала веки, из-под которых текли слезы, но позволила ему вывести себя из туалетной комнаты. Он не осознавал, почему делает ей, больно, под воздействием паники или от гнева. То ли он сердился на нее – за то, что ушла одна, то ли на себя – за то, что отпустил ее.
- Предыдущая
- 34/70
- Следующая
